Игорь Бер - Запертые двери [СИ]

— Не думай, что твое вранье задело меня, — тут же отреагировала Джоанна.

— Еще как задело, — с еще более широкой улыбкой произнес Джим, развернувшись на мобильном кресле в ее сторону. — Иначе, с чего тебе называть мои слова «враньем»?

— Потому что это вранье, — нагнувшись поближе к нему, сказала она с нажимом.

— Может оно и так, но мои слова тебя задели, — Джим тоже приподнялся, пойдя к ней на встречу. — Признайся и облегчи себе душу.

— Урод!

— Классные сиськи!

Джоанна поспешила к выходу, закипая от гнева, в то время как Джим почти ликовал. Все еще улыбаясь, он подкатил стул к рабочему столу, ожидая завершение песни группы « Black Eyed Peas ». Когда зазвонил его мобильный, Роквелл смотрел в окно, что выходило на городской парк. Свет без труда проникал в студию, повышая уровень эфедрина в крови, от чего сразу хотелось вырваться из города куда-нибудь на природу. Вначале Джим хотел отключить телефон, но, увидев имя на дисплее, передумал.

— Привет, Майк. Как дела?

— Пока что, не жалуюсь, — раздался бодрый голос в динамике. — Ты где сейчас?

— Странный вопрос. У рабочего стола, конечно.

— Тогда, ты не будешь против, если я закажу свою любимую песню.

— Разве у тебя есть такая? — усмехнулся Джим, ерзая в кресле.

— Джим, дружище, мы ведь не со вчерашнего дня знакомы. И ты должен знать, насколько сильно развито во мне чувство патриотизма, что автоматически обращает мой меломанские предпочтения к гимну нашей великой страны. А если честно, я хотел бы поговорить с тобой об интервью.

— Отличная идея, Майк! — воскликнул Джим, барабаня пальцами по ручке кресла. — Нашим зрителям очень бы хотелось услышать оправдания, по поводу твоего недавнего поражения «темной лошадке». Конечно, ты отбил последнюю поддачу, но картина получилась смазанной.

— Мне больно слышать эти слова из твоих уст, парень. А если мне становится больно душевно, то кому-то другому становится еще больнее физически.

Джим не смог сдержать смеха, хотя неловкость также присутствовала.

— Хорошо, Майк. Приходи в любое время. Я уверен, что многие до сих пор относятся к тебе как к лучшему игроку университетской лиги. В том числе и я.

— Да ладно, оправдываться совсем ни к чему. И когда я говорил об интервью, я имел в виду не себя.

— Ты меня заинтриговал, друг. И о ком же идет речь?

— О Тиме Ашер.

В начале Джиму показалось, что он ослышался, но слова Майка были вполне четки и внятны, от чего ошибки не могло произойти.

— Кто это такой? — попытался слукавить Джим.

— «Темная лошадка», которая надрала мне задницу. И мне кажется, ты прекрасно знаешь его имя.

Джим нервно почесал затылок и вновь заерзал в кресле. Такого предложения от Майка он ожидал услышать в последнюю очередь. Если только это не был…

— Ты разыгрываешь меня?

— И не думал.

— Тогда я попал в Сумеречную зону.

— А это уже вполне возможно, — засмеялся Майк на другом конце телефона. Затем он выругался и просигналил кому-то. — Вот, урод, подрезал меня. Где они только покупают эти права.

— Майк, ты меня слышишь?

— Да, Джим. Я весь во внимание. А вот «Бостон-Джой ФМ» почему-то замолк.

В тот же миг Альберт Финчер сильно постучал в стеклянную перегородку. Джим быстро выбрал первую попавшуюся песню и ввел ее в эфир. Сделал он это быстро, чтобы не терять нить столь заинтриговавшего его разговора, от чего с первого раза у него ничего не получилось. Но когда песня все же зазвучала, он приложил трубку к уху, но теперь помешали наушники. Сняв их, он, наконец, смог вернуться к разговору с Майком.

— Песенка так себе, Джим, — раздался голос Майка, но Джим припустил его слова мимо ушей, предложив не отдаляться от начатой ими темы.

— Так что ты там говорил насчет интервью?

— Пригласи Тима к себе в студию. Помоги парню снискать пути к славе.

— Ты так говоришь, словно он сделал тебе превеликое одолжение, обыграв тебя на поле.

— Тим мой друг детства и играть в бейсбол мы учились на одной дворовой площадке.

Джим часто заморгал, пытаясь усвоить полностью поступивший поток информации. Новичок, пополнивший ряды студентов несколько месяцев назад и Майк Доннахью — друзья детства? И об этом становится известно только сейчас?!

— Ты куда пропал, Джимми?

— Просто задумался о том, если бы новичок не вышел вчера на поле? И мне мало верится, что он не знал о тебе, Майки. Тогда, почему он скрывался?

— Видать на то были причины, о которых он мне, возможно, расскажет со времен. — Затем резко, без паузы добавил: — Так тебе нужно его интервью или нет?!

Джим заметил присутствие Джоанны, только когда она уже была рядом. На ее лице как всегда отражались все чувства в адрес Роквелла, причем отнюдь не положительные. Джим предложил ей обождать, выставив вперед ладонь, и повернулся к ней спиной. Она тут же среагировала, развернув его обратно.

— Кончай разговаривать и принимайся за работу, — почти, что прошипела она. На что, Джим только приложил к ее губам указательный палец и вновь отвернулся.

— Конечно нужно, Майк. Но, думаю, ничего не выйдет.

— Это еще почему?

— Я бы тебе об этом не стал говорить, но раз ты сам затронул эту тему… одним словом, я уже говорил с Тимом об интервью.

— Попахивает предательством, Джимми.

— Прости, друг, но я репортер от кожи до костей. А раз ты сам дал добро, то я решил поставить тебя в известность.

— И что он ответил?

— Отказался. И я сомневаюсь, что тебе удастся его переубедить.

— Друг, ты просто еще не знаком со всеми моими талантами, — весело заявил Майк, после чего попрощался с Джимом.

12.

Университетскому кампусу, Тим Ашер предпочел недорогой номер отеля в пяти милях от места обучения. Номер представлял собой небольшую комнату квадратной формы, с низким потолком и со стенами, выкрашенными в бледно голубой цвет. Из удобств в нем присутствовали кровать, один стул и стол, на котором располагался портативный компьютер, шнур которого был подключенным к розетке для подзарядки. Тим запер за собой дверь и, сняв с себя легкую куртку, бросил ее на постель.

«Уехать?!» услышал он в своей голове озадаченный голос матери. «Но почему? В чем причина твоего решения?». Этот разговор состоялся почти восемь лет назад, но его отголоски звучали очень оживленно даже спустя долгое время. «Я должен, мама. Я буду звонить». Мать не могла его остановить, а отца он не знал, а потому привык сам принимать решения и никто не мог ему в этом помешать. Он сдержал свое слово и звонил матери. Она плакала, просила его вернуться и просила простить ее, если она в чем-то виновата. Тим в каждый раз пытался ее успокоить и всегда при этом чувствовал к себе нарастающую ненависть, но ничего не мог с этим поделать. Обратного пути он не видел. И не потому что боялся за свою дальнейшую жизнь, а потому что все вокруг напоминало ему о той переломной ночи. Они разговаривали раз в неделю, а то и в две, даже скорее говорила только его мать, а он молча слушал ее, догадываясь о том, что Вера Ашер старается сообщить ему обо всем, только чтобы между ними не возникала пауза, которая бы дала повод сыну для прощальных слов. Время шло, и с каждым новым разом голос его матери в трубке телефона становился спокойнее и сдержаннее, но разговор их завершался всегда одинаково: мать просила его вернуться. «Я не готов вернуться, мам. Когда буду, не знаю». Вера Ашер догадывалась, что в его отъезде была веская причина, но спрашивать о ней она никогда не решалась. Наверное, боялась услышать правду. Тима это вполне устраивало, хотя иногда, ему хотелось рассказать ей обо всем. Но конечно он этого никогда не делал. Он слишком любил и жалел мать.