Кевин Хирн - Побежденный. Hammered

– Ну, разумеется, не сейчас. Я должен думать о семье. Но когда я был моложе и беспечнее, я бы с радостью ухватился за такую возможность.

– Честно? Ты бы отказался от Вальхаллы, еды и напитков за столом Одина, и ради чего? Ради лишенного солнца существования кровососа, живущего в Мидгарде?

– Ты забыл про невероятную силу и возможность жить векá.

Мои собутыльники посчитали это заявление особенно остроумным и принялись громко хохотать. Все кажется смешным, когда ты выпил достаточно меда.

– Хорошо. – Незнакомец развел руки в стороны. – Пусть будет по-твоему. И ты бы предпочел все это славе и чести стать эйнхерием?

– Повторю, я не могу сказать тебе «да» сейчас. У меня имеются обязательства перед моей семьей. Но, если бы я начал жизнь сначала и ничто меня не удерживало, тогда почему нет?

Незнакомец откинулся на спинку стула и наградил меня мрачным взглядом.

– И правда, почему нет? – Он посмотрел на своего спутника, который лишился одной руки в сражении, на лице первого появился невысказанный вопрос, и однорукий равнодушно пожал плечами.

Один из моих приятелей попытался перевести разговор на драконов, но первый чужестранец его перебил:

– Хорошо. Значит, решено. Ты ведь Лейф Хелгарсон?

Я заморгал, немного удивившись, что он знал мое имя. Я помнил, что ни я, ни мои друзья его не называли. Мы просто заговорили с незнакомыми мужчинами, как обычно делают воины-ветераны, готовые разделить веселье, но не называли имена, если мы, конечно, не собирались встретиться с ними еще раз.

– Да. А ты кто?

– Я Тор, бог грома.

Мы с моими друзьями решили, что он здорово пошутил, и рассмеялись ему в лицо. Однако он даже не улыбнулся, как, впрочем, и его однорукий спутник.

– Ты сказал, что стал бы одним из кровососущих существ, если бы тебе ничто не мешало, – проговорил он. – Ты свободен от семейных обязательств, Лейф Хелгарсон. Теперь ты можешь выполнить свое хвастливое заявление и стать пьющим кровь бессмертным. Ну, ты готов?

– Ты о чем? – спросил его я.

– Я хочу то же, что пьет этот парень, – вмешался один из моих приятелей.

– Твоя семья мертва, – заявил незнакомец. – Теперь тебе ничто не мешает.

Смех за столом мгновенно стих.

– Это не смешно.

– А я и не шучу, – ответил незнакомец.

– С моей семьей все хорошо. Я видел их сегодня утром.

– Молния может ударить в любой момент, как, например, несколько мгновений назад.

Мне отчаянно захотелось врезать кулаком по его спокойному лицу, но я знал, что, если хочу попасть в Альтинг, мне больше нельзя драться и я ничего не выиграю, устроив потасовку. Поэтому я коротко попрощался и, слегка покачиваясь, вышел из таверны. На улице я обнаружил, что, пока я выпивал, началась гроза. Я с трудом забрался на лошадь и поспешил под дождем домой, убеждая себя, что это был никакой не Тор, а просто огромный ублюдок с молотом.

Я мчался вперед, и ужас во мне рос пропорционально попыткам уговорить себя, что ничего страшного не произошло. Нет, это был не Тор. А если все-таки Тор? Что, если беспечная пьяная болтовня приговорила моих родных к смерти?

Можете представить отчаяние, которое меня охватило, когда я ворвался в дверь своего дома и обнаружил на полу безжизненные обожженные тела жены и сыновей. Сердце мое превратилось в пепел, меня вдруг отчаянно затошнило.

Вина и горе: во рту у меня пересохло, я задыхался, из глотки вырывались животные крики. Я повалился на пол, я плакал и говорил им, когда мог что-то из себя выдавить, что мне очень, очень жаль.

Иногда я пытаюсь утешить себя тем, что они, возможно, отправились к Фрейе на Фолькванг, ведь они не совершили ничего дурного, что это было бы милосердием богов, только вот Тор милосердием совсем не отличается. Скорее всего, они попали в Хель, лишенное солнца безрадостное царство, потому что я в приступе пьяной бравады обратился к силам, которые выше моего понимания.

Я построил погребальную лодку, разжег огонь и отправил их в море. Но с того дня никакая земля не казалась мне зеленой и пригодной для жизни, и меня со всех сторон окружала безжизненная пустыня. В моей душе росла пустота, черная мучительная пропасть, которая пожирала меня, чтобы даровать Тору победу. Но я с ней сражался: я наполнил пустоту яростью и обнаружил, что она так же безгранична. И я выстоял, потому что у меня была цель: стать бессмертным, как Тор. Ведь он бросил мне вызов.

И, по правде говоря, только так я мог на него ответить. Проклятие меня не волновало, я уже был проклят. Зато бессмертие, сила и скорость – я знал, что все это мне потребуется, чтобы отомстить за свою семью, а я дал себе слово, что заплачу Тору за их гибель, и мне все равно, какой будет цена.

Я покинул свою ферму и направился в Рейкьявик, где нанялся на первый отплывавший из порта корабль. Некоторое время я был наемником, потом разбойничал, но в конце концов вернулся в Северное море и по Эльбе добрался до Гамбурга. На дворе стоял 1006 год, то есть задолго до того момента, когда польский король Мешко II сжег Гамбург дотла. Я терпеливо порасспрашивал тут и там и нашел работу в качестве стража при купце, решившем организовать торговлю с Прагой, находившейся вверх по реке. Он очень хотел наладить связи с двором князя Яромира, представителя богемской династии Пржемысловичей. Во время путешествия он пытался учить меня языку, но наши уроки были практически бесполезны. Он не знал древнескандинавского, а мой немецкий в то время был просто ужасным, однако я старался изо всех сил, поскольку понимал, что знание языка мне потребуется, чтобы задавать вопросы местным жителям, если я хочу найти пьющего кровь бессмертного, который предположительно живет в Богемии.

Через некоторое время мы вошли в реку Влтава и по ней добрались до Праги. Тогда она была совсем не такой красивой, как сейчас. Как и в других средневековых городах, там царили грязь и преступность, болезни и неграмотность. Впрочем, я и сам прекрасно подходил под это описание. В городе имелся громадный невольничий рынок, который являлся торговым центром всего района, и многие купцы вели свои дела оттуда.

После того как я помог немецкому купцу разгрузить товары, я нанялся в доки охранять склады. Работа была скучной, но позволяла есть досыта и давала крышу над головой, пока я учил местный язык. Наконец, когда пришла зима и выпал снег, я начал захаживать в таверны и задавать вопросы. Иногда их встречали с пьяным весельем и откровенными насмешками, и я больше туда не возвращался. В других местах мои вопросы вызывали гробовую тишину или сдержанное предупреждение, что здесь о подобных вещах не говорят. Один раз меня вышвырнули на улицу только за то, что я осмелился спросить . Но я заметил, что все эти заведения находились возле старой крепости Пржемысловичей на западном берегу реки – сейчас это замок Градчаны, но те, кто говорит по-английски, называют его просто Пражский замок.