Елена Блонди - Карты мира снов [СИ]

Иногда, выпрямляясь над срубленным стволом дерева, Даэд замирал, опуская руку с блестящим топориком. Из-за деревьев доносилась к нему песенка, негромкая, о том, что вокруг. Птицы возились в листве, посвистывали, будто подпевая Неллет.

Зачем я тут? Зачем мы тут оба? И сколько это будет продолжаться?

Но день неумолимо шел к вечеру, а надо еще укрепить крышу, привязывая поверх тонких стволов широкие пальмовые листья, потом поужинать. Лечь отдыхать, слушая и рассказывая.

И он отгонял пустые вопросы, снова склоняясь над сучьями, которые нужно стесать.

Дни шли, сливаясь в один огромный, полный хлопот, прерываемый такой же длинной ночью, полной таинственных звуков, о некоторых ему говорила Неллет, называя крики ночных птиц, рев морских тварей на отмели, а о других молчала, вздрагивая и закрывая глаза. Прижималась к нему, говоря быстрым шепотом:

— Не знаю. Нет, я не знаю, что это. Расскажи мне о башне.

На столбе у стены Даэд старался делать зарубки, считая дни. Не всегда успевал, но их уже хватало, чтобы понять — они провели в зарослях близ берегов лагуны первый месяц весны. Месяц весенних птиц, морра-месяц, так назвала его Неллет.

И дел у них стало поменьше.

Именно тогда Даэд стал задумываться, что находится дальше. Там, на склоне, поросшем густыми джунглями, почти непроходимыми. Или за мысом, который бережной рукой обнимал лазурный глаз приветливой днем воды. Сидя на песке рядом с Неллет, он внимательно осматривал горизонт, оба мыса, пологую вершину, тонущую в дымке, не слишком высокую, но ничего на ней не разглядеть из-за влажных испарений.

— Пойдем завтра наверх? — предложил, укладываясь рядом на теплый песок, защищенный от солнечного жара редкой тенью ажурных веток.

— Нельзя, — быстро ответила Неллет, бросая на песок недоплетенную корзинку из сухих травин, — мы не успеем вернуться к ночи.

— Заночуем на дереве. Как в первую ночь. Зато мы увидим, что там, на другой стороне.

— Зачем? — она отвернулась, обнимая загорелые блестящие колени. Волосы рассыпались, укрывая плечи.

Даэд поднял брови, раздумывая, что сказать.

— Тебе совсем неинтересно? Мы что, так и будем тут, всю жизнь? Ночью в хижине, днем на полянах и у воды.

— Разве это плохо?

Даэд потрогал локоть, выглядывающий из светлых прядей.

— Нет. Не плохо. Но мне интересно! Странно, что тебе нет. И насчет ночи, почему мы никогда не остаемся до заката? Тут вот. Может быть, ночью…

— Что ночью? — ее голос стал отрывистым, резким.

Даэд вспомнил, как они с друзьями убегали смотреть закат на открытые витки башни. Величавое действо, смена торжественных красок, потом — ночная темнота, в которой вдруг появляется свечение, откуда-то сбоку, и оказывается, светящиеся уровни башни кидают отблески на ночные горы облаков, смешивая свой свет со светом пустоты. Очень красиво.

— Если за холмами что-то есть, ночью мы сможем увидеть свет. Оттуда. Помнишь, я рассказывал тебе…

Она вдруг встала и пошла, взрыхляя босыми подошвами песок. Быстрее и быстрее, резко отмахивая локтями каждый шаг.

— Неллет! Подожди!

Он догнал ее в три прыжка, схватил за плечо, под пальцы попали длинные волосы, Неллет дернула головой, вскрикнула от боли. Даэд обнял ее, плачущую, весь в растерянности, топтался, гладя по макушке и дрожащей спине.

— Я, — у нее прервался голос, — это потому что я никак не могу стать тебе настоящей женой, да?

— Что? Нет!

— Да. Да! Ну хочешь, сегодня ночью…

— Перестань!

Вместе, обнявшись, они медленно пошли в тень, забыв на песке плетеную циновку и плод-горлянку с остатками воды.

— Я не хочу. Чтоб ты делала что-то, чего не хочешь сама.

— Ты же хочешь! Ты сказал, ты мне муж. А я…

Даэд не нашелся, как ответить ей складно. Да, он хотел. Иногда невыносимо сильно, ведь спали рядом, каждую ночь. Но еще в первые дни, когда прижал к себе, сходя с ума от запаха ее кожи на шее, она разрыдалась и напугала его страшно. Напугалась и сама. Так что днем они серьезно поговорили, Даэд сердито велел ей не смотреть такими виноватыми глазами и взял обещание пока что выбросить из головы все, кроме забот о еде и других насущных делах. И самому стало вдруг сразу легче. Видимо, прежняя избранность и ритуалы башни висели в сознании какой-то, пусть почетной и намечтанной, но обязанностью. А если не нужно пытаться ее исполнять, то все становится проще. И верно, думал, лежа и стараясь дышать потише, слушая, как дышит она рядом, тут совсем другая жизнь, и правила в ней другие. И мы тут — совершенно одни. Это наше дело, мое и Неллет.

Сейчас, когда медленно подходили к поляне, которая стала им домом, он вдруг понял: даже если Неллет решится и ночью они впервые займутся любовью, ее жертва будет напрасной. Он все равно будет думать о том, что там, за покрытым кронами деревьев и скальными выступами горизонтом. Или — за длинным мысом, если идти по песку, долго-долго, пройти и обогнуть… Увидеть. Узнать. Поэтому сегодня все будет нечестным, кроме самых обычных дел.

— Я покажу, где мед! Я помню!

Загорелое лицо светилось улыбкой, пальцы сжимали его руку.

— Мед?

— Осы, помнишь, они кусаются? Есть другие, поменьше, но очень злые. Я покажу, и мы придумаем, как попросить у них меда. Сладкий, они собирают его для детенышей.

И они ушли в светлую рощу, где Неллет, внимательно осматривая стволы и развилки, торжествующе показала Даэду неопрятный комок из сушеной глины, смешанной с сухими травинками и крошечными веточками.

— Там, внутри. Но они сильно кусаются.

— Как же тогда его достать?

— Я не знаю.

— Не знаешь или не помнишь? — уточнил Даэд, отступая от гнезда подальше, чтоб не стоять на пути сердитых жужжащих насекомых.

Неллет подумала немного.

— Не знаю.

— Ясно. Тогда придумаем что-то.

Они сели на пригорок, наблюдая за суетливой жизнью гнезда.

За месяц Даэд успел узнать, что незнание Неллет четко делится на два вида. Были вещи, которых она просто не знала. Как например, сам Даэд не знал, в чем заключается работа ученых на их уровнях. Или, как именно охотятся в пустоте небесные охотники великой принцессы. Неллет знала, что маленькие сердитые осы собирают сладкий мед. А как его добыть — не знала. Она знала, что в ручьях водятся рыбы и знала, они вкусные. Но как поймать и приготовить, пришлось думать Даэду. Обычное дело, понимал он, она все же принцесса. Не умеет, то есть — не знает.

Но были и другие вещи. Которых она не помнила. Или помнила только частично. Сундук, найденный ей на поляне — привела уверенно в гущу пахучих кустов, встала на коленки, руками разрывая мягкую у корней землю. Или — запрет на дальние путешествия. Или поспешный уход в хижину до заката солнца. Даже не в хижину, а главное, с открытых мест, отдаленных от вершины. Надо уйти, но почему — не помню, признавалась она ему, и видел — не обманывает. В ней был страх. Причин которого она не помнила.