Дмитрий Витер - 23 рассказа. О логике, страхе и фантазии

Марта постояла с минуту, слушая, как успокаивается его дыхание, а потом вышла из комнаты.

Перед рассветом она снова вошла к нему, и они повторили это еще раз.

Вернувшийся утром Сэмуэль Бакли не мог скрыть удивления, увидев отца, полулежащего в кровати с подносом на коленям, с аппетитом поглощающего завтрак. Марта сидела поодаль на стуле, ее лицо покрылось красными пятнами румянца.

— Как ты себя чувствуешь, папа? — только и спросил Сэмуэль.

— Превосходно, — буркнул старик, бросив короткий взгляд на Марту.

Сэмуэль растерянно посмотрел на трубку капельницу, безжизненно свисающую с металлической стойки. Кончик иглы испачкался в запекшейся крови.

Полдня Марта провела в своей комнате, пытаясь справиться с бурей новых ощущений, раздирающих ее изнутри. Теодор дал ей то, что и другие умирающие старики — и даже больше. Вместе они дошли до самой черты, где свет обрывался в темноту… и им обоим удалось вернуться назад. Одному дьяволу известно, чем себя тешил этот старикан, когда был в силе, но он явно напрактиковался в искусстве удушья — довести себя до точки невозврата… и вернуться, получив свое запретное удовольствие. Он оставался жив. Нет трупа — нет полиции. А значит, Сэмуэль продолжит платить ей жалование, и ей не придется возвращаться в свою комнатушку… а уж тем более в тюремную камеру… А Теодор… Ах, мерзавец…

Марта поймала себя на том, что улыбается во весь рот.

Она совершенно забыла в этот день про упавший на пол шприц, наполненный хлоридом калия, а когда вспомнила, то не смогла его найти.

В жизни Марты наступил странный период, который она сама окрестила «медовым месяцем». Проведя всю жизнь старой девой, Марта никогда не думала, что это случится вот так — на закате ее жизни, в старом особняке, в комнате на втором этаже за дубовой дверью, с эгоистичным старым извращенцем. Но так вышло. Тедди — она сама не заметила, как стала называть Бакли-старшего так — получал от их странного союза порочное, грязное удовольствие. Совсем другое дело — она. Во время каждого акта недоубийства Марта получала самую чистую, возвышенную и незапятнанную материю на свете — предсмертный свет человеческой души. У Тедди этого света хватало — он требовал делать это почти ежедневно, будто спешил растратить до конца своих дней все то, что накопил за годы вдовства… а то и раньше, хотя вряд ли его богобоязненная женушка вытворяла с ним такое.

Марта стала идеальным проводником в мир предсмертия и обратно — сжимая его горло и наблюдая за агонией, она точно знала, когда остановиться, едва черта темноты оказывалась у них под ногами.

— А ты не боишься, что однажды просто не вернешься? — спросила она его как-то раз, пристроившись к нему на краю кровати, когда он, покрывшись испариной, медленно приходил в себя после очередного раунда запретной игры.

Теодор повернул к ней голову, и на мгновение она увидела его тем, кем он был в расцвете лет — сильным, властным, непреклонным.

— Ты не позволишь этому случиться, милая. Если я умру, ты потеряешь больше, чем я.

Они помолчали. Внезапно Теодор спросил:

— Скольких ты убила, Марта? До сих пор?

Она повернулась на бок и запустила пальцы в его мягкую бороду.

— Это не важно, Тедди. Те умирали не так, как ты. Они были… одноразовыми.

Борода Теодора скрывала синяки, остававшиеся у него на шее после их игр, но Сэмуэль, проводивший большую часть времени в офисе или в кабинете на первом этаже, не мог не заметить перемены в их отношениях.

— Знаете, миссис Эндрюс, иногда мне кажется, что отец молодеет вместо того чтобы угасать, — сказал он ей однажды за ужином.

— Но разве это не замечательно, мистер Бакли?

— Нет-нет, я рад этому, конечно. Но это как-то… неестественно. Да и вы, миссис Эндрюс, выглядите помолодевшей. В чем секрет? — И он внимательно посмотрел на Марту. Ей не понравился этот взгляд. Примерно так смотрел на нее мистер Стивенс, протягивая анонимку.

Она отшутилась, что лишь хорошо делает свою работу, а пациенты это всегда чувствуют… Но что-то подсказывало ей, что долго ее с Тедди «медовый месяц» длиться не может. Старик мог умереть в любой момент — как во время их игрищ, так и сам по себе. Или его сын мог копнуть поглубже, наведя о ней справки. Сэмуэль, задававший все больше вопросов, представлял не меньшую опасность, чем рыжий О'Бри. Даже если он сунет свой нос в корзину с грязным бельем своего папаши, то может обнаружить странные пятна на простынях восьмидесятилетнего старика.

И когда эти мысли приходили к ней по ночам, она доставала из-под матраса коробку с позвякивающими пузырьками и любовно пересчитывала их. У нее имелось лекарство от любопытства мистера Сэмуэля.

В ночь на Хеллоуин Марта решилась. Убедившись, что Теодор спит, — в последнее время он так сильно выматывался, что спал как убитый, — она вылила в чашку чая для верности содержимое сразу двух пузырьков, добавив в напиток лишнюю ложку сахара. Сэмуэль не должен обнаружить нейтральный вкус… а потом ему просто станет нехорошо… И Марта получит от него то же, что и от его папочки. Вряд ли его свечение будет столь интенсивным, как поток света стариков, дольше накапливавших силу жизни, но это не главное.

Она подошла к его кабинету на первом этаже и приготовилась постучать, когда услышала в комнате шум борьбы.

— Никогда! — различила она крик Сэмуэля.

Раздался глухой удар, что-то зазвенело. Послышался звон разбитого стекла. Потом Марта услышала топот ног — звук стремительно приближался к двери, и прежде, чем она успела спрятаться или хотя бы отойти в сторону, дверь распахнулась.

На пороге стоял Генри О'Бри. Его рыжие волосы растрепались, на щеке пламенела ссадина. За его спиной Марта увидела мистера Бакли-младшего, грузно поднимающегося с ковра. С его огромной тушей сделать это оказалось не так-то просто.

Увидев Марту, Генри опешил.

— Убийца! — прошептал он.

— Держи его, Марта! — закричал Сэмуэль. Ему удалось подняться на ноги, но Генри уже оправился от неожиданности.

— С дороги! — пробормотал он. — Я иду в полицию.

Он протянул руки, чтобы оттолкнуть женщину в сторону. Действуя инстинктивно, Марта шагнула назад и выплеснула ему в лицо чашку горячего чая.

Генри заорал и отшатнулся, когда сзади на него набросился Сэмуэль. Сбив его с ног, Бакли обхватил голову жертвы ручищами и начал безжалостно ударять затылком об пол. О'Бри выл и попытался вырваться — его глаза на обожженном лице невидяще пялились в потолок.

— Сдохни… Грязный… Шантажист… — произносил Бакли-младший, сопровождая каждое слово новым ударом. Раздался хруст, и Генри прекратил кричать.

Пока мужчины боролись, Марта находилась в оцепенении. Но сейчас она видела что-то, невидимое глазу Сэмуэля. Что-то, с чем невозможно совладать. Слишком вкусно, чтобы позволить дару раствориться впустую.