Елена Блонди - Карты мира снов [СИ]

Даэд повесил на плечо прут, согнутый в кольцо, и пошел к хижине. Он спрашивал у Неллет, что с ней. Боялся додумать сам, и не знал, в правильную ли сторону думает. Его сестры были младше всего на пару лет, и конечно, он совсем не помнил, как его мать, ненья Палона, носила их в животе и что чувствовала при этом. А рассказывать об этом в семье не принято. Неллет не отвечала на его вопросы прямо. Кажется, боялась тоже. Впервые они занимались любовью (он пошевелил губами, сгибая на свободной руке пальцы) на вершине эппа-месяца, а тошнота пришла вместе с мэйо-месяцем. Кажется, так все быстро. И вот уже больше недели Неллет по утрам убегает за хижину, думая, что он еще спит, потом возвращается, вытирая рот ладонью, пьет из горлянки прохладную воду и снова ложится. А днем отказывается от прежде любимых лакомств. Иногда Даэд уходит к муравейнику и набирает полную скорлупу маленьких красных мурашей, потом вытряхивает их, наполняя маслянистую емкость водой. Неллет с наслаждением выпивает кислый напиток. Или вот…

Но тут он подошел к раскрытой двери в хижину. Неллет лежала на постели, закинув за голову руки и глядя в плетеный потолок.

— Ты неправильно сказал. Про небо. Оно нужно всегда. Пусть все растет на земле, и пусть тут есть море, ручьи, и озера. Но зато небо, в него можно улететь. Если умеешь.

— Умеют небесные охотники великой Неллет, — немного невпопад ответил Даэд, снимая с прута рыбу, — только никто из нижних не видит, как они это делают.

— Башня.

— Что?

— Ты забыл саму Башню. Она летает, так?

— Да. Но я не забыл, просто это ведь, ну… все это знают.

— Данность. Вода — мокрая. Земля — твердая.

— Что?

— Я хочу жареной рыбы.

— Замечательно, — успокоился Даэд, вынося добычу на порог, — люблю, когда ты хочешь поесть.

Но сидя на траве и готовя рыбу к костру, он никак не мог забыть выражения лица, с каким Неллет говорила о Башне. Будто что-то решила для себя. И еще ему не нравилось, как при этом его молодая жена укладывала на свой плоский живот ладонь, кажется, сама этого не замечая.

Ночью Неллет мягко вывернулась из его рук, легла рядом, не позволяя себя ласкать.

— Пока что нельзя, любимый. Ненадолго. Ты потерпишь немножко?

— Да, — героически ответил разгоряченный Даэд, — если надо, конечно. А немножко, это сколько?

— До вершины мэйо осталось всего лишь пять дней. Давай поспим сегодня. Просто так.

Он еще долго лежал, прикидывая и соображая. Оказывается, они тут уже два с половиной месяца. Весна неумолимо подбирается к лету. И снова, как в недавнем прошлом, пришли и навалились на него все те же вопросы. Нужно ли что-то сделать, что-то узнать? И не разрушит ли он хрупкое существование? Или бездействие как раз и обрушивает его?

— Хватит, — сердито прошептал себе Даэд, поняв, что пришло глухое время ночных вопросов, которые никогда не находят ответов.

…Просто ночные вопросы, они не умеют находить ответы в темноте, успокоил он себя. Так всегда бывает, лучше отправить их спать.

Это было верным решением, и этому всегда учили наставники. Но все равно узкие черные брови Даэда сошлись к переносице, делая широкоскулое лицо озабоченным даже во сне.

Он проснулся перед утром, в самое глухое ночное время, когда засыпают даже ночные твари, а птицы еще не покинули ночлега в гнездах и на ветвях. Сел, протягивая руку, чтоб резкими движениями не разбудить Неллет. И с глухо стукнувшим сердцем осмотрел пустое место рядом с собой. В голове еще крутились слова, которые он собирался сказать ей — о сне, который увидел. В нем вершина холма открыла ему обугленное пожарище, пепел, уносимый ветрами, страшные запахи, лезущие в нос. А потом вдруг, без паузы, огромный свиток драгоценной бумаги, совершенно пустой, с черной на нем блестящей кляксой, и над расстеленной бумагой (это карта…) плавало прекрасное нечто, размываясь ажурными очертаниями.

Но постель была пуста и хижина тоже.

Даэд встал, натягивая одежду, сунул ноги в плетеные сандалии. Взял лежащее на полу острое копье с обожженной заточенной верхушкой. И в мерцающем свете сонных светляков, ползающих по стенам и потолку, вышел, прислушиваясь к совершенной и от того угрожающей тишине.

За всю весну он ни разу не покидал ночью поляну, на которой стоял их дом. Они выходили, конечно, сидели на двух ступеньках, рассматривая луну и он рассказывал Неллет сказки о ней и о яростном солнце. Дважды видели тени ночных охотников, которые скользили вдоль черных зарослей, но не приближались к хижине (Неллет показала ему траву с резким запахом, и они разбросали ее вокруг стен, чтоб нос охотника не учуял еду), несколько раз в ночном небе, полном звезд, проплывало что-то огромное, и Неллет не знала, что это.

— Неллет, — вполголоса позвал он, уже понимая, не отзовется. И нужно идти в рощу вевров, куда ее тянет всякий раз, если он упускает жену из виду. Идти ночью.

Даэд вернулся, взял с табурета сумку, положил в нее горлянку с водой, коробку для зажигания огня. Сунул туда же два факела, с тугими плетеными шариками смолистых веточек на верхушках. И прошептав почти забытую детскую считалку-охранялку, прикрыл дверь, пошел, не зажигая огня, туда, где за светлой прозрачной рощей ромелий громоздился кустарниковый буш с тайной тропой.

В лунном свете заросли казались черными зубцами и щетками. По траве тянулись такие же острые, но более длинные тени. Даэд старался не вглядываться слишком пристально, потому что тогда казалось, все тени приходят в движение. Если пугаться заранее, холодно думал он, стискивая неудобное длинное копье, я упущу время и не увижу ночной твари.

Ему повезло. Может быть, еще и потому что он не забыл привесить к ремню мешок с травой, которая пахла сильно и резко, заодно отпугивая ночных мотыльков и мелких зудящих кровососов. Факелы тоже пока не пригодились, белый свет луны ярко показывал измененные темнотой знакомые места.

У начала скрытой в кустарнике тропы постоял немного, оглядываясь и прислушиваясь. Нырнул в заросли, отмеченные плетью с белыми высохшими цветами. И пошел по утоптанной тропе, снова гадая, кто же до них протоптал ее, ведущую в черную рощу узловатых вевров.

Пересекая поляну перед рощей, убедился, с щекоткой в животе, что сегодня поиски будут несложными. За мешаниной листьев ярко сверкали огни, каких он ни разу не видел тут. Цветные, качались и смигивали, напоминая фейерверки праздников Башни. Но угрожающе непонятные, чуждые тут. Идя на мелькающий свет, Даэд впервые с тоской подумал о покинутом им привычном мире. Там перед сменой сезона на витках развлечений устраивались веселые праздники. Горели на колоннах и консолях веселые фонарики, мастера запускали фейерверки, девушки танцевали, постукивая бубнами, а мужчины собирались вокруг очередного саинчи, который пел очередную бесконечную поэму о подвигах небесных охотников, о величии Башни, о сладостных снах великой заботливой Неллет. На праздниках без меры раздавались пироги с начинкой из ягод, и всякие сласти. А мальчишки соревновались, показывая, чему научились у наставников.