Дмитрий Витер - 23 рассказа. О логике, страхе и фантазии

Оставался несчастный случай… но какой? Марта не спешила, наслаждаясь игрой в кошки-мышки, готовая импровизировать.

В День Труда, когда прохладное лето сменилось холодной осенью, миссис Эндрюс спустилась по лестнице в кухню, чтобы приготовить чай — Бакли-старший сказал, что его чашка не достаточно горячая — и застала там Сэмуэля с посетителем. Увидев Марту, гость вскочил, как ужаленный, и бросился вон из дома, схватив на бегу пальто в прихожей.

Сэмуэль недоуменно посмотрел ему вслед:

— Очень странный малый! Сказал, что знает вас, и хотел со мной о чем-то поговорить. Вы его знаете?

— Д… да… — выдавила из себя Марта.

Эту рыжую шевелюру и веснушчатое лицо она узнала бы, не задумываясь. Генри О'Бри. Доносчик и ублюдок.

— Тогда отдайте ему это. Он забыл в прихожей, — Сэмуэль протянул ей картонную коробку. Внутри что-то тихонько звякнуло.

Закрывшись в своей комнате, она осторожно открыла коробку. Там лежало ее пропавшее сокровище — склянки с хлоридом калия — а также шприц и записка. Неровно вырезанные газетные буквы составляли одно слово: «УБЕЙ!»

С этого дня от благодушного состояния Марты не осталось и следа. Она жаждала привести собственный приговор в исполнение и покончить с проклятым стариком, но сейчас это выглядело, как убийство по чужой указке. Марте это не нравилось.

Теодор Бакли, словно будучи в сговоре с О'Бри, злил ее все больше и больше:

— Не так! Шевелись! Корова!

По ночам ей снилось, как она снова и снова убивает Теодора Бакли — делает ему инъекцию, припадает к губам и сливается с его прощальным сиянием, без которого и смертная тьма не так страшна. Просыпаясь, она доставала из-под матраса коробку с пузырьками и пересчитывала — все на месте. Хотя старику хватит и одной дозы.

Сэмуэль будто чувствовал нетерпение Марты. Он перестал шутить с ней и несколько раз заводил разговор о том, кто тот странный рыжий парень. Марте удавалось уйти от ответа, но она понимала, что в доме Бакли долго оставаться ей нельзя.

Удобный случай представился совсем скоро. Теодор и Сэмуэль снова повздорили из-за денег, после чего старику стало хуже. Прибывший из города врач распорядился поставить ему капельницу. Больной впал в полузабытье и иногда звал свою покойную жену.

В тот же вечер Сэмуэль уехал из города по делам, сказав, что вернется завтра. Теперь она осталась с Теодором одна в доме. Решетки на окнах первого этажа и крепкие засовы гарантировали, что ее никто не потревожит — включая рыжего медбрата.

Сиделка вошла в комнату Теодора около полуночи, держа в руке наполненный шприц. Свет она не зажгла, но комнату и так освещала луна. И не только.

Голубоватое сияние изо рта старика стало интенсивнее, словно он предчувствовал свою скорую кончину. Приблизившись, Марта втянула воздух, широко раздувая ноздри, как собака, берущая след. Да, все правильно. Сейчас или никогда.

Она поднесла шприц к капельнице, когда Теодор Бакли открыл глаза, сверкнувшие в лунном свете.

— Что… — вскрикнул он и попытался привстать.

— Тихо, тихо, Тедди! — замурлыкала Марта, стараясь не показать, что сердце у нее затрепыхалось, как у пойманного в капкан зверька. — Я лишь даю тебе лекарство.

— Черта с два! — прошипел Бакли и вырвал трубку капельницы из вены. Несколько капель крови — в свете луны кажущиеся чернильными пятнами — упали на простыню.

— Я сказала — тихо! — крикнула ему Марта и попробовала прижать его руку к матрасу. Подкожная инъекция тоже сделает свое дело. Однако Теодор проявил недюжинную силу для слабого, накачанного лекарствами старика. Свободной рукой он вцепился Марте в волосы, дернув изо всех сил. От неожиданности она вскрикнула и уронила шприц на пол.

Впервые в жизни ее охватила ярость. Все унижения и нагоняи, полученные от Бакли-старшего, постоянный страх быть пойманной, допрос в кабинете Стивенса, наглая морда Генри О'Бри, а главное — голод, неутоленный голод убийства — соединились воедино и воплотились в тонкой шее непокорного старика. Марте стало плевать на последствия. Скользнув пальцами по его бороде, она сжала шею Теодора обеими руками и сдавила изо всех сил.

Старик захрипел, тщетно пытаясь сбросить с себя сиделку, молотя ее кулаками по плечам, по спине, по голове. Его тело выгнулось дугой, одеяло полетело на пол. Марта усилила хватку, одновременно приблизив его лицо к своему.

Предсмертное свечение вспыхнуло в нем, как цветок, что цветет лишь раз. Марта вдохнула этот поток, и у нее закружилась голова — столь насыщенным и ярким явилось его прощание с жизнью. Она закрыла глаза и мысленно соединилась со стариком, падая вместе с ним в голубовато-белый коридор, казавшийся бесконечным… но лишь казавшийся, потому что совсем скоро — и Марта знала это наверняка — наступит предел. Тьма, которую увидишь только тогда, когда движешься в потоке света. Главное — отпустить его туда, а самой вернуться назад. Вернуться туда, где…

Марта поудобнее повернулась на кровати, прижимая худое тело старика к матрасу, когда почувствовала… От неожиданности она открыла глаза и уставилась на Теодора Бакли.

В умирающем свете луны дряблое стариковское тело обрело цвет серого мрамора. Марта насмотрелась на такое в больнице — все, что оставалось от былой мужской силы — выпирающие ребра грудной клетки, редкие пучки седых волос, рыхлый живот в складках кожи, нависающей на лобок, исхудавшие палки ног с острыми коленками. Но кроме этого она увидела еще кое-что, чего не привыкла видеть в палатах умирающих. Признаться, она не видела такого уже много лет.

Стоящий колом член.

Старик перестал сопротивляться. Вместо того чтобы колотить Марту по голове, он прижал ладони к ее щекам. На губах, покрытых белесой пеной, проступила похотливая улыбка.

А потом сияющий свет ослепил Марту, и на мгновение она потеряла сознание.

Она очнулась на полу. Голова кружилась и раскалывалась, как при похмелье. Марта получила то, что хотела — впитала его предсмертное сияние до капли, дойдя до самого порога темноты. Но…

— Марта, подай одеяло. Мне холодно, — раздалось с кровати.

Сиделка медленно поднялась на ноги и уставилась на распростертое тело старика. Теодор Бакли смотрел на нее, не отводя глаз — одновременно и властно, и… дружественно.

— Одеяло! — снова повторил он, возвращаясь к лающей манере разговора. А потом внезапно добавил. — Пожалуйста.

Словно во сне, Марта подняла с пола одеяло и прикрыла его наготу. Теодор заворочался, устраиваясь поудобнее.

— Тебе это понравилось, — ошеломленно пробормотала она. — Чертов извращенец, тебе это понравилось!

— А тебе разве нет? — ответил Бакли.

Потом он отвернулся, зарылся головой в подушку и засопел.