Елена Блонди - Карты мира снов [СИ]

— Ты? Ошибок? — Илена засмеялась и побежала от него, резко двигая локтями. Одна коса свалилась на спину, запрыгала по лопаткам, укрытым тугим платком.

Даэд не побежал следом, оглянулся, жалея, что ушел от дальнего края. Пока не замерз совсем, можно еще постоять. Вдруг ксииты летят очень быстро, вдруг он дождется, они станут кружить, опускаясь и поднимаясь…

— Даэд?

Илена вернулась. Мальчик прикусил губу с легкой досадой. Она хорошая девочка. И красивая. Но кто может сравниться с великой и нежной Неллет? Лучше всего сейчас сделать так же, как делала Илена с теплом своих рук — напрячь все силы, чтоб помогли ему исполнить желание. Нужно сосредоточиться.

— Даэд… Если ты станешь советником. Я откажусь от семьи. Буду твоей приходящей подругой. Хочешь?

— Все женщины хотят семью и детей, — возразил удивленный Даэд, — и великая Неллет любит, чтоб счастье приносило потомство. Для полноты жизни и равновесия Башни.

— Плевала я на великую Неллет!

— Не смей!

— Дурак!

— Эй! — издалека неслись крики, и становились громче и требовательнее, — эй, двое! Элле вас ждет! Бегом!

Даэд схватил упрямую теплую ладонь.

— Бежим. После скажешь.

Навстречу им торопился ичи Коноя, таращил глаза, открывал и закрывал рот, справляясь с дыханием:

— Весна! Великая Неллет! Сегодня. Элле Немерос сказал. Вот он. Сам пришел, за нами.

— Сегодня? — Даэд не заметил, как Илена вытащила ладонь из его пальцев.

— Как сегодня? Сейчас?

Коноя махнул короткой рукой:

— А! Нет. Но уже нельзя. Домой нельзя. Мы все соберемся. Ждать. И как только. Тогда элле назовет имена двух по девять. И еще троих младших, которые к пробуждению. Писцов и одного кенат-пину.

Вместе они, торопясь, подошли к толпе у шахты. Элле Немерос кивнул Даэду, осмотрел притихших подростков.

— Сейчас мы отправимся в комнаты ожидания. В час, когда наступит пробуждение Неллет, вы узнаете имена избранных. Остальные отправятся домой. В комнатах вы сможете попрощаться друг с другом. На всякий случай. Если пробуждение Неллет выпадет на мой час, мы отправимся в ее покои вместе. Остальные ийчи и айчи уже ждут.

Даэд в свою очередь шагнул в круглую дыру шахты.

Неллет, подумал он и в мгновение оказался на нужном витке. Неллет. Имя возлюбленной, сказанное без титулов, сработало лучше мыслей о полетах тела.

После стоянки в порту «Аякс» опустел. Андрей работал наравне с командой, взяв назначенные капитаном вахты, одну на мостике — помогал штурманам разбирать карты, другую — в промысловой команде. Стоял на трале, если попадалась хорошая рыба, переходил в трюм, на обработку. Механическая работа, мелькание рук в огромных черных рукавицах, тускло блестящие рыбьи тушки, которые нужно было сортировать, отправляя в морозилку, или на рыбный фарш, или на муку. Эти вахты были самыми тяжелыми, не чувствуя рук, с ноющей спиной Андрей потом долго стоял под душем, плюясь от резкого вкуса технической условно пресной воды. Неторопливо пил чай у себя в каюте, поедая выданные Надеждой сдобные коржики. По гостям не ходил, отказывался. Судовой народ, ошалевая от долгого рейса и уже скорого возвращения, много пил, иногда после посиделок буянили, выясняя отношения — вспоминали старые обиды, припасенные в рукаве на такой вот случай.

Андрей отговаривался усталостью. Она была, да. Тем более, почти каждую ночь на три-четыре часа уходил в рубку, снова расстилал свою карту, украшенную темно-коричневой кляксой нездешних очертаний. И всматривался, пытаясь понять, как продолжать. В углу часто сидел Иван Деряба, хмыкал, дожидаясь ответа на какие-то свои бесцельные разговоры. Но молчание друга уважал. Замолкал тоже, думая о своем.

Домой Ивану Данилычу не сильно-то и хотелось. И что полагать домом, сердито думал он, кидая мысли вперед, к прибытию «Аякса» в порт приписки и одновременно назад, в то прошлое, которое так нехорошо и настойчиво развело его с семьей и никак не давало определиться, куда хотеть после полугода болтанки. В Орловской области, в деревне со стандартным названием Николаевка, остался у старика кособокий домишко, где умерли родители. Жена Галина переехала в Москву, забрав дочку Анну, как только дождалась денег, достаточных на покупку комнаты в общежитии. И теперь держала мужа на связи, изымая зарплаты на улучшение жилищных условий. Для Дерябы все это было тайной и загадкой, надо же — умудриться провернуть московскую прописку, переезд, и вот маячит долгожданная однушка в самом ближайшем Подмосковье. И пока ей маячить, возможно, не год и не два, куда списываться, нужно еще поработать. Оно и неплохо, раздумывал Деряба, стоя на сетчатом полу в машинном отделении и вытирая руки грязной ветошью, в шуме и дрожании мощных двигателей, совсем неплохо поработать там, где умеешь и знаешь. Но вот смех, охота делать свое тогда, когда кто-то там, дома, ждет и волнуется за тебя. А как сказала ему Галина в сердцах, давно уже: про нас ты подумал хоть разочек? Да, деньги. Но дочка тебя только по фотографиям и знает. Иван Данилыч тогда с возмущением супруге возразил, а то ты не рада, деньгам-то! Небось без них куда твоя мечта стать москвичкой! Корове под хвост? Но Галина посмотрела на мужа с усталым сожалением. Ничего ты не понял, о чем говорю.

В этом рейсе, когда раз с Андрюхой сидели, пожаловался на жену. Долго баял, в лицах изображал, выдохся весь. Замолчал, с неприятным удивлением не дождавшись сочувственных кивков и цыканья. А парень повертел стакан, поднял на него глаза — синие, что твой Есенин. Галина твоя, она не тебя пилила, Данилыч, сказал мягко. Она по судьбе убивалась, думаю так. Кинулась, а все сложилось не так, как, может, мечтала когда-то. Одно есть, а другого и нету.

А ей, значит, и рыбку съесть, и того на этого? — возмутился Деряба, одновременно понимая, да прав парень, конечно. Хотя сам Андрей тут же назад и сдал, кивнул, я, мол, невеликий психолог, ляпнул, что в башку взошло, прости, друг.

На том помирились и водку допили тогда.

Теперь Деряба немного скучал по мирным посиделкам в уюте середины рейса, когда позади дом и порт, и уже привыкши к дому-кораблю, а возвращение еще ого, как нескоро, нет нужды суетиться, решать чего. Но Андрея не трогал, понимая, тот не зря остался. Не с ребятами же бухать-то.

«Аякс» привычно качало, качался профиль Андрея над картой. И Деряба опять удивился усталому виду и теням под глазами. Ну работает, но все же пашут. Чего похудел, чего томится. Нужно к доку его уговорить. Хотя что сейчас док, совсем поплыл Эдик Теофилыч. Не просыхает. И рецепт у него один. Рука болит? Поссы на руку. Нога болит? Поссы на ногу. Шутит, значит. Деряба улыбнулся, вынимая из нагрудного кармана пачку сигарет. Дошутился, зашел раз в столовку, ох, говорит, голова болит, не могу. А из парней кто-то ему — поссы на голову, док.