Елена Блонди - Карты мира снов [СИ]

— Неллет! — Даэд в два прыжка одолел разрушенные ступени, встал в арке входа.

Она выбросила в его сторону руку, не поворачиваясь и не говоря ничего. Но Даэд не остановился, пренебрегая жестом. Ступил внутрь, становясь рядом с ней под ажурным куполом, пробитым неровной дырой, через которую внутрь свешивались все те же ветки с черными листьями.

— Что ты тут?.. — не закончив, замолчал, глядя на стелу, которая, видимо, стояла в центре, но упала, отколовшись наискось и теперь половина ее лежала у них под ногами, сверкая неровным краем, таким чистым, будто разбилась совсем недавно.

К облегчению Даэда, на стеле не было нарисовано ничьих портретов. Странный орнамент прихотливо заполнял некую резко очерченную форму. Из-за того, что половина рисунка лежала под ногами перевернутая, Даэд никак не мог сообразить, что именно изображено, то ли просто полоса со вздувающимися краями, то ли узкий овал, расчерченный мелко-рисунчатыми линиями.

— Почему ты ушла, Неллет? Ты же обещала!

— Я обещала не убегать от вопросов.

У нее был ровный голос, замедленный, будто она слушала не его, а еще кого-то.

— Что это? — он ступил немного в сторону, быстро оглядел жену, успокаиваясь, что она цела и кажется невредима. И снова уставился то под ноги, то на обломок в центре.

— Это вопрос мне?

— Да. Ты знаешь, что это?

— Возможно, — ответила она после небольшого молчания, — но я плохо понимаю. Ты знаешь, что это?

Он всмотрелся в тревожащие чем-то знакомым рисунки, легшие поперек абриса. Эти полосы. Из точек и завитков. Потом каша из мельчайших рисуночков, и снова ожерелья точек, ямок, полосок. Иногда равномерность не нарушалась, а иногда извивы точек вылезали в соседний ряд, делая его деталью более крупной детали того же орнамента.

— Красиво. Нет, я не знаю, что это.

— Хорошо. Тогда я могу назначить сама. Суть этой вещи. Я ее забираю.

— Я не понимаю, Неллет, — он тронул висящую руку, сжал пальцы, потянул к выходу.

— Потом. Хорошо, что ты тоже услышал.

— Ты молчала! Я весь лес исходил. Наверное, солнце уже! Точно. Смотри!

Она молча спускалась за ним по ступенькам, и оборачиваясь, он видел ее замкнутое лицо с легкой улыбкой. На траве вдруг бросила его руку и схватилась за обломок колонны. Нагнулась, прижимая другую руку к животу. И ее вырвало, сотрясая плечи и спину. В тихом безветренном воздухе повис густой запах съеденной на ужин рыбы и ягод.

Даэд испуганно держал ее плечи, глядя сбоку на лоб, покрытый испариной.

— Ты отравилась? Ты ела тут что-то? Неллет! Тебе нужно попить!

— Глупый маленький Даэд, — трудно сказала Неллет, прижимая к мокрому рту дрожащую руку, — попить. Конечно. Пойдем.

Она шла впереди, медленно, но уверенно. Ни разу не оглянулась. А Даэд, спохватившись, что из-за волнения, потом радости и последующего испуга не все разглядел на изрисованной стеле, оглядывался по сторонам, пытаясь запомнить дорогу к беседке.

Неллет улыбнулась.

— Вевры показывают только один раз и всегда в новых местах. В следующий раз покажут другое.

— Вевры? Они же деревья, — Даэд был сбит с толку.

— Деревья, — согласилась Неллет, — но они же вевры. Ты можешь их попросить.

— А ты? Ты попросила?

— Нет. Я просто пришла к ним. Если молчишь, вевры показывают то, что им кажется самым важным. Если ты не узнал, что тут, значит, они показали это мне.

— Расскажи мне о третьем месяце весны, Даэд. Какой он в Башне?

Они сидели у ручья, пристально глядя на текучую воду, в которой дрожали и изменялись клетки и полосы плетеной сети. Разговаривали вполголоса, чтоб не спугнуть крупных белых рыб с яркими искрами чешуи на сплющенных боках.

— Месяц сытных туманов. Месяц Кану. После вершины весны Башня поворачивается ловчими боками к югу, откуда ползут туманы, их гонит теплый ветер. Охотники ставят сети. Очень большие. Такие вот…

Даэд руками повел в тенистом воздухе, очерчивая выброшенную на длинных шестах двойную сеть, которая распахивалась за краем уровня. Вспомнил, как они забирались на несколько витков выше и сидели там, свешивая головы, заключали споры о том, что попадется в сеть сегодня. Если в туманной мгле увидят, конечно.

— Сети густые, с мелкой ячеей. У них большая парусность. Потому охотники следят, чтоб шквал не порвал или не вывернул сеть. У них крылья.

— Они летают? — Неллет восхищенно уставилась на его лицо.

— Ну… не так, как летают птицы пустоты. У них на спине укреплено крыло. Из плотного шелка. Если нужно поправить сеть, охотник прыгает, крыло разворачивается и держит его в теплом воздухе. Кто умеет, тот может добраться да самых концов шеста и потом вернуться на внешний край сам. Кто летает плохо, того просто вытягивают веревкой. Я тоже умею, — похвастался Даэд, — не очень хорошо, но я бы хотел научиться лучше.

— Воздушный дракон.

— Что?

— Только не из шелка, а из расписной бумаги. Такая игрушка. Человек стоит на земле, держит крепкую нить в пальцах. А дракон наверху, где ветер.

— Да, — кивнул Даэд, — похоже. И что ловят воздушные драконы?

— Ничего, — Неллет пожала плечами, — ветер ловят. Солнце и свет. Очень красиво.

— Да, ты же сказала, игрушка. Знаешь, оказывается, тут, на земле, небо почти не нужно. Ты наклоняешься и вот у тебя еда. Или рыба. Так, будто подарки. В Башне подарки приходят из неба. Их приносят ветры. Ветры месяца Кану самые сытные. Они полны насекомых, бабочек, мелких птиц. Нет, птиц не едят, они живут в садах. Но если не попадаются в сети долго, то прежние умирают, не принося хороших птенцов. А еще в сети сыплется манна. Это очень вкусно. Женщины сушат ее на полотнах, складывают в мешки. Манной посыпают хлеб или кашу. Она сладкая и щиплет язык. Если повезет, можно поймать целую стаю оликантеров, они…

— Даэд? Откуда ветер приносит подарки?

— Из пустоты, — Даэд слегка удивился, — там много всего.

— Ты не думал, что ветер забирает свои вещи с земли? И после крутит их, носит и что-то достается вам. То есть, нам.

— Нет в пустоте ничего, кроме Башни, — быстро ответил Даэд.

— А это? — принцесса повела рукой над дрожащей водой ручья, подняла ее, указывая на деревья, — и — это?

— Зря ты говоришь. Элле Немерос сказал, сны Неллет дивны и недоступны пониманию обычных людей. В снах Неллет существуют собственные миры — миры снов, и миры, давно ушедшие из реальности. Я до сих пор не знаю, где мы.

— Может быть, Башня снилась тебе, — улыбнулась Неллет, — а тут… Нет. Не нужно.

Она поднялась и быстро пошла к зарослям. Даэд приподнялся следом, но в это время в сеть, вильнув кисейными хвостами, вошли сразу две толстых рыбы, и он остался, выдернуть их из воды, пока не порвали непрочное плетеное рукоделие.

Насаживая рыбин на кукан из тонкого прута, думал. Конечно, он постоянно думал, какой из миров более настоящий. На исходе первого месяца, когда стало понятно — они не умрут с голоду и не станут едой тварей, он страстно желал, чтоб настоящим оказался мир земли и деревьев. Хотя в нем так много непривычного и кривого, неровного. Главное, Неллет тут совсем здорова, такая красивая, и они бегают наперегонки, видно, как ей это нравится. Но тревожащий шум из-за вершины холма напоминал ему, как мало знает он про этот мир. И Даэд вдруг вспоминал тех самых певчиков, пойманных сетями месяца Кану. Они жили в садах развлечений, где в кадках росли плодовые деревца, вились по консолям лианы с гроздьями винограда, летали бабочки и стрекотали кузнечики. Певчики строили себе гнезда, не все. Многие летали, бились в сети, которыми были затянуты внешние края садов, и потом умирали от старости. Те же, кто выводил птенцов, успевали сделать это дважды или трижды, и каждое следующее поколение было слабее предыдущего. Им, принесенным из великой сверкающей пустоты, оказывалось мало просторных садов. Нужно было что-то еще. Мы с Неллет, думал он мрачно, как те певчики, запертые в прекрасном сытном месте. Может быть, кто-то снаружи развлекается нами? А еще эта ее тошнота, которая приходит по утрам.