Дмитрий Витер - 23 рассказа. О логике, страхе и фантазии

— А если я расскажу им правду?

Мабузе задумался.

— Тебе не поверят. А если поверят, то могут уничтожить меня — любую машину, как и человека, можно сломать. Или просто перестанут смотреть фильмы. Но если я исчезну, пропадет и она.

Мабузе взмахнул рукой, в окошке под потолком застрекотал фильмаппарат, и на экране снова началась фильма «Роковая страсть». Появились вступительные титры, и имя моей возлюбленной возникло, как по волшебству. Любовь Холодная.

Я не дам ей умереть второй раз.

Я кивнул Жоржу Мабузе, прошел сквозь него и направился к выходу. На пороге я оглянулся — фигура, скопированная с молодого Марка Рунича, уже растаяла в воздухе. Но я все-таки спросил.

— А почему фильмы немые? И черно-белые?

Мабузе ответил мне, хотя сути я не понял:

— Памяти не хватает.

Я вышел из здания Фильмаграда на перрон. С темного неба падали первые капли теплого весеннего дождя. Начиналась гроза.

Прибывающий поезд оглушительно свистнул, и я вздрогнул. Кажется, так и называлась самая первая фильма, увиденная человечеством. «Прибытие поезда».

Только с этим поездом явно что-то было не в порядке. Добрую половину окон выбили — в них свистел ветер. В разбитые окна высовывались штыки, стволы винтовок и палки.

— Долой господ! — услышал я нарастающий клич, рвущийся из поезда наружу. — Долой дармоедов!

Поезд остановился, и из него посыпались люди в серых одеждах. Тут были рабочие со сталелитейного. Шахтеры. Студенты. Крепкие парни с оружием в руках.

— Долой их искусство! — орали они, приближаясь, как серая волна. — Долой фильматограф!

— Постойте… — я стоял у выхода с перрона, раскинув руки. — Не надо…

Это все, что я успел им сказать.

Не надо.

Они сбили меня с ног. Живот обожгло огнем, а потом по телу начал разливаться холод. Я скорчился на перроне, прижимая руки к животу. Сквозь пальцы хлестала кровь.

«Наверное, это хорошо, что фильмы черно-белые, — успел подумать я. — Кровь на экране не такая красная».

— Долой! — заорал, перепрыгивая через меня, прыщавый парнишка, что занял мое место сначала в ресторане, а потом в фильматографе. Он умчался вслед за остальными, чтобы сломать машину, разбить фильмаппараты, изгадить посеребренный экран и растоптать ногами волшебные очки. А еще он распевал какую-то песню. Очень фальшиво.

Вот и все, что случилось со мной, Жоржем Мабузе и Любой Холодной. Мне с этим жить. Пусть и недолго.

Я закрыл глаза.

Когда я очнулся, то все еще стоял в зале в клубах белого тумана. Вокруг скользили танцующие пары, и я прекрасно их видел, хотя и без очков. Потом мир исчез в темноте.

«Вы пригласите даму на танец?» — возникла белая надпись.

Танцоры вернулись снова. Прямо передо мной стояла Люба Холодная — в длинном белом платье, перетянутом черным шнуром, в том самом, в котором она появилась в своей первой фильме.

Я собрался с мыслями. Мир снова погас, и я увидел собственные мысли, написанные крупными буквами: «Люба, как это возможно? Они уничтожили фильматограф!»

Теперь Люба стояла ближе. Ее глаза лучились радостью.

«Его нельзя уничтожить, глупенький. Он надвигается, как могучий завоеватель. Это стихийно. Грядущее царство фильматографа неизбежно».

Кажется, я уже начал привыкать к титрам.

«Но почему я здесь?»

«Мабузе успел снять с тебя фильмапробу».

«Так мы живы? Или это сценарий Мабузе?»

«Какая разница, глупенький?»

Она смахнула титры рукой, приблизилась ко мне, и я поцеловал ее в губы. Если это и есть салонное искусство, я стал его вечным поклонником.

«Сейчас будет титр „Конец фильмы“?» — спросил я.

«Скорее, „Продолжение следует“», — ответила Люба.

Рассказ написан на заре социальных сетей, и многое в нем уже реально существует (виртуальные кладбища, статус «умер», «наследники» аккаунта). Все к тому шло.

23 контакта.

Темный экран. Я привычно визуализирую изображение мигающего курсора (анахронизм, конечно, зато работает) и мысленно «набираю» веб-адрес своей записи в Единой Сети. Я, конечно, мог бы выбрать страницу, лишь подумав о ней, но мне всегда нравилось набирать адрес «вручную». Мы сейчас редко что-то делаем через клавиатуру…

Черт! Всего двадцать три контакта осталось — это что, сбой программы? Не могут меня разом отключить почти все знакомые, коллеги и родственники! Проверяю настройки… Все вроде правильно… У друзей все как обычно — суета, заботы, фотогалереи семейных праздников… Но почему не пишет мне никто? Ни строчки. Написали хотя бы: «Привет, как дела?» Теперь мы только такими сообщениями и обмениваемся. Я бы ответил: «Нормально, а у тебя?» Ерунда, конечно, а все-таки приятно, что кто-то вспоминает о тебе…

Я еще помню, как одна за другой открывались социальные сети — так их тогда называли. Одни побольше, другие поменьше: все гнались за количеством пользователей. Было ужасно неудобно — если у тебя трое друзей в разных социальных сетях, надо трижды регистрироваться… Потом сделали Единую Сеть. Продублировали записи пользователей из всех сетей в одно интернет-сообщество, даже не спросили никого. Придумали алгоритм дедубликации, чтобы каждому человеку соответствовала только одна запись. Конечно, поначалу было много путаницы: многие имели помногу записей, а однофамильцев, напротив, Сеть «объединяла» в одну персону. Да и сервисы они поддерживали простенькие: фотографии, поиск людей, предложение «дружбы»… Дальше — больше. Очень скоро все поняли, что в Единой Сети максимально возможное количество пользователей, и потихоньку перестали пользоваться другими сайтами. Надобность в отдельной электронной почте отпала — все равно все, кто тебе теоретически может написать, уже находятся в Сети. А уникальный электронный адрес решал проблему с однофамильцами. К тому времени Единую Сеть взяло под контроль государство; подписали международные соглашения, ввели качественную функцию автоперевода. В новостях кричали о том, что впервые человечество обрело целостность. Были те, кто принципиально не хотел «регистрироваться», но таких оставались единицы. Потом даже закон ввели: при рождении ребенка в свидетельство о рождении вписывалось не только «имя», но и е-мэйл (так еще по старинке называли уникальный номер учетной записи), который генерировало государство…

15 контактов.

На меня что, обиделись все друзья? Что я им такого сделал? Спам не рассылал, на письма отвечал, записи комментировал… Выбираю из списка имена наугад, шлю сообщения: «Эй, ответьте, вы что, про меня забыли?» Никакой реакции. Такое впечатление, что мои послания вообще никуда не уходят…

…Потом, когда придумали технологию биоподключения, даже необходимость в бумажных документах отменилась: всем в принудительном порядке под кожу ввели миниатюрный разъем, через который человек мог напрямую подключаться к интернету, вызывая нужные страницы с помощью «мысленной клавиатуры». Изображение возникало в сознании с такой же четкостью, как если бы вы смотрели в экран монитора. Так что страница в Единой Сети заменила биометрический паспорт. А когда вместо разъемов перешли на беспроводные технологии, людям стали не нужны мобильные телефоны — теперь в Сеть входили усилием воли в любое время, из любого места, где ловила сеть — практически везде. Общайся, как хочешь — хоть текстом, а хоть по голосовой цифровой связи. То, что когда-то называлось телепатией, свелось к обычному «чату»…