Елена Блонди - Карты и сновидения [СИ]

Подкормить бы, настоящей едой, была бы совсем неплоха, размышлял лениво, помахивая рукой, чтоб поворачивалась, показывая себя.

— Забирай. Скажи Гейдо, что я отдыхаю, и до утра пусть не беспокоит.

— Да, мой господин, мой сильный господин…

После паузы Вест открыл глаза.

— Ну?

Девочка переступила с ноги на ногу, руки ее затряслись, глаза наполнились слезами.

— Что еще?

— Немножко еды, мой господин…

Она опустила голову, оглаживая худыми пальцами прекрасную ткань. Закончила шепотом:

— Моя мать. И сестра. Маленькая совсем.

— Бери. Только быстро.

Он снова закрыл глаза, дожидаясь, пока она соберет со стола куски лепешек, фрукты и остатки жареного мяса. Терпел, стараясь не раздражаться. Вот уж верно, мы повелители собственных желаний, рассеянно размышлял, стараясь не думать пока что о главном. Мало мне было яростного стремления найти себе место вне Башни, где я стал бы главным. Так я пожелал мир, полный преданных мне людей. Вот они, мои люди, величающие меня господином таким и сяким. Любая из этих тощих самок с радостью уляжется в мою постель. Любой из моих парней-воинов умрет за меня. Каждый из дядьев покорно уйдет на охоту в отравленные болота, зная, что через пять или семь таких охот может стать стариком и умереть от слабости. И каждая мамка послушно рожает новых воинов, новых постельных девок, новых будущих дядьев… Вот только надо было еще просить для них сытости, телесного здоровья, умения жить. Но если сумеют жить сами, то где уверенность, что он останется их господином. Сильным, прекрасным, чудесным господином.

Да и кто знает, насколько можно ветвить яростные желания, утешил себя Вест, оставшись в одиночестве. Ничто не повисает в пустоте, не имея связей. Это Башня лишила его рассудка, маяча в сознании могучей и такой самостоятельной формой, сущностью, которая не нуждается ни в чем, кроме того, что находится в ней, все что нужно, берущей из пустоты. И в своих мечтах безрассудный мальчишка, которого родители бросили, уйдя в нижнюю дымку, равнял себя именно с Башней, полагая и желания чем-то отдельным от всего.

Оказалось, все не так.

— Но я живу, — возразил он вслух, усмехнулся, выставляя подбородок, заросший белой щетиной.

Верно. Что угодно могут сказать, охаживая его плетьми обвинений, но, если жизнь не прервалась, значит, он выбрал путь, не приводящий к ранней смерти. И значит, в главном он прав! Ошибался бы — сдох бы совсем молодым. А ему почти семьдесят. Это еще даже не старость. И как же хорошо, что он думает заранее о сроке своей жизни. Люди могут совершать ошибки, но могут и исправлять их, если получают новые возможности. Он — получил.

Вест все же поднялся, пошел к двери, задвинул засов, чтоб никто не помешал его мыслям. Марита вернется к полудню. А до того он должен снова, шаг за шагом вспомнить свой сон перехода, разговор и проверить, не допустил ли ошибок, а еще — как лучше исполнить данное королям обещание. Для себя лучше, усмехнулся Вест, стаскивая сапоги и валясь навзничь поверх шелковых покрывал, еще точащих запахи девичьего тела.

… Зелье вышло правильным, и Вест одарил училу Дакея огромной флягой фруктового вина и мешком настоящей еды. Улыбаясь жадному лицу и толстым рукам, обхватившим подарки, когда парни увозили потяжелевшую тачку с толстяком, Вест подумал с веселой злобой, а не жрал бы как бессмысленный зверь, получил бы еще пару девок, из тех, которых растит специально обученная мамка. Но девки Дакею уже ни к чему, да.

Запершись в своих покоях, Вест медленно разделся, отшвыривая ногой штаны, рубаху и легкий панцирь из роговых полированных пластин. Подошел к столу, откупорил стеклянный флакон с узким горлом. И не давая себе помедлить, сел на постель, выглотал злую, тягучую, как больная слюна, жидкость. Лег на спину, роняя флакон из ослабевших пальцев. Неумолимо засыпая, ухмыльнулся, стараясь удержать на лице это выражение.

С ним и проснулся, вскидывая поджарое тело, уперся руками в сыпучий холодный песок. Встал, расправляя плечи. Прислушиваясь, поворачивался, ища следы собеседников, и на мгновение испугался, тут же прогнав страх. Если Дакей ошибся. И сварено неправильно…

Но темнота, сгущенная в углу, куда не доставал зыбкий лунный свет, падающий через расщелины, зашевелилась, формируя черный силуэт, шагнувший ему навстречу.

Пару мгновений две фигуры стояли молча, оглядывая друг друга. Белесая фигура Веста, худая, с узлами узких мышц, вздувающихся при каждом движении, его лицо, припорошенное по щекам и подбородку белой щетиной, такие же белые короткие волосы, торчащие иголками на затылке. И — угольно-черное отражение, с резко очерченным силуэтом, в границах которого темнота клубилась, перемещаясь. Открытые на темном кромешные глаза, как морская галька без солнца. Рот, растянутый в вызывающей ухмылке.

«Он смеется надо мной» — Вест сжал кулаки, вздергивая подбородок.

Черная фигура повторила движение, опаздывая на часть мгновения.

«Нет. Он послушен. Повторяет мое»…

Кулаки разжались, Вест встал свободнее, выжидая. Но призрак молчал и тогда он начал первым.

— Я решил посетить вас сам. Не дожидаясь, когда снова поманите пальцем. И у меня получилось.

— Мы в восхищении, — согласился собеседник, голосом, похожим на шуршащее перекатывание морских камешков, таскаемых волной.

— Я и моя королева, — продолжал, размывая четкие очертания и становясь уже не отражением Веста, а самим собой — менее высоким, изящно сложенным, с темными, откинутыми со лба густыми волосами. Чернота высветлилась, будто Денну нарисовали графитом, густо затемняя нужные места.

Вест подавил желание осмотреться, понять, в каком обличьи предстанет перед ним королева Ами. Предстанет — вот правильное слово. Пусть появится сама!

И опуская голову на внезапное касание, не удержался, отдернул ногу, которую обволакивала слизь, смешанная с клочьями гниющих водорослей. С негромким смехом Ами упала, вернее, падали, отлепляясь от кожи, пласты блестящего месива, лепились, уплощая бугристые комки, будто разглаживали их еле видным лунным сиянием.

— Я тебе нравлюсь? — фигура, вырастающая из прибрежной грязи, и правда, была хороша. Блестела изгибами, подчеркивая изящество тонких щиколоток, запястий, красивой шеи — темными тенями с резким запахом гнилой соли.

Тонкая рука поднялась, пытаясь коснуться лица гостя, прошлась в воздухе, наполняя его ноздри кошмарным запахом.

— Видишь? Я могу трогать тебя. По-другому…

— Хватит игр, любимая, — предостерег Денна, усаживаясь на валун в центре песчаной прогалины, — наш гость пришел не только от скуки. У него важная беседа. Я угадал?

Вест стоял, решая, как быть. Джент слукавил, отвлек разговорами и занял его — Веста — место в этом пространстве. И теперь смотрит сидя, на него — стоящего перед ним. Король и проситель.