Pferd im Mantel - Очищение молитвой [Неоконченное]

На островке Аслан срубил всё что было и натаскал дров с ближайших островков. Среди вещей нашлось несколько зажигалок, и свалив всё в одну кучу, Аслан зажёг погребальный костёр. День быстро клонился к закату, тени удлинились и воздух пах вечером. Поэтому ждать итога он не стал, а навьючившись добром, с топором в одной руке и палкой в другой, он побрёл «домой». Резко навалилась дикая усталость, впору лечь прямо тут, в болото, и заснуть — столько всего случилось за один-динственный день. Но это не дело, и Аслан шёл. А за ним, сзади, танцевали, удаляясь, сполохи костра. Вечерело на глазах, день уходил, и вместе с ним — опасения и неуверенность. Скоро наступит ночь и явится… он. Будет разговор. Через полчаса Аслан, побросав всё, что принёс с собой, упал на своё импровизированное ложе. И мигом провалился в сон…

Аслан-то и с детства не любил сны: приснится ерунда какая-нибудь, а потом ходишь целый день, думаешь, к чему это всё гадаешь. Без снов как-то лучше, ну, на худой конец, такие, что забываются сразу, стоит лишь проснуться, ещё ничего. А тут ведь угораздило посмотреть…

Вроде бы он, Аслан, находится в незнакомом городе. Город пустой, вымерший — из тех, что городами — призраками называют. Всё в нём чужое, незнакомое — и дома полуразрушенные, зияющие чёрными провалами окон, и место явно дальнее какое-то, чудное. Как, почему он здесь? Ему нужно идти, неясно куда и зачем, но — надо. И надо почему-то торопиться. Стоять нельзя — опасно. Аслан посмотрел на свои руки — оружия нет. Он даже почувствовал запах — какой-то странный, словно водорослями пахнет… Смеркается, а может рассветает — не понять. Какой-то призрачный фиолетовый свет окутывает руины. Он на улице, всё завалено хламом, камнями, мусором. А в душе — щемящее чувство тревоги. Надо бежать! Аслан идёт, стараясь не заглядывать в пустые тёмные провалы окон и дверей, он чувствует спиной, как оттуда, из тьмы мёртвых зданий за ним следят. Кто следит? Неясно, то есть он вроде бы и знает, но отчёта дать не может. Страх нарастает, и по мере того, как на руины падает тьма, приходит цепенящий ужас. Он уже не идёт — бежит, но с такой скоростью, как если бы ехал на мотоцикле. Бежит он как-бы по улице, но той нет конца. И с каждой секундой — всё темнее. Надо успеть пробежать, пролететь эту страшную улицу, но за каждым оставленным позади домом — следующий. Он чувствует, как с наступлением тьмы, те, кто хочет поймать его, устремляются за ним. Их много, невероятно много. Сотни, тысячи? Откуда-то он знает — как только наступит ночь, они станут всесильны, и тогда ему конец. Вот. Поэтому надо успеть! Успеть что? Успеть деться куда-то с этой бесконечной пугающей улицы. И он бежит, а она не заканчивается! В какой-то момент приходит догадка: улица кольцевая! Наподобие Садового Кольца в Москве, и что делать?! Он видит разрыв на внешней стороне между домами, он ныряет туда. Аслан в тёмном дворе, высокие полуразрушенные дома с внешними лестницами окружают его. Окружает его и тьма. Но странно — в этой кромешной тьме он видит! И видит он, как на глазах здания начинают перерождаться, с земли взлетают вверх и встают на свои места элементы, кирпичи, плиты; в окнах появляются рамы, стёкла; сами стены светлеют; откуда-то слышится странная, незнакомая речь. По мере того, как Аслан смотрит, как вокруг него всё преображается, он замечает людей — в распахнутых окнах, на балконах, на лестницах, обвивающих фасады зданий. Они полупрозрачны, точно сотканы из кисеи, а в душе просыпается пугающая догадка — это призраки! Их всё больше, они высыпают на лестницы, и, крича что-то непонятное, показывают пальцами на Аслана. Что они кричат? Не разобрать, но в этой какофонии как-то само давит на уши Аслана единственное слово: «Гунканджима»! Что это, что оно означает?! Аслан судорожно ищет выход — ведь скоро он будет настигнут, летят последние минуты, и вместе с ними улетает надежда на спасение. «Гунканджима!» — твердит, словно заклиная его, призрачный хор. И вот, все эти духи начинают спускаться со стен своих домов, вытянув вперёд руки, они идут к нему. «Гунканджима!» — словно шар дестроера, ударяет по ушам странное, пугающее слово. Аслан замер как парализованный. Он не может двигаться, страшное слово удерживает его. Первой подходит к нему старая женщина, с ужасом пытается он всмотреться в её то исчезающее, то снова появляющееся лицо, он не в силах зафиксировать его черты, и не в силах оторваться. «Гунканджима!» — словно робот повторяет призрак, и обводит вокруг руками, словно показывая ему что-то. Вдруг, присев, призрак вытягивает палец, указывая им куда-то за его спину, назад. Аслан оборачивается, и… Они всё же настигли его!!!

Это мертвецы. Но не такие, каких он видел сегодня на месте упавшего лайнера. Нет, эти — куда страшнее. Откуда-то он знает, что им всем очень много лет, они погибли и воскресли очень давно. Прыжками, отталкиваясь от стен, словно обезьяны, они всё ближе и ближе. Усохшие, мумифицированные лица, пустые провалы глаз, ужасающие травмы. Остатки их одежд в бурых пятнах, и он понимает — это кровь. Они её пьют! «Гунканджима!» — набатом звучат голоса. Они всё ближе, их всё больше. Но бесплотные призраки уже обступили Аслана, и мёртвые отчего-то не могут проникнуть через кисею духов. Они бросаются на призрачную стену, но отскакивают, словно ошпаренные. Ровно стая диких псов, мёртвые кружат вокруг, пожирая Аслана пустыми провалами глазниц. Но прорваться к нему они не в силах, призраки им не позволяют. Вдруг словно волна прокатывается среди духов, и набат, состоящий из одного слова, умолкает. Оттуда, со стороны улицы, сами похожие на призраков, парят над землёй, приближаясь к ним, кошмарные фигуры, одетые в рубища. Их несколько, лиц не разобрать… Но что это на их лицах?! Аслан щурится и наконец понимает — это хоботы! Мертвецы в страхе расступаются, давая дорогу сущностям, отскакивают, натыкаясь друг на друга, как побитые собаки. В горле Аслана — комок ужаса, он понимает — его настигли, сейчас наступит развязка. И он… и его выпьют, высосут его душу, и он станет таким же, как сотни бесплотных призраков, обступивших его. Всё ближе и ближе твари с хоботами на лицах, и вот они замирают, простирая свои длани по направлению к нему. «Гунканджима!» — словно пугаясь чего то, снова, но уже как-то тихо, словно шёпотом, заводит своё заклинание призрачный хор. И тут с пальцев тварей срываются огненные нити, они оплетают спасительную стену Аслана, и призраки тают, начинают угасать. С бульканьем, харканьем стая мёртвых врывается в проём… Сейчас его не станет! Но тут кто-то хватает Аслана за руку, и…

… И он просыпается. Словно его посадили на раскалённую сковороду, Аслан подскакивает и садится, бешено крутя головой по сторонам: