Кевин Хирн - Побежденный. Hammered

– О, – я опустил глаза. – Миссис Макдонаг, я не думаю, что сумею это сделать. На самом деле, я пришел с вами попрощаться.

Она поставила стакан и пристально на меня посмотрела.

– Попрощаться?

– Я отсюда уезжаю, – сказал я. – Конечно, я планирую вернуться, но существует шанс, что этого не произойдет, поэтому сначала я хотел кое-что вам сказать.

– И куда ты направляешься, мальчик? Ведь ты, кажется, только что вернулся?

– Да, мне предстоит другая работа, опаснее первой. Оберон пока останется с Грануаль, и их несколько дней не будет, но когда она вернется, то оставит его с вами, если вы не против.

– Ну и как долго ты будешь отсутствовать?

– Не меньше недели и не больше трех месяцев. Если по истечении этого времени я не вернусь, то не вернусь совсем.

– О, я буду о тебе беспокоиться, – заволновалась вдова. – Например, стану смотреть «Колесо фортуны», какой-нибудь болван купит гласную букву, и она окажется «А», и я начну спрашивать себя, где сейчас безумный мальчишка Аттикус и какие страшные вещи его окружают.

– Раньше вы не считали меня безумным, – заметил я.

– Ну, это было до того, как ты начал терять уши, а потом их отращивать – да так быстро, как проклятые зверюшки из рекламы «Чиа Пет».

– Ха! – улыбнулся я.

– Да, неужели ты думал, что я ничего не заметила? Возможно, моя нога уже не хочет ходить, но с глазами у меня все в порядке.

– С вами вообще все в порядке, миссис Макдонаг, – сказал я, и моя улыбка была горькой и сладкой одновременно. – Вы редкая девушка.

– Чушь, я уже давно не девушка.

– В сердце. Ваша душа столь же легка, как цветочный лепесток, а сознание ясно, точно кристалл.

– О, ты очень сильно преувеличиваешь, мой мальчик. – Вдова рассмеялась.

– Может быть, – не стал спорить я, покачивая головой и уклоняясь от прямого ответа. Мы послушали, как на грейпфрутовом дереве воркуют голуби – в течение нескольких биений сердца, – а потом я обратился к ней, и мои слова прозвучали исключительно серьезно: – Знакомство с вами для меня честь. И это не ложь, даже не благородная ложь. Я знал очень многих людей – вы же понимаете? Тысячи и тысячи за свою долгую жизнь. И вы… Мир стал лучше из-за того, что в нем жили вы. Вот что я хотел вам сказать.

Вдова протянула руку и погладила меня по плечу.

– О, Аттикус, так мило, что ты произнес эти слова.

Я накрыл руку вдовы ладонью и сжал ее. Потом вздохнул, расслабился и насладился холодным огнем виски со льдом, пролившимся в мое горло.

Достойное прощание принесло мне некоторое умиротворение. Это была в некотором роде своеобразная связь, лишенная магии земли, но все равно доказывавшая, что в мире еще существует волшебство.

Время, которое я провел с вдовой, пролетело очень быстро. Я оставался с ней до заката, а потом мне позвонил Лейф. Они с Гуннаром заехали за мной в дом вдовы на взятом в аренду «Форде мустанге Дж.Т», потому что втроем мы бы не влезли ни в одну из их спортивных двухместных машин. Я заметил, что машина была черной, а не серебристой: очевидно, за нее платил Лейф.

Эта неожиданная сцена заставила меня заскучать об Обероне. Он бы обязательно прокомментировал строенную смертельную схватку в машине: Промышленный Освежитель Воздуха против Мокрой Псины и против Аромата Древнего Трупа. Я пожелал вдове всего хорошего, расцеловал ее в обе щеки и уселся на маленькое заднее сиденье. Волосы на затылке Гуннара уже встали дыбом.

– Пристегнись, он ездит, как безумец, – посоветовал он.

Они с Лейфом оделись более практично, чем накануне вечером, но оба умудрились выглядеть немного смешными и оторванными от жизни. Гуннар не стал надевать серебристую одежду, вероятно потому, что в ближайшее время не собирался встречаться ни с кем из Стаи. На нем были сине-белая полосатая футболка, плотно обтягивавшая грудь и плечи, джинсы и тяжелые коричневые ботинки, какие носят строительные рабочие.

Лейф выглядел превосходно – черная кожаная куртка, черная футболка и черные джинсы, – но только пока дело не дошло до обуви. Он заправил джинсы в армейские ботинки с ребристой подошвой и молнией сбоку, доходившие до середины икры. Без ботинок он вполне мог бы сойти за хиппующего дизайнера компьютерной графики; а так выглядел, как стареющий фанат панк-рока, который не понимает, что времена его революционной молодости давно остались позади. Кроме того, я впервые увидел на нем ювелирные украшения: цепочку с серебряным кулоном превосходной работы, болтавшимся на груди. Это был молот Тора, древний языческий символ, такие одно время носили в Скандинавии, как христиане носят кресты.

– Мистер Магнуссон хотел сказать, что маньяки водят, как вампиры, – объяснил Лейф. – Достопочтенный глава нашей юридической фирмы не может отдать должное моему вождению.

– Ты о чем? Я уже отдал тебе должное за то, что ты четыре раза проехал на красный свет, – ответил Гуннар.

Лейф его проигнорировал.

– Куда едем? – спросил он у меня.

– Сверни к моему дому; мне нужно захватить колчан со стрелами.

– Ладно, – сказал Лейф, слегка увеличил скорость, мы покатили вперед не быстрее катафалка, и я не сдержал улыбки.

Он хотел кое-что доказать Гуннару, и я не сомневался, что он будет ползти, как улитка, пока оборотень не попросит его ехать быстрее.

Когда мы оказались на Одиннадцатой улице, Гуннар уже практически потерял терпение, но я был рад, что мы ехали медленно. Как только мы свернули за угол, Лейф затормозил и посмотрел вперед. Они с Гуннаром что-то почувствовали. Я включил очки фейри и сразу увидел, что кто-то, обладающий сильной магией, пытается что-то сделать с моим домом. Магический спектр показывал мне сияющего гуманоида, который стоял возле мескитового дерева и взмахами рук поощрял плющ, чтобы тот поскорее выбрался из земли и поглотил мой дом. Судя по количеству белого шума в ауре, вероятно, он был богом. Впряженные в колесницу два леопарда, поджидавшие хозяина, навострили уши, заметив нас. В их аурах я также обнаружил присутствие магии.

– Послушай, Лейф, ты знаешь, я подумал, что прекрасно обойдусь без стрел. Разворачивайся и увози нас отсюда.

– А это?..

– Не произноси его имени. Это римское божество виноделия.

– Что он здесь делает? – прорычал Гуннар.

Лейф развернул «мустанг» и повел его, как вампир. Шины громко завизжали, когда мы выскочили на Рузвельт-стрит, леопарды зарычали, сияющая белая фигура повернулась и увидела нас. Вот вам и попытка незаметно сбежать.

– Очевидно, он пришел за мной. Он…

– Куда едем? – перебил меня Лейф.

– Выезжай на автостраду Ю.С. 60 и двигайся на восток.

Лейф нажал на педаль газа, и мы помчались на юг, в сторону автострады, превышая все ограничения скорости, однако я успел бросить последний взгляд на Одиннадцатую улицу, выключил очки фейри, и белая фигура превратилась в Вакха, который прыгнул к своей колеснице. Он не был похож на изнеженного молодого красавчика, каким его изображали Караваджо и Тициан, и совсем не напоминал толстенького ребенка с картин Гвидо Ренни; скорее, этот Вакх сошел с полотна Пуссена «Мидас и Вакх», вот только его кожа была пятнистой от безумия, а в глазах горела ярость. Возможно, в хороший день он выглядел бы более гладким и двуполым, но только не сейчас; нас посетил первозданный аватар звериного гнева, на шее у него выступали напрягшиеся жилы или лозы, я не смог разглядеть как следует.