Дмитрий Витер - 23 рассказа. О логике, страхе и фантазии

— Ах, Павел, я так волнуюсь! — сказала мне Люба и закашлялась от волнения. — А в очках не больно?

— Нет-нет, глупенькая! Конечно не больно! — успокоил я ее. — Даже у тапера такие есть, он ведь тоже должен хорошо видеть фильму.

Старый Рунич вышел перед публикой, и я зааплодировал. Люба подхватила аплодисменты и улыбнулась мне чуть смущенно. Кажется, в этот момент я в нее и влюбился.

Рунич сел за пианино, надел очки, размял пальцы, приготовился — и вот он, сладостный миг начала. Свет в зале погас. Едва зазвучало вступление, Люба дернула меня за рукав и шепнула:

— Павел, а кто такой этот Жорж Мабузе?

— Владелец фильмастудии, крайне таинственная личность… — шепнул я ей с наигранной серьезностью. — Его никто не видел, но поговаривают, что он самый богатый человек в Новограде!

Но Люба уже не слушала меня, потому что началась фильма. Я не смог отказать себе в удовольствии, подглядывая за моей очаровательной спутницей. Она захохотала, протянула руку вперед, словно пыталась потрогать актера за плечо, потом испуганно вжалась в кресло, когда прямо на нее двинулся безлошадный экипаж. А через минуту, попривыкнув к триразмерному эффекту, схватила меня за локоть и жарко зашептала:

— Это чудесно, Паша, чудесно!

Заглядевшись на Любу, я упустил нить сюжета. На экране любимец публики Витольд Чардынин отвергал любовь знойной красавицы.

«Прошу вас уйти. Мое сердце обещано другой!» — появился белый титр на черном фоне.

Чардынин, и правда, привлекал внимание — как всегда, одетый в строгий черный сюртук, подчеркивающий бледность его благородного лица. По зале пронесся томительный вздох — словно он разбивал не только сердце героини, но и задевал душу своих поклонниц. Любочка вздыхала вместе с остальными.

На экране отвергнутая красавица готовилась покончить жизнь самоубийством, когда с музыкой Марка Рунича что-то случилось. Старый тапер перестал попадать в ритм смены кадров, в его мелодии появились паузы и длинноты. Внезапно он схватился за сердце и рухнул прямо на клавиши — раздался неблагозвучный грохот. В зале повисла тишина — только бестелесные актеры в триразмерном пространстве продолжали обсуждать свои горести, беззвучно разевая рты, как рыбы.

К Руничу из-за кулисы бросился распорядитель.

— Остановите показ! — крикнул он.

Картинка дернулась и исчезла. Зажегся свет. Зрители начали снимать свои очки, подслеповато моргая, раздался ропот.

— В зале есть врач? — закричал распорядитель.

Седовласый господин, сидящий слева от меня, встал и поднялся на сцену по боковой лесенке. Любочка, не отпускавшая мою руку с того самого момента, как смолкла музыка, побледнела еще сильнее и испуганно зашептала:

— Что теперь будет, Пашенька?

Я волновался не меньше ее. К счастью, старый Рунич начал приходить в себя. Он сорвал с головы очки и застонал. Распорядитель и седовласый господин подхватили его под руки и потащили за кулису.

Раздались жидкие аплодисменты, ропот усилился. Кто-то с задних рядов оглушительно свистнул.

— Врача нашли, а, может, тапер в зале есть? — басовито спросили в толпе, и публика облегченно засмеялась. Зрители, сидящие с краю, уже потянулись к выходу.

— Пашенька! — Люба снова горячо зашептала мне в ухо. — Вы же можете, Пашенька! Давайте, что вам стоит?

Я растерялся. Такого оборота от посещения фильмы я не ожидал.

— Молодой человек, а вы, правда, умеете играть? — раздался скрипучий голос старушки, сидевшей позади. — Так идите и играйте!

Сидящие рядом начали ободряюще подначивать меня, буквально сталкивая со стула.

Решающее слово сказала Любочка:

— Пашенька, ради меня! Я так хочу узнать, чем там все кончилось!

Я встал и, чувствуя на себя сотни глаз, поднялся по лесенке на сцену, подошел к инструменту, надел очки. Ноты отсутствовали — профессиональному таперу они ни к чему.

Свет в зале погас. Мне ничего не осталось делать, как сесть за пианино и сыграть первое, что пришло в голову — романс «Пой, радость, пой». Впрочем, я тут же сообразил, что попытки героини свести счеты с жизнью не вяжутся с моей мелодией. Я быстро поправился, перейдя на минорное настроение. Поглядывая на экран, я начал импровизировать, подражаю старому Руничу. К моему собственному удивлению, у меня получалось — конечно, не так, как у мастера, но довольно складно.

Любочка недолго следила за мной, но после переключилась на экран. Я не мог ее за это винить. Такова сила искусства.

Когда загорелся титр «Конец фильмы», Любочка вскочила и зааплодировала. Ее поддержали и другие зрители. Я встал, чтобы раскланяться, но тут же одернул себя — аплодировали вовсе не мне, а Витольду Чардынину.

Глядя со сцены на счастливое лицо Любочки, я вообразил себе, что она тоже в меня влюбилась. Я вновь ошибся. Она влюбилась — но не в меня. Люба Холодная отдала свое сердце фильматографу.

В тот день моя жизнь круто изменилась — после фильмы ко мне подошел растроганный распорядитель и горячо поблагодарил за то, что я спас сеанс. Он попросил меня заменить старого Рунича, пока тот хворал. Я начал отказываться, сославшись на работу в ресторане, но мне предложили такие условия, что скромное жалованье «Красы Новограда» даже с чаевыми не могло соперничать на равных.

Так с начала мая я стал тапером в фильматографе Новограда. С прискорбием вынужден доложить вам, что старый Рунич так и не оправился от болезни и скончался в последний день весны. Я пропустил его похороны — в фильматографе давали новую премьеру с Чардыниным «Соединенные узы».

Несмотря на мой уход из ресторана, я продолжал регулярно видеться с Любой — она по нескольку раз ходила на все фильмы подряд, а по окончании последнего сеанса я провожал ее домой на трамвае — в скромную съемную комнатушку на окраине. Говорили мы сплошь о фильмах.

— Нет, Пашенька, что бы вы ни сказали, а Витольд Чардынин — лучший из актеров. Хотела бы я услышать, как звучит его голос!

— Поговорить вы всегда можете со мной, Любочка! — парировал я, и она очаровательно хохотала.

А потом я махал ей рукой, стоя внизу, а она отвечала мне из окна — я едва видел ее сквозь зеленые ветви.

Наверное, то были самые счастливые дни моей жизни.

В середине лета я пришел в «Красу Новограда», чтобы сделать Любе сюрприз, пригласив ее на закрытый показ новой фильмы для особо важных господ — статус тапера давал определенные преимущества — но хозяин сказал, что Люба уволилась. От ее подруги Маши я услышал невероятное:

— А Любочка-то наша в актриски решила податься! Поехала в сам Фильмаград! Да кому она нужна там с такой-то фамилией? «В главной роли Любовь Холодная!» Смех, да и только!

Как показало время, смеялась Маша напрасно.