Кевин Хирн - Побежденный. Hammered

Я поблагодарил хозяина и его дочь и почувствовал, что все смотрят в мою сторону, когда я выходил из гостиницы на улицу. Наконец за моей спиной закрылась дверь и звякнул звонок. Я перешел единственную улицу городка и скользнул в лес. Посетители гостиницы сейчас наверняка занялись сочинением историй про меня, но я не видел в этом ничего плохого. Если мое эфемерное присутствие сделало их жизнь чуточку разнообразнее, так тому и быть.

Я не спеша вернулся к дереву, помеченному Гуннаром. Торопиться было некуда; пока не вернется Лейф, мы не могли двигаться дальше. Я принялся разгуливать взад и вперед, засунув руки в карманы, наслаждаясь ощущением леса. Уже много лет я не общался с элементалями этих мест и послал им приветствие и пожелание всех благ.

Рядом с местом встречи, но достаточно далеко от него, чтобы не чувствовать кислотный запах содержимого желудка Гуннара, я построил примитивный навес – это гораздо проще сделать, когда ты можешь связать ветки при помощи магии. Я собирался хорошенько поспать днем, ведь в Аризоне сейчас наступила ночь, а навес обеспечит меня защитой от воздушного наблюдения в большей степени, чем элементали. При отсутствии плюшевого медвежонка, подушки или даже Оберона я без особых удобств устроился на Фрагарахе.

Земля в лесу была холодной; скоро пойдет снег…

Когда я проснулся, рядом на спине лежал Гуннар, смешно подняв лапы в воздух и вывалив наружу язык. Он тихонько храпел. Я пожалел, что у меня нет камеры. С большой вспышкой, потому что солнце уже зашло. Что-то меня разбудило; но, что странно, оборотня – нет.

Включив очки фейри, я принялся изучать ночь, не меняя положения тела и не производя ни малейшего шума. Возможно, меня разбудило давление в мочевом пузыре, и ничего больше. И все же я не сомневался, что кто-то находится где-то рядом с навесом и наблюдает – и не исключено, что ждет, когда я из-под него высунусь.

Я не собирался доставлять ему такого удовольствия. Вместо этого я решил разбудить Гуннара, а потом выбраться из-под навеса, пока оно будет разбираться с проблемами, связанными с появлением бодрствующего оборотня. Перемещение земли под Гуннаром должно было сразу его разбудить; я положил ладонь на землю и собрался отдать приказ потревожить его сон, когда раздался голос, который решил за меня все проблемы.

– Успокойся, Аттикус. И ты, Гуннар, тоже. Это я.

Лейф вышел из-за дерева, и мы с Гуннаром встали, чтобы его встретить, слегка разозленные таким его появлением. Судя по усмешке на лице, его это только порадовало.

– Хорошо провели день?

– Я почти полностью его проспал, – прорычал Гуннар.

– Я всегда так поступаю, – заявил Лейф. – Сплю, как мертвый.

– Как поживает Зденек? – поинтересовался я.

– Он был просто безупречно одет. И удивлен моему появлению. Недоволен, что я защищал свою территорию столь публично. Рад, что я продемонстрировал ему должное уважение. Мы можем отправляться в Надым?

Я уничтожил связи, удерживавшие навес, отошел в сторону, чтобы облегчиться, вернулся и заявил, что готов.

– А ты можешь быстро переместить нас из Тир на Ног? – спросил Гуннар. – Может быть, я сумею обойтись одним приступом рвоты?

– Я сделаю все, что смогу, – пообещал я.

Мы переместились в Тир на Ног, я провел там минимально возможное время, а потом перебросил нас в лес, находившийся к югу от Надыма. Гуннару стало плохо сразу по прибытии. Мы с Лейфом отошли в сторону, чтобы дать ему возможность прийти в себя, а заодно уберечь собственные носы.

Как только Гуннар объявил, что он готов двигаться дальше, мы побежали на север под чистым, усыпанным звездами небом и прибыли на место встречи около полуночи. Лейф милостиво согласился нести мой меч и нашу одежду, чтобы мы с Гуннаром могли бежать, изменив форму. Мы часто поглядывали на небо, чтобы не пропустить признаков появления грозовых туч, однако древние скандинавы искали меня в других местах. И это было разумно: они ждали, что я буду прятаться максимально далеко от Асгарда и не стану туда возвращаться. Когда появилось озеро, мы заметили бивачный костер, сиявший в ночи и ярко освещавший ветви стоявшего на берегу знакомого мне дерева. Там нас должны были поджидать три человека, но я увидел только двух. Может быть, Лейф не сумел найти всех и рассказать о месте встречи. Двое пожилых мужчин сидели по разные стороны костра и явно не опасались того, что могло прятаться в засаде, в темноте.

– Я вижу, мы прибыли последними, – сказал Лейф. Либо он ожидал только двоих, либо где-то заметил третьего. – Пойдем. Возвращайтесь в человеческую форму, и я вас представлю.

Мы с Гуннаром изменили форму и оделись, а потом все вместе подошли к костру. Лейф приветствовал двух пожилых мужчин, и они повернулись на звук его голоса. Оба легко поднялись на ноги – очевидно, ни один из них не страдал от плохого зрения или артрита.

Один оказался азиатом, вероятно, Чжанг Голао. Легкие щупальца белых волос росли на его челюсти и в качестве нимба у висков, напоминая перистые облака, все еще различимые на небе. Он был в традиционных одеяниях в стиле чень: хризантемы, вышитые серебром и золотом на королевском голубом фоне, светло-голубые ленты на вороте, поясе и по краям рукавов. И, хотя преклонный возраст Чжанг Голао не вызывал сомнений, его явно забавляло, что мы могли считать его из-за этого слабым. По собственному опыту я знал, что свободные складки таких одежд часто маскируют истинные движения плеч и локтей, и даже кулаков. Пусть Лейф и Гуннар его недооценивают; меня он не обманул. Когда он заговорил, оказалось, что у него превосходный английский с легким акцентом.

– Вы оказываете мне честь своим присутствием, – с поклоном сказал он.

Вторым мужчиной был Вяйнямёйнен. Он указал на мою бороду.

– Симпатичная бородка, – сказал он.

Его собственная борода была белой и имела весьма угрожающий вид. И уж никак не симпатичной; он мог спрятать там все, что угодно. Например, оружие или взрывающиеся шарики с порохом, которые помогают исчезнуть в облаке дыма, или гнездо с семейством скворцов. Борода начиналась под узкими острыми скулами и спадала, подобно лавине, до самого живота. Его усы, белее бороды, роскошно украшали верхнюю губу и стекали вниз тонкими завитками по обеим сторонам подбородка, точно свежевыпавший снег.

Брови, которые нависали, словно сложенный тент, над глубоко посаженными глазами, были столь же впечатляющими и снежно-белыми. В результате глаза оставались в тени, чернильные озера, которые могли быть как дружелюбными, так и полными гнева. Черную облегающую финскую шапочку с наушниками удерживала ярко-красная лента, повязанная вокруг лба, – и в целом возникало ощущение, что этого человека лучше не сердить. Он выглядел, как злая версия Санта-Клауса, худого и голодного, способного сказать лишь: «Хо-хо-хо!», когда он будет прыгать на вашем лице.