Блейк Крауч - Девятый круг [litres]

Какая-то такая хрень.

Набожной я не была, а образ Бога как мстителя, по воле которого люди на веки вечные обречены кипеть в котлах, считала напрямую противоречащим концепции о всемогущем, любящем все свои творения Создателе. Ад был ухищрением, посредством которого церковники удерживали власть над массами, а заодно делали на них деньги.

Хотя в ад я и не верила, но в целом против некоторого просветления в своей жизни не возражала. Только сомнительно, что я обрету его через нечто, написанное сотни лет назад.

Я зевнула, вновь потирая глаза.

Попробовала перечесть тот отрывок из «Синего убийства», но снятая с читалки фотография была для этого слишком мелкой. Пришлось разоряться на еще одну дорогущую книжку Эндрю Томаса в электронной версии и искать место, на котором Лютер сделал закладку.

«Гугл» указывал, что строка «не ведают они, какою кровью» была опять же цитатой из Данте. Наряду с этим в тексте упоминалось пересечение Дубовой и Сикоморовой, но перекрестка с соответствующими названиями в Чикаго не значилось, хотя по отдельности таких улиц в Иллинойсе было пруд пруди.

Связи здесь я не улавливала, а потому понятия не имела, что мне хочет сказать Лютер; не было и новых идей. Закинув ноги на подушку, я погрузилась в чтение «Синего убийства», стараясь сохранять спокойствие и сосредоточенность в приближении того, что через семь часов пять минут (у себя на айфоне я установила таймер) кто-то должен умереть жуткой смертью.

В отличие от голого реализма «Поджигателя» и «Убийцы и его оружия», «Синее убийство» содержало в себе элемент мистики.

Сюжет повествовал о человеке, угнетаемом странными предчувствиями, которые роковым образом сбывались. Я читала уже с час в крепнущем убеждении, что герой книги вовсе не предрекает, а, наоборот, вспоминает леденящие душу события прошлого, от которого сам пытается укрыться. Чтение прервал стук в дверь.

В секунду я выхватила свой «кольт» и поместила палец на спусковой крючок.

– Это я, – послышался снаружи голос Фина, а сам он осторожно заглянул в номер.

При нем было два чемодана, которые он занес и поставил возле двери.

– Даффи к Даффи отправил? – осведомилась я.

Он кивнул.

– А он, это… испражнялся перед тем, как ты его упаковал?

Фин приподнял бровь:

– Только по-маленькому. А у нас что, есть какая-то особая причина для обсуждения нужд твоей собаки?

«Твоей». Не «нашей», а именно твоей, хотя к Фину Даффи был сильнее привязан, чем ко мне.

– Мне показалось, у него запор, – соврала я, – поэтому я просто о нем беспокоюсь.

Фин нагнулся и, расстегнув на моем чемодане молнию, вынул из него тонометр и подошел ко мне. Я так ушла в свои мысли, что мне, честно говоря, было не до давления. Но при замере Фин должен был ко мне притрагиваться, а мне так хотелось чувствовать на себе его руки, пусть даже в сугубо медицинских целях, что я послушно подставила свое предплечье. Он закатал мне рукав и наложил на руку манжет.

– Тебе не надо было так на все реагировать, – сказала я. – Твое предложение застало меня врасплох.

Он не отозвался.

Я положила свою ладонь на его.

– Прошу тебя, Фин. Поговори со мной.

– А о чем бы ты хотела, чтобы я с тобой разговаривал, Джек? Я сделал предложение женщине, которую люблю, а она так и не дала мне ответа. Хотя вопрос «выйдешь ли ты за меня?» вовсе не из разряда головоломных.

Я убрала ладонь, не зная толком, что ответить.

– Извини, – произнесла я на всякий случай.

– Извинений мне не надо. Мне нужно «да» или «нет». Думаю, я этого заслуживаю.

– Сейчас неподходящее время, – вздохнула я. – Слишком много всего навалилось.

– Послушай. Я не самый романтичный парень на свете…

– Дело не в этом.

– …и предложение, наверное, можно было обставить лучше. А я мандражировал и из-за этого все скомкал. Хотя все продумал наперед. Собирался повести тебя в тот немецкий ресторанчик, который ты любишь…

Глаза у меня увлажнились.

– Фин, пожалуйста, не…

– …хотел, чтобы трубач там сделал со сцены объявление. А я бы встал на одно колено и…

– Это все так, Фин. Я… я знаю, как оно заведено, но… Дело не в тебе. Оно во мне.

Он ждал от меня объяснения. До него явно не доходило.

Я как могла постаралась до него донести:

– Понимаешь, последние несколько месяцев я ощущала себя не человеком, а каким-то объектом. За которым все время наблюдают, опекают, охраняют. Плюс к этому, во мне растет ребенок. Ощущение на редкость странное: я все еще не определилась со своими чувствами ко всему этому. У матерей, наверное, с первых же дней устанавливается какая-то связь с их нерожденными детьми? А вот у меня ее нет. Во всяком случае, я ее не чувствую. А чувствую, что кто-то словно прокрался в мой дом, и я не уверена, что хочу задержки этого нежданного гостя.

Фин изучал меня неотрывным, пытливым взглядом.

О чем он сейчас думает, я понятия не имела. Может, то же что и я: «Я неудачник, которого никто никогда не способен полюбить».

– Джек, я не хотел внести в твою жизнь добавочного стресса.

– Черт возьми, Фин, я не это имела в виду.

Он поглядел на цифровой дисплей тонометра.

– Сто сорок пять на девяносто. Все равно высокое.

Фин отстегнул липучку и убрал от меня руки.

Затем подошел к дивану, сел и потянулся за пультом от телевизора.

– Может, ляжешь? – спросила я.

– Я не устал.

– Тогда давай куда-нибудь выйдем. Мы ведь уже черт знает сколько не играли с тобой в бильярд. Давай в девяточку?

– Это небезопасно. За тобой по пятам ходит маньяк, и тебе нужно отдохнуть.

– Секс? – брякнула я наугад. Менее всего я хотела его сейчас, но надо хоть как-то позаботиться о мужских потребностях Фина.

– Джек, я устал. Ты не одна, у кого куча дел на плечах.

– Фин…

– Мы не можем отложить разговор на более поздний срок?

– Конечно, – ответила я с делано оптимистичным видом.

Я вернулась к чтению «Синего убийства», стараясь, чтобы Фин не замечал, что я плачу.

Наконец, когда читать больше не оставалось сил, я погрузилась в сон, одна на двуспальной кровати.

Все планирование, вся подготовка, все деньги, вся кропотливая работа сводятся фактически к одному моменту – этому самому.

Грузовик готов, минивэн тоже. Готовы каталки. Пульт дистанционного управления. Аэрозоли. Вентиляторы. Лютер проверяет все в последний раз; все, кроме аэрозолей. Каждый сорт газа у него ограничен, а пробовать их на себе не способствует здоровью и вообще жизни как таковой.

Он припоминает свою последнюю заправку бензином, с каким-то козлом на колонке, буйно сетовавшим на цену $4,06 за галлон; все это он называл не иначе как «обдираловкой» и «нефтяным кризисом».

Кризис угрожает Чикаго неминуемо, но только будет он не тем, о каком вещал тот дуралей.