Уильям Ходжсон - Карнакки – охотник за привидениями (сборник) [litres]

– Проверите сами, если будете говорить слишком много, капитан Голт, – суровым тоном ответил мой собеседник.

Странно, что мое имя словно прилипло к их языкам. Ясно, что вся операция была спланирована от самого начала и до конца. То есть шпионов на нашем берегу развелось слишком много, в этом нетрудно усомниться.

– Здесь присутствует коммодор [44] Звание в ВМС некоторых стран, выше капитана, но ниже контр-адмирала. , – услышал я, как первый немец проговорил на родном языке.

Затем тот из них, кто в совершенстве владел английским, сказал:

– Мы подходим к вам по трое на каждый борт, кэптен, и начинаем заправляться. Отойдем до истечения двух часов, если вы будете действовать разумно и исполните свою роль, как подобает умному человеку. Прикажите своему инженеру подсоединить бензиновые трубопроводы. Чем скорее мы заправимся и уйдем, тем лучше будет для нас, да и для вас тоже, кэптен, так что пошевеливайтесь!

Через десять минут все шесть лодок пришвартовались, и бензин полился в их баки по шести трубопроводам со всей скоростью, которую мог предоставить наш движок.

Ну и емкие он были, однако, скажу я вам! В каждую из этих посудин мы влили по сто тридцать тонн топлива (все подлодки принадлежали к новой океанской модели «S»), пока, наконец, они не запросили отсечку и велели принять трубопроводы.

И скажу, что они не рисковали. Они отлили и опробовали бензин из каждого бака, наливая по ведерку из каждого подсоединенного шланга, проверяя его плотность и «теплотворную способность». Последнюю операцию они проводили специальным небольшим прибором с искровым прерывателем, подсоединенным к сухой батарее. Смышленые и умелые люди, но болезненно невежливые. В какой-то момент я даже подумал, что вот-вот не выдержу, однако мне позарез были необходимы эти письма, не говоря уже о жизни.

Однако, порода есть порода, и они распорядились всеми моими сигарами (то есть теми, которые им удалось найти) и выпили весь виски, оказавшийся в моей каюте. Не проявили они и желания заплатить мне, когда я выразил недовольство, однако им хватило наглости сообщить мне, что тех 750 фунтов, которые они должны были выплатить мне, вполне хватит на оплату «курева и выпивки». Тут я и осознал, как верна поговорка, гласящая, что немца можно научить работать, но джентльмена из него не сделаешь!

Итак, шестеро капитанов выпили мой виски за здоровье кайзера, выплатили мне, как было оговорено, 750 фунтов, после чего тот, которого они называли коммодором, передал мне пакет с письмами, на который я кинулся, как коршун. Сорвав шнурок, я вскрыл пакет и просмотрел его содержимое. В нем, как и следовало ожидать, находились письма, однако их должно было оказаться восемь, но мне дали всего шесть.

– Их шесть, – проговорил я, поворачиваясь к коммодору. – Писем было восемь, однако вы передали мне только шесть.

Прохвост не обнаружил ни капли стыда и не стал ничего отрицать.

– Остальные два находятся у меня в кармане, капитан, – ответил он. – В ближайшем будущем ваши услуги могут снова потребоваться нам, и эти письма, – он похлопал по карману своего мундира, – могут стать средством, способным заставить вас еще раз рискнуть, если вдруг одного денежного стимула окажется мало. Это к тому, что капитан Голт не всегда получал согласно собственным запросам.

Именно в этот момент я едва не взорвался. Вся мерзкая низость, с которой они втравили меня в эту историю, устроив к тому же подобную западню, едва не снесла крышку моего парового котла. Однако к счастью, я сдержал свои чувства, ибо, клянусь, меня уже не было бы в живых.

Так что, удержавшись от каких бы то ни было необдуманных действий, я понял, что напрасно старался раздобыть эти проклятые письма. И теперь мне оставалось только выставить этих офицеров с корабля, прежде чем я выйду из себя и учиню какое-нибудь безобразие.

– Джентльмены, – проговорил я сразу, как только сумел овладеть собственным голосом, – вам пора идти. Каждая лишняя минута вашего пребывания на моем корабле увеличивает риск для нас всех. Нет смысла оставаться…

«Бабаах!» – рявкнуло тяжелое орудие где-то поблизости; за ним, следуя друг за другом, раздались еще три выстрела, после чего у борта прогремел страшный взрыв, честное слово, сотрясший весь корабль.

– Майн Готт! – с этим криком германские офицеры дружно рванули на палубу.

Ночь вокруг сверкала огнями. По меньшей мере двадцать с гаком прожекторов освещали мой танкер по правому и по левому борту. Все было видно, как днем.

Германские офицеры с криками бросились к бортам. Подбежав к левому, я перегнулся к воде. Первая субмарина исчезала среди водоворота бурлящей, перемешанной с маслом воды. Она получила свое попадание. Две другие, находившиеся по этому борту, успели задраить люки на рубках и торопливо погружались в воду.

Пока я смотрел, слева под прожекторами сверкнуло с полдюжины ярких красных вспышек, и тут же все море взревело от разрывов снарядов тяжелой артиллерии, а левый борт «Ганимеда» передо мной взорвался вулканами огня и осколков железа.

И тут – Р-Р-Р-А-З! – вся передняя палуба вместе с тем, что было на ней, в столбе огня взлетела к небу. Снаряды угодили в передние нефтяные емкости. Вся передняя часть судна вздыбилась, будто какой-то великан ударил его в днище, затем корабль завалился на правый борт, и в невероятно ярком свете, заливавшем все вокруг, я заметил, что в нашу сторону летит еще дюжина снарядов.

Я упал на наклонившуюся палубу, покатился по ней вниз, с жуткой силой врезался в поручень, и, как мешок, свалился в море, краем глаза заметив при этом, что все вокруг следуют моему примеру.

Меня не контузило, и, не получив никаких серьезных ранений, я оказался в воде, едва ли не ледяной, обжигающей и жестокой настолько, что полная ясность сознания сразу вернулась ко мне. Со всей возможной скоростью вынырнув на поверхность, я отплевался, протер глаза и во всю глотку крикнул тем, кто меня окружал, чтобы они постарались отплыть подальше от старины «Ганимеда», прежде чем он пойдет на дно.

После этого я, так сказать, взял ноги в руки, но не успел отплыть на приемлемое расстояние, прежде чем «Ганимед» взлетел на воздух, ибо раздался сокрушительный взрыв, и капельки горящего бензина разлетелись на сотни ярдов вокруг.

Потом помню только мчавшуюся на всех парах в мою сторону моторку, и то, что мне даже пришлось крикнуть, чтобы эти дурни либо сбросили скорость, либо объехали меня стороной.

Две минуты спустя меня выловили из воды, и всего лишь через час, находясь на борту одного из британских легких крейсеров, я попал в водоворот самых оживленных нравственных порицаний в своей жизни.

Мне налили порцию рома, дали полотенце, сухую одежду, а кроме того, надо думать, для комплекта, – пару наручников и строгую рекомендацию проследовать в капитанскую каюту в сопровождении двоих особенно мускулистых и крепких джентльменов.