Борис Левандовский - Донор для покойника

Возможно, у него резко поднялось давление. Что он знает о различных припадки, удары? На самом деле — ничего. Тем более, что он знает о вирусах? — о ВИЧ? Конечно же, опять ничего. А что он знает вообще обо всем этом, чтобы начинать делать какие-то предположения, как знахарь-недоучка из глухой деревни, где верят в лепестки Чудотворной цветка. Что он знает, чтобы лепить из привлеченных за уши аргументов идиотскую версию, что его знания теперь каким-то образом провоцирует инициацию вируса? Он просто начинает паниковать: в соседнем доме кто-то выпустил газы, а ему уже слышится Гром Небесный

Злость на себя помогла Герману почти полностью вернуться в нормальное состояние.

А теперь ему нужно хорошо выспаться.

Герман снова почувствовал невероятную усталость, что на время отступила перед страхом, вызванным приступом.

Он потянулся, чтобы исключить в салоне машины свет и вдруг увидел свою руку. Конечно, он видел ее и раньше, но теперь он действительно ее как следует рассмотрел.

Внутри у Германа то как оборвалась.

Он медленно поднял к свету другую руку. Они обе дрожали от перехвилювання, как лапы большой агонизирующей насекомые.

«Господи, я же здесь один… совсем один!..»

Руки выглядели так, словно минут двадцать пробыли в горячей воде. Как давно это произошло с его руками? Герман лихорадочно пытался вспомнить, выглядели его руки как-то странно, когда он в последний раз пидкурював сигарету…

Память не хотела помочь.

Несмотря на сильную усталость, Герман продолжал держать руки перед маленькой лампочкой внутреннего освещения, пока, наконец, понял, что они стали нормальными.

Он начал проваливаться в другую реальность, где нет ни света, ни звуков, ни мыслей… Его поглотил тяжелый бездонный сон.

Герман проснулся от того, что кто-то касается его лица. Уже было утро.

«Кем», кто разбудил Германа, оказался большой ночная бабочка, залетевший еще ночью. Открыв дверь машины, Герман аккуратно выпустил его и вышел сам. Затем он ощупал лицо — окно оставалось открытым всю ночь — этим, без сомнения, имели воспользоваться все комары в округе. Однако он не нашел следов каких-либо укусов.

Затем Герман сделал несколько глотков кофе из термоса и закурил. По всему телу чувствовалась ноющая слабость с примесями удивительной легкости, словно земное притяжение упало на несколько процентов.

Он внимательно осмотрел свои руки, вспоминая, что ему пришлось пережить ночью. Руки выглядели сносно. Сейчас Герман чувствовал себя спокойно. Что бы случилось этой ночью, он дожил до утра и может все обдумать. Сначала следует решить, продолжать это Турне, вернуться домой? Если Турне закончилось, — что делать дальше? Возвращаться к работе в компании, особенно после недвусмысленного разговора с Алексом, смысла не было, да и не хотелось.

«Не отходи от Главной темы… — крутилось у него в голове. — Рано или поздно, но тебе все равно придется решить этот; не пытайся обмануть самого себя, ведь ты начал понимать…»

Чтобы прогнать или хотя бы приглушить этот шепот, Герман обошел вокруг машины.

Солнце еще пряталось в верхушках леса, покачивался. День была не жаркий и не холодный — обычный день начала сентября.

«И начала финансового года…» — Герману вспомнились слова бывшего шефа и бывшего друга. Говно! Наконец он это понял. Бизнес, деньги, бизнес… — глупая беготня по кругу. Осознание этого пришло само собой, легко и естественно. Только, — подумал Герман, — наверное, слишком поздно…

Что-то тихо и настойчиво шевелилось в его подсознании, как он сделал какое-то важное открытие, но еще этого не понял или не решается понять. Скорее всего, это был догадку, что появился еще ночью, когда он проваливался в сон. Но Герман не решался сейчас схватиться за него… Может, потому что, с одной стороны, он обнадеживал, а с другой — казался невероятным. Слишком невероятным.

А еще он пугал…

«BMW» выбрался с обочины на шоссе и набирал скорость в направлении Львова.

Герман машинально покрутил настройку приемника и поймал какую-то FM-волну. Затем потянулся за пачкой сигарет, которая лежала на сиденье рядом. И вдруг заметил, как в зеркальце заднего обзора мелькнуло… чужое лицо!

Он резко выпрямился, тупо глядя на дорогу.

Спина моментально взмокшую, Герман сдерживал острое желание взглянуть назад.

Еще несколько секунд он продолжал вести машину, уставившись деревянным взглядом в путь.

Затем Герман буквально заставил себя ударить по тормозам. «BMW» пронзительно заскрипела, машину чуть не развернуло на девяносто градусов.

Той долю секунды, пока он поворачивал голову назад, в его мозгу успел пройти целый геологический период, как его ум ускорил в несколько тысяч раз все свои процессы; сотни вопросов уже получили сотни предполагаемых ответов, а воображение успела нарисовать множество возможных картин и их дальнейшее развитие.

Но… на заднем сиденье не оказалось никого.

Галлюцинация?

Герман отпустил ремень безопасности, затем снова вернулся назад и для верности заглянул за спинки сидений.

Никого.

Что-то снова зашевелилось в его подсознании, на этот раз сильнее и настойчивее. Он несколько раз медленно и глубоко вдохнул и выдохнул воздух, сердце понемногу успокаивалось.

Герман не хотел верить в то, что увидел в водительском зеркале, он не хотел в это верить! Но его руки ночью…

«Напрасно стараешься себя обмануть, ты прекрасно знаешь, что видел. Ты начал догадываться еще прошлой ночью. Это продолжает происходить. Будь мужчиной и посмотри наконец правде в лицо».

Герман медленно протянул руку к водительскому зеркальца и вернул его на себя.

Да, это был он.

На отрезке пути, оставшееся до города, Герман заставил свой «BMW» показать все, на что тот был способен; время стрелка спидометра переваливала за отметку сто восемьдесят километров в час. Когда-то именно так загоняли лошадей.

Герман полчаса приходил в сознание, прежде чем снова взяться за руль. Перед глазами четко стояла картина, которую продемонстрировало водительское зеркало.

Да, это был он, а никакая не галлюцинация или случайная игра воображения.

Все то, что пыталось достучаться его подсознания, наконец сумело вырваться на поверхность.

Он не смог сдержать крика, когда снова увидел свое лицо. Оно стало старым. Как за одну ночь Герману прибавилось лет двадцать пять или тридцать. Так он должен выглядеть в пятидесяти пяти-шестидесяти, имея внуков…

Хотя лицо не просто постарело — оно было… Несколько минут Герман с ужасом рассматривал себя в зеркале, затем начал ощупывать лицо руками. Ладони двигались кожей, задерживаясь в тех местах, где случались глубокие морщины. Он осторожно касался мешков под глазами, как будто боялся, что от неосторожного движения они могут лопнуть и по его щекам потечет то противное и липкое.