Луиза Морган - Ведьмы. Запретная магия [litres]

Ирэн не раскрыла камень, а просто присела рядом с табуретом, на котором он стоял, и вытащила из-под табурета старинную книгу. Она положила гримуар на рабочий стол, в свете свечи сняла мешковину, которая защищала его, и открыла потемневшую от времени кожаную обложку.

Под строгим взглядом Урсулы она часами сидела, съежившись, за кухонным столом с гримуаром в руках. В книге не было особого порядка или какой-то структуры: она представляла собой обычный сборник рецептов заговоров, лекарственных трав, зелья и заклинаний. Она перечитывала каждую страницу много раз и теперь помнила название заклинания, которое искала, потому что его было чертовски трудно перевести:

Приворотное зелье для привлечения нерасположенного возлюбленного

А еще она помнила его, потому что это был единственный рецепт, который Урсула захотела, чтобы она пропустила. Мать вырвала книгу у Ирэн из рук, прежде чем она коснулась страницы, и на вопрос «почему?» ответила:

– Возможно, это самое опасное заклинание во всем гримуаре.

– Но почему? Это всего лишь любовное зелье, разве нет?

– Ирэн, любовь – самое опасное чувство. Когда его навязывают – когда используют его как оружие! – могут произойти ужасные вещи. Зельем или заклинанием настоящую любовь не создашь.

– Можно я хотя бы прочитаю? Можно посмотреть, как…

– Non! Absolument pas [56]. – Когда Урсула перешла на французский, ее голос стал жестче. – Дочка, ты играешь с вещами, в которых не разбираешься.

– Все-таки я не понимаю…

Урсула напугала дочь, отбросив ее руку и с шумом, без привычной бережности к хрупким страницам, захлопнув книгу.

– Не спорь!

Урсула контролировала каждое занятие с гримуаром и позаботилась о том, чтобы он никогда не был открыт на запретной странице. Теперь Ирэн задалась вопросом: а что, если причина была в этом? Возможно, Урсула солгала ей. Возможно, ее мать наложила заклинание на отца, связав его с собой не через любовь, а при помощи магии.

Если это было правдой, то являлось наглядным доказательством невероятной силы, и Ирэн хотела иметь такую силу сама.

В колеблющемся свете свечи она нашла страницу и склонилась над ней, чтобы расшифровать размытый почерк. Прочитать текст было почти невозможно. Она смогла разобрать необходимые травы: мать-и-мачеха, любисток, манжетка, коровяк, омела. Пояснения не имели для Ирэн никакого смысла: беспорядочный набор старинных слов, которые было слишком трудно разглядеть в темноте. Ей нужно было больше света. И словарь.

Она подняла руки со страницы и повернула ладонями к себе. На них была въевшаяся пыль, черная и липкая, копившаяся десятилетиями. При взгляде на нее у Ирэн внутри заныли первые проблески силы. Она прижала ладонь к животу, удивляясь новому ощущению, и в тот же момент она испытала глубокую, до мозга костей уверенность, что ее мать никогда не пользовалась заклинанием на этой странице. Кто-то им воспользовался, иначе Урсула не была бы уверена в его опасности, но не она сама.

Ирэн аккуратно закрыла книгу и снова спрятала в мешковину. Она сунула ее под табурет, потушила свечу и на ощупь пробралась назад к ступенькам. Выбравшись из подвала и снова оказавшись в безопасности в своей комнате, она стащила с себя одежду и дрожащими от радостного волнения руками натянула ночную рубашку. Было уже далеко за полночь, но она лежала на постели без сна, свернувшись калачиком из-за боли в животе и задаваясь вопросом, когда же проявится остальная сила.

«Никогда еще за долгую историю ведьм рода Оршьер, – подумала она, – девочка не хотела так сильно стать ведьмой». Настоящей ведьмой, как великая Урсула или пророчица Лилиан. Могущественной ведьмой, которая могла бы подчинять людей своей воле. Искусной ведьмой, которая смогла бы подняться над своим низким происхождением и стать леди.

Она обхватила колени, наслаждаясь своей болью. Она приближалась. Ирэн чувствовала ее. Сила приближалась.

И она не могла ее дождаться.

– Тебе следует с уважением относиться к маман, – сказал Себастьен. – Она едва не погибла, спасая тебя.

– Ох, папá, я уже тысячу раз слышала эту историю! Прошу, не надо снова ее рассказывать.

– Тогда не заставляй меня ее вспоминать.

Ирэн скривилась и оттолкнула миску с рагу из баранины. Аппетита как не бывало. Она терпеть не могла выслушивать замечания от отца. Он был единственным человеком в мире, чье мнение для нее имело значение.

– Сходила бы ты за ней и извинилась.

Просить извинения Ирэн тоже терпеть не могла. Все это казалось ей несправедливым – по крайней мере, сегодня.

– Я всего лишь сказала, что хотела бы, чтобы сегодня у нас было что-то получше, чем рагу из баранины.

– Тогда, может, самой и стоило приготовить?

– Сегодня мой день рождения!

– Да. Семнадцать. Уже не ребенок.

– Ты принимаешь ее сторону, да? Ты всегда так делаешь!

Какое-то время Себастьен молчал, кроша изящными пальцами ломоть черного хлеба и глядя в камин, где, смягчая серость дома и его старой меблировки, танцевали желтые язычки пламени. Когда он снова заговорил, его голос подрагивал от горечи:

– Это не вопрос принятия чьей-то стороны, понимаешь, – сказал он по-французски, как делал всегда, когда они оставались наедине. – Мать была предана тебе еще до твоего рождения. И почти со всем справлялась в одиночку. Меня едва ли можно назвать твоим отцом…

Ирэн сделала вдох, чтобы возразить, но он приложил палец к губам, и ей пришлось промолчать.

– Хороший отец все время был бы рядом. Подарил бы тебе собственную арфу, чтобы ты училась играть. Позаботился бы о том, чтобы твоим мужем стал хороший, трудолюбивый, честный человек – лучше, чем он сам когда-либо был.

– Папá! Какой муж?

– Ты уже в подходящем возрасте. Это может произойти в любое время.

– Я не знаю никого, за кого хотела бы выйти замуж.

– Это прекрасная деревня. Я видел здесь не одного молодого человека, занимающегося торговлей или вспахивающего свое поле.

– В Тенбери ? Я бы ни за что не вышла замуж за кого-то из этих мужланов!

Себастьен поднял на нее взгляд. В свете огня его серебристые глаза были похожи на старинное олово.

– За кого же ты собираешься выйти замуж, дочка?

Ирэн не хотела отвечать, но слова вырвались из нее с силой вулканической лавы:

– Я выйду замуж за лорда. Я собираюсь стать леди.

Когда девушка произносила эти слова, в животе, как бы подтверждая ее собственное предсказание, снова появилась боль.

Себастьен не стал смеяться, хотя они оба знали, что Ирэн сказала нечто из ряда вон выходящее. Он помолчал еще какое-то время и наконец сказал:

– Если только не забудешь свою маман и то, чем ей обязана.

Ирэн подумала о том, как некстати была бы ее мать в богатом доме.