Автор неизвестен Эпосы, мифы, легенды и сказания - Призраки ночи

Прошёл час. В пиршественном зале замка Тара ярко горели факелы. Рыцари фианы пробудились от тяжёлого сна, навеянного арфой призрака. Они проснулись и отшатнулись при виде ужасного зрелища.

Финн опять стоял среди них. Он высоко поднял своё копьё, на острие которого чернела пронзённая голова с отверстым ртом. Кровь капала с этого страшного трофея и струйками лилась по руке молодого воина. Финн бросил голову на пол к ногам Кормака.

— Я выполнил своё обещание, — Сказал Финн Верховному королю.

И Кормак ответил, как и подобает королю. Он сдержал своё слово. И Финн, сын Кумалла, победитель самого лютого чудовища Ирландии, по праву занял место предводителя фианы.

Когда еще не растаяли снега и, сверкая под зимней луной, покрывали всю Исландию, приехала в Хейстери, что на самом острие северного мыса острова, юная девушка. Она нанялась в прислуги к здешнему крестьянину. Это была смелая и веселая девушка. И это оказалось не лишним, потому что, поговаривали, усадьбу крестьянина часто посещали духи и привидения. Соседи шептались между собой, что здесь бродят ночные тролли.

Тем не менее девушка, а звали её Гудрун, полюбила свой новый дом и прижилась в приветливой семье. Она приехала из бедной деревушки, а это хозяйство было богатым, с большим зерновым амбаром и отличным каменным домом. Из-за того, что исполнилось ей всего четырнадцать лет и была она нездешняя, слуги относились к ней, как к самой последней чернавке. Но она весело и легко обжилась во флигельке при кухне, мыла посуду, прибиралась, успевала забежать в детскую — и все это делала вприпрыжку и не переставая напевать.

Она не расстраивалась и не жаловалась даже тогда, когда хозяин и хозяйка, слуги и все домашние, укутавшись меховыми одеялами, садились в сани и отправлялись на соседний хутор праздновать Сочельник и веселиться, оставляя на нее все заботы и дела по хозяйству, да в придачу маленькую хозяйскую дочь.

И вот сани растаяли в снежной серебристой пелене и превратились в белую точку. Гудрун заперла дверь на засов, принесла младенца в комнату хозяйки и примостилась у очага, собираясь покормить дитя.

Она чувствовала себя уютно и спокойно. В теплых отсветах огня еще ярче казались разрисованные пестрыми цветами сундуки, радостными бликами играли медные горшки. В глубоких проемах окон мерцали восковые свечи. Малышка довольно сопела и, поев, заснула счастливым сном в покачивающейся колыбельке. Веки Гудрун отяжелели.

Но прежде, чем сон одолел её она встрепенулась от странного шума. Что-то, может быть, заблудший зверек, царапалось у порога. Затем скрежет поднялся до дверного засова, а потом и вовсе заскреблись над дверной притолокой, куда никакой зверь наверняка не достанет. Засов загремел, дверь затрещала, но не открылась, скрип и скрежет прекратился.

Гудрун сунула в ротик младенцу, пробудившемуся от шума и захныкавшему, смоченную в молоке тряпицу. Ребенок снова затих. Ни одного звука не проникало сквозь толстые стены дома, но спустя мгновение свеча на окне задрожала, девушка вздрогнула и обернулась. Огромное лицо ночного тролля с открытым ртом, обнажившимися неровными сломанными гнилыми зубами, прижалось к стеклу, заслонив свет. Жадные зеленые глаза уставились на колыбель.

Гудрун отвернулась от окна. Руки её вцепились в колени. Она сидела тихо, как мышка, глядя на огонь очага. Вдруг она улыбнулась и произнесла:

— Конь железный, серой масти машет мне льняным хвостом. Мальчик странный, оловянный, на коне сидит верхом.

Дети той страны, где жила Гудрун, давно знали, что ночные существа можно победить, задавая им загадки. Тот, кто не сумел ответить, — проигрывал и сдавался на милость победителя.

В наше время, когда загадки всего лишь детская игра, может показаться странным, что жизнь и спасение человека могли зависеть от правильного ответа. Но в те дни, когда язык еще только рождался, слова были заряжены магической силой, и загадки становились тем ключиком, который отпирал перед человеческим умом тайны мира. Отгадка была испытанием этой силы ума. Даже божество могло сказать о себе: «Я тот, кто на загадки знает ответ». Так пел один древний исландский бог мудрости и войны. А среди обычных смертных игра в загадки непременно сопровождала праздники, свадьбы, их загадывали при царских дворах и, как твердят нам все сказки, тогда когда жизни угрожала опасность. У тролля не было иного выбора, как ответить на вызов девочки.

Он хрюкал и брызгал слюной в стекло, потом хрипло, с трудом двигая губами, не привычными к выговариванию человеческих слов, медленно произнес:

— Железная серая лошадь — иголка. Льняной хвост — нитка. Оловянный мальчик — наперсток!

Потом он побулькал, будто полоскал горло, а на самом деле захихикал. Теперь была его очередь загадывать загадку.

Гудрун ждала. Когда тролль снова заговорил, он уже почти сносно лопотал.

— У семерых братьев по одной сестрице. Много ли всех?

Услышав такую легкую загадку, Гудрун только плечами пожала и тут же ответила:

— Восемь!

И загадала она следующую загадку, и тролль отгадал, и сам загадал загадку, и она отгадала…

Так они перекидывались загадками и ответами всю ночь напролет. На улице, под окном, тролль подпрыгивал от мороза. А внутри, в теплой и светлой комнате девочка качала себе колыбельку и подбрасывала в огонь поленья, чуть только пламя пыталось погаснуть. Она уже охрипла, и голос её стал похожим на сиплое шипение тролля. Но она продолжала говорить, творя волшебными словами загадок нехитрое заклинание.

Наконец, когда свеча превратилась в лужицу воска, а последнее полено догорало в очаге, тролль загадал такую загадку:

— На красном холме и под красным холмом тридцать лошадок стоят рядком. Каждая лошадка белым-бела. Стучат они копытами, грызут удила. Ждут работы — растоптать кого-то.

Едва живая от усталости, Гудрун помедлила, молчание её затягивалось. Тролль опять засмеялся своим смехом, забрызгав стекло слюной. И тут Гудрун сообразила.

— Твои зубы! — крикнула она. — И твой хищный рот!

Тролль зарычал. Он отпрыгнул от окна, и девочка увидела тонкую алую линию у самого горизонта. Воспрянув, она вскричала:

— Красный олень на воле! Убегайте, тролли!

От этой загадки тролль завыл, и капли крови брызнули на стекла. Исчез тролль, а луч утреннего солнца скользнул в комнату. Обессиленная, Гудрун опустилась на колени перед очагом.