Джеральд Бром - Похититель детей

Были здесь и другие необычайные существа, некоторые — скорее звери, чем люди. Взгляд Питера упал на двух эльфийских женщин, у одной кожа была черной, как уголь, а у другой — пунцовой, как роза. Они обменивались страстными поцелуями, обнявшись, запустив руки друг дружке под платье, не замечая ничего вокруг. Ребенок — даже, скорее, младенец с красным рогом, торчавшим посреди лба, вовсю попыхивал трубкой. Взгляд его затуманился, будто он с головой погрузился в мечты. По меньшей мере трое Дивных улеглись спать прямо на полу. Один из них храпел так, что его храп был слышен даже сквозь общий шум.

Слуги с кислыми минами сновали туда-сюда, разнося подносы, наполняя кубки вином и громко жалуясь друг другу на тяжелую жизнь. В углу четверо коренастых гномов с пышными бородами по колено играли на флейтах и пощипывали струны, выводя причудливую мелодию.

Несколько слуг поспешно накрыли стол перед элегантным высоким креслом. Это кресло, гораздо выше всех прочих в зале, было сплетено из тонких белых корней и веток. Казалось, оно растет прямо из пола: ветви тянулись ввысь, сплетались, образуя симметричную арку, едва не достигавшую потолка, а под потолком раскрывались, точно зонтик, украшенный ниспадающей вниз густой листвой. В листве резвились, сверкая облачками разноцветных искр, крохотные воздушные духи.

Владычица наклонилась к Питеру:

— Подожди здесь с Драэлем.

С этими словами она двинулась к креслу. Оркестр тут же умолк, большая часть гостей встала. Опустившись в кресло, Владычица улыбнулась и кивнула им. Гости тут же расселись по местам и вновь занялись едой и беседами, как будто ничего не произошло.

Краснокожий Хийси, сидевший по левую руку от Владычицы, склонился к ней:

— Моя госпожа, Таннгност просит слова.

Владычица вздохнула.

— Могу я хотя бы сначала поесть?

— Он только что вернулся из земель рода людского. Боюсь, если и дальше он будет вынужден молчать, то не выдержит и попросту лопнет.

— О, нет. Я вовсе не хочу, чтоб наш любимый Таннгност лопнул — по крайней мере здесь, в моих покоях. Пожалуй, нам остается одно — дать ему слово. Пусть говорит.

Хийси встал и громко постучал вилкой о кубок. Большинство гостей не обратили на это никакого внимания.

— Советники, — заговорил он. — Сегодня наш старый добрый друг соблаговолил почтить нас всей остротой своего занудства. По случаю столь безынтересного события я сложил стихи. Вы позволите?

За столом с явным неодобрением замотали головами, но Владычица улыбнулась.

— Отчего же, дорогой Хийси, сделай одолжение! Мы слушаем.

Хийси улыбнулся, повел бровью и прочистил горло.

— Славу пою троллю — особому, непростому. Он тебе дороже всего, когда нет рядом его, но просто невыносим, если ты рядом с ним. Шармом он обделен, да, но это никому не приносит вреда. Так вот, злого рока глашатай — снова в этих палатах, — он отвесил легкий поклон через стол, в сторону рослого гостя, закутанного в рваный серый балахон. — Вернулся из дерзкого похода по землям людского рода наш сегодняшний гость — не кто-нибудь, сам Таннгност!

Тролль, похоже, ничуть не оценивший поэтическую рекомендацию, встал под всплеск жидких аплодисментов. С виду он был скорее зверем, чем человеком: ростом намного выше эльфов и даже любых людей, которых Питеру доводилось видеть, сгорбленный, очень старый, но вовсе не немощный — наоборот, сильный и крепкий, как бык. Его ноги были ногами огромного лося, а торс напоминал человеческий. Густая, песочного цвета грива ниспадала на плечи толстыми прядями, обрамляя продолговатую козлиную морду. Умные золотые глаза блестели из-под густых нависших бровей. Широкие плоские рога загибались в стороны сверху вниз, из пасти торчали мощные бивни.

В любых других обстоятельствах Питер испугался бы такого внушительного зверя, но в этом создании чувствовались доброжелательность, милосердие, даже утонченность.

Поклонившись Владычице, тролль прокашлялся.

— Я к вашим услугам, — заговорил он сильным, звучным баритоном. — Воистину, великая честь — предстать перед прекрасной леди Модрон, дочерью Аваллаха, Великой Владычицей Озер, богиней…

— Да, да, и хватит этих глупостей, — отмахнулась Владычица, словно отгоняя муху. — Лестью меня не проймешь. Тебе что-то нужно, мой дорогой Таннгност, иначе бы тебя здесь не было. Что-то еще, кроме угощения, коему, я вижу, ты уже успел отдать должное.

Тролль виновато взглянул на пять грязных блюд, стопкой составленных перед ним.

— Какие дурные вести принес ты на этот раз? — спросила Владычица. — Говори, не томи. Покончим с этим поскорей.

Таннгност склонил голову:

— Владычица, не рубите голову вестнику.

— В самом деле, весьма мудрое древнее изречение, — вмешался Хийси. — Если, конечно, этот вестник заодно не сует всюду свой нос и не мешается в дела других.

За столами дружно захихикали.

Таннгност устремил на Владычицу долгий страдальческий взгляд.

— Модрон, осмелюсь спросить: как прошел твой сегодняшний визит к отцу?

За столом стало тихо. Все взгляды устремились к Владычице.

Лицо Владычицы затуманилось.

Таннгност скорбно вздохнул.

— Понимаю.

Над столом пронесся тревожный ропот, несколько гостей заговорили разом.

— Отчего Аваллах бросил нас? — заплетающимся языком выкрикнул кабан. — И почему как раз сейчас, когда мы так нуждаемся в нем?

— Почему он не слышит нас? — спросил какой-то эльф.

— Он мертв! — закричал низенький серый человек с ослиными ушами.

— Осел, ничего подобного, Аваллах не может умереть. Он просто ушел.

— Без его помощи мы пропадем! — прорыдал кто-то из-под стола.

— Мы прогневали его, — добавил сварливый зеленый человек с листьями вместо волос.

— Нужно его умилостивить.

— Кровавая жертва! — выкрикнула розовощекая дама.

Четверо толстячков подняли кружки и радостно закричали:

— Кровь! Кровь! Кровь!

— Аваллаха нет! — властно заговорила Владычица.

Голос ее звучал негромко, но отчего-то легко перекрыл поднятый шум. Она поднялась на ноги, синие глаза засверкали, а ее тень разрослась так, что в зале потемнело. Она выглядела одновременно прекрасно и устрашающе, и Питер на миг испугался ее. В зале наступила мертвая тишина.

— И с этим всем нам пора примириться.

Она обвела взглядом гостей, будто вопрошая, кто осмелится бросить ей вызов.

— Да, все мы — его дети. Но хотим ли мы оставаться детьми вечно? Настало время самим проявить мужество перед лицом выпавших нам испытаний.

Наступило долгое молчание. Казалось, минуты тянутся, как часы.

— Да, да, — заговорил кабан, опираясь о стол, чтобы не упасть, — очень, очень смело, моя повелительница, но что мы можем? Нет, правда? Что нам со всем этим делать?