Владимир Фёдоров - Сезон зверя [litres]

Население окрестных деревень было перепугано так, что потребовало принятия мер от правительства. В Жеводан прислали отряд драгун. Истребив почти сотню волков, те посчитали свою работу выполненной и удалились. Переждав несколько дней, людоед заявил о себе снова: растерзал мальчика, потом взрослого мужчину, еще нескольких детей. Зверь обнаглел настолько, что однажды напал на трех работавших в поле крестьян. И вот тут, поскольку них оказались вилы и палки, он впервые получил отпор и убрался ни с чем. А люди узнали, как волк выглядит – матерый самец с рыжеватой шерстью. Интересно, что, когда не получались его обычные атакующие броски в горизонтальном положении, он поднимался совсем по-человечески на задние лапы и бил защищающихся когтями передних лап… – Зденек сделал паузу, наклонился к костру, поправил головни и продолжил: – Так вот, ни облавы, в которых участвовали сотни человек, ни капканы и отравленные приманки не могли нанести волку никакого вреда. Он ловко ускользал или обходил их и снова нападал то на ребенка, то на взрослого. Интересно, что в округе было немало домашнего скота и при желании зверь мог бы утолять свою плоть им, но он выбирал только людей. Такая неуловимость и изощренность и стали поводом для многих считать его не просто хищным животным, а каким-то монстром, оборотнем. Потому его так и прозвали – Оборотень из Жеводана.

Слухи о людоеде дошли до Парижа, и сам Людовик XV приказал отправить в Жеводан знаменитого в те времена истребителя волков из Нормандии Филиппа Доневаля. Тот убил в окрестностях несчастной деревни около двадцати зверей, но, увы, не остановил кровавого списка Оборотня, который в то время исчислялся уже несколькими десятками.

Отозвав Доневаля, король прислал на его место еще одного известного волчатника – лейтенанта Антуана де Ватера, причем с самыми лучшими собаками, собранными у влиятельных вельмож столицы. Оборотень словно бросил ему вызов и за несколько недель загрыз пятерых детей и двух взрослых. Наконец гончие Ватера подняли в лесу гигантского волка. Лейтенант сумел ранить его, а другие охотники добили. В желудке зверя нашли несколько полос материи, походил он на Оборотня и по масти, поэтому все решили, что людоед уничтожен. Ватер отбыл в Париж за королевской наградой. Нападения на людей прекратились, но… только на месяц. А потом людоед стал еще активнее, число растерзанных им жителей провинции перевалило за шестьдесят…

– Это ужас какой-то! – не выдержала Верка, прервав рассказчика.

– Да-да, согласен. По-моему, такого случая в истории больше не повторялось… Так вот, не надеясь на помощь короля, местный маркиз де Апше сам организовал несколько облав. Активное участие принимал в них и наш далекий предок Жан Шастель. И вот, стоя за деревом в очередной засаде, он внезапно увидел перед собой огромного рыжеватого волка, машинально вскинул ружье и сразил зверя первым же выстрелом. В желудке матерого обнаружили детские кости. Нападения прекратились навсегда, но король, когда ему рассказали, что зловещего монстра одолел какой-то неизвестный деревенский охотник, только посмеялся и не определил ему никакой награды. Обиженный Шастель решил покинуть Францию и перебраться в Чехию, где в те времена были прекрасные охотничьи угодья. Однако жители провинции решили сами отблагодарить его и собрали довольно большую сумму денег. Это состояние и слава уничтожителя Оборотня помогли ему впоследствии получить право поставлять дичь ко двору чешской королевы Марии Терезии… Вот такая история с Оборотнем.

– Только мистики-то в ней никакой нет, – заметил Валерка. – Скорее, детектив с участием зверя-маньяка. Хотя шестьдесят человек загрызть – это действительно не шутка…

– Согласен, мистики нет. Но как мог людоед в течение двух лет так ловко уходить от пуль, ловушек и огромных свор гончих, которые отправили на тот свет за это время не меньше пары сотен обычных волков, в том числе и самых крупных вожаков стай? Откуда у него взялись такая невероятная хитрость и такие знания? И почему он не желал никакой добычи, кроме человечины?.. – Зденек вопрошающе развел руками. – Если бы я не был ученым, биологом и, как все мы, закоренелым материалистом, то, пожалуй, тоже стал бы искать причину в сверхъестественном… Когда мне впервые рассказали эту историю в отрочестве, я надолго был захвачен тайной оборотничества и даже в молодости, уже учась в университете, пытался исследовать ее как биолог. Но потом увлекся бабочками, и они стали для меня самым главным в жизни… Кстати, для явления оборотничества в науке уже давно существует официальный термин – ликантропия. Есть несколько версий, в том числе и вполне материалистических, которыми объясняют появление легенд и историй с вервольфами, верманами, лу-гару, волкодлаками и вашими русскими оборотнями. Если это будет любопытно, я могу при случае для вас вспомнить, но сегодня мы уже засиделись, по крайней мере – я. Утром хочу пораньше встать и сходить в разведку на ближние склоны. Знаете ли, нетерпение охотника…

Перебор струн и негромкие голоса поющих у костра едва доносились до крайней палатки Степана.

Он лежал под пологом на выгоревшем брезенте спальника, зажав в углу рта беломорину, и рассеянно скользил взглядом по марле, за которой бессильно гудели комары.

«Поют студенты… А чего им не петь?.. Какой-никакой праздник – сезон распечатали. Спиртишком разговелись. Молодые… Да, молодые и нормальные люди, не то что ты – иудин выродок… Упырь… – Степан вздохнул и затянулся так, что красный огонек папиросы разом дополз до ее середины. – А все батяня, сволочь! Как его угораздило в звериную шкуру влезть, что заставило? Мать только и сказала, мол, сам виноват. В чем?.. Теперь уж никто не узнает. Сам-то предок быстро выпутался – сиганул с обрыва, и все. А ты тащи этот крест всю жизнь… Хотя, конечно, и тебе отцовский путь никто не заказывал. Пустил бы тогда пулю в лоб в сторожке – и не было бы на тебе ни крови того первого, заблудившегося пацана, ни всех других. И лагеря бы немецкого не было…»

Из-за лагеря он и оказался здесь, у черта на куличках, и, забравшись в самую глухомань, таился два с лишним десятка лет.

А у него ведь и тут был выбор. В их белорусском городишке неподалеку от польской границы немцы оказались во вторую неделю войны. А еще через неделю вновь назначенный комендант города издал приказ, требовавший все население срочно сдать охотничье и другое оружие и пройти регистрацию. Степан тут же послушно отнес казенную берданку в комендатуру, объяснив, что она ему была выдана по службе. Заполняя листок учета, в графе профессия жирно вывел: «Инвалид производства, сторож». А там, где требовалось указать сведения о родителях, немного подумав, написал: «Погибли в Сибири». С одной стороны, если бы анкета попала в руки прежней власти, то такая запись соответствовала бы его ранее придуманной легенде, а с другой – немцы могли бы посчитать, что отец и мать, скорей всего, репрессированы. Все это вкупе с его хромотой, в которой проводившие регистрацию могли убедиться лично, видимо, сделало свое дело. Во всяком случае, его никто больше никуда не вызывал. В том числе и тогда, когда началась отправка рабочей силы в Германию.