Pferd im Mantel - Очищение молитвой [Неоконченное]

— А!!! Кто тут?! Где я?!

— Тихо! Тихо. Тут я, а ты тут. — из темноты появляется знакомый лик ночного собеседника. Неодобрительно покачивая рогатой бошкой, он добавил: — Такие сны лучше не смотреть. Рехнуться можно…

— Это сон? Это ты? — не до конца ещё понимая, где он — тут или там, нервно спросил Алкоев.

— Сон, сон. — кивнул посетитель — собеседник. — Можешь не рассказывать, я с тобой посмотрел. Кстати — было интересно!

— Как — посмотрел?! — протирая глаза, удивился Аслан.

— Ну как?? Глазами. Мы, видишь ты, имеем некоторые особые возможности, вам недоступные. Нет, ну если ты против — скажи, я забуду.

— А что это было? — спросил Аслан.

— Что — что?! Будь внятен.

— Ну во сне. Где это? И это слово… как его… — попытался вспомнить Аслан, но не смог.

— Гунканджима? — напомнил ночной.

— Да, точно!

— А. Это город такой. Далеко. Город — остров. Люди там давно не живут…

— И что там?

— Ну ты же видел, чего спрашиваешь?!

— Нет, почему он мне снился? Что там произошло? Что там теперь?

— Много вопросов, не?! Ты меня с Нострадамусом не перепутал? Откуда мне знать — что там?! Город там — а я тут. А что там произошло…. Да ничего, в сущности. Уголь кончился просто.

— Причём тут уголь?! И кто это такие — с хоботами?! — наконец вспомнил Аслан то, что волновало его больше всего из того, что он запомнил из сна. Но лишь вопрос прозвучал, ночной гость сразу напрягся, сжался весь, и из цинично-ироничного вдруг стал серьёзным, нервно забарабанил суставчатыми пальцами по своим коленкам.

— Чужие. Новые. — отрывисто сказал он. — Тут их пока нет, но они придут. Когда они придут — меня не станет. Никого не станет. Нам нечего противопоставить им, и мы будем вынуждены уйти. А ты… вы… вы, вероятно, сможете. Вы стоите их, и неизвестно — кто из вас опаснее. Но с вами мы как-то научились уживаться, а вот с ними…

— Э, кто это «мы», кто — «вы»? — вконец запутавшись, затряс руками Аслан.

Ночной собеседник встал и подошёл вплотную к Аслану, нагнулся и заглянул своими глазами прямо в его глаза.

— Ты неглупый, и ты — не трусливый. — начал ночной, придвигаясь всё ближе к лицу Алкоева. — Я наблюдал за тобой сегодня, и гадал — сможешь ты преодолеть тот страх, который заложен в вас издревле? Страх перед всем, что вы не понимаете, чего не видели ещё, тем, что считаете несуществующим? И каково было моё удивление, когда ты лишал посмертия тех, с кем ещё недавно делил пищу. И тогда я понял, что не ошибся. Вы такие…. Вы остановите это нашествие. Не знаю как — знал бы, сказал бы — но вы сможете. А мы… мы уходим. Скоро они будут здесь… Да что там! Они уже здесь, я чувствую их. Наше время уходит, приходит ваше. Время людей. Вы думаете, что, достигнув звёзд, вы всемогущи?! Каково же будет ваше разочарование, когда узнаете хоть толику истины о мире, в котором живёте!

Сказав это, рогатый выдохнул, и, замолчав, присел рядом с Асланом.

— Поэтому ты говоришь со мной? — выдержав паузу, задал вопрос Аслан.

— Да. — резко ответил тот. — Поэтому.

— Так помоги!

— А чем?! Ты уже сам всё видел. Когда ты выйдешь из лесов, ты увидишь, как всё изменилось за эти дни. Большинство тех из вас, кто должен погибнуть — уже погибло. Это, — он указал пальцем в темноту, в направлении места катастрофы, — то, что ты видел, это уже не жизнь. И вы должны научиться пресекать её… Это существование. Но это — ещё не всё, что вам предстоит увидеть. И чему противостоять. Противостоять, чтобы жить. Но, даже победив ИХ, мир уже никогда — слышишь?! — никогда не станет для вас прежним! Никогда! Сейчас этот мир уходит… Каким станет новый?! С толпами всепожирающих неживых, бестелесных? Или таким, каким его сделаете вы?! Вы — люди!!! Я не завидую тебе… Ты остаёшься, а я — ухожу. Уходить всегда проще, чем оставаться, ну, ты знаешь. Разница лишь в том, что мне есть куда уйти, а тебе — некуда. Я желаю тебе победы. Всем вам желаю победы… Сил вам хватит, лишь держитесь креста. Но когда поднимается крест, он сметает вокруг всё на своём пути. Почему — не спрашивай, я не знаю… Стираются границы миров, и то, что было тайным, станет явным. Забытое — вспомнится, неведомое — откроется, правда окажется ложью, а ложь — правдой. Останется лишь белое и чёрное, а оттенки растворятся. Мы уходим… Я ухожу. Но я ухожу спокоен, я знаю — на вас можно положиться. И, может быть, когда-нибудь, мы встретимся снова? Кто знает?

— Но…, - попытался остановить своего гостя Аслан, но тот остановил его рукой.

— Моё время почти вышло, мне пора. — сказал он, растворяясь в ночи.

— Ещё один вопрос можно? Скажи! Мне нужно знать!!!

— Только один.

— Скажи мне: мир создал Бог?! Бог — есть?! — выкрикнул во тьму Аслан.

— Мир создал Бог. — послышался удаляющийся голос. — Он есть. Он — здесь… А теперь спи! Спи…

И на Аслана навалилась тишина. Каждой клеточкой своего тела он вдруг резко ощутил, как одинок он в этом мире болот. Но, проваливаясь в сон, его разум, словно ватным одеялом, согревался самым важным теперь знанием — Бог здесь. Он точно знал это, чувствовал, был уверен — это так, и значит, ничего не страшно.

Больше своего ночного собеседника Аслан Алкоев никогда не видел…

Не успело утро следующего дня разгореться как следует, а Аслан уже вовсю стучал топором, валя сосны на дальнем острове, примеченном им ещё в первый день своей болотной одиссеи. Проснулся затемно, исполненный одной лишь целью — поскорее приступить к реализации своего плана. Разжёг костерок, вскипятил болотной воды в каске и заварил… Чтобы вы думали?! Кофе!!! Ещё вчера, проводя ревизию своих съестных припасов, он наткнулся на эти пакетики с растворимым кофе. Бурда, конечно, но в этих условиях — шик. Основным блюдом его завтрака была завёрнутая в фольгу жареная курица, правда, увы — с душком. Но, не взирая на явную вторую свежесть продукта, Аслан подкоптил её над костром и с остервенением впился зубами. Закончив трапезу, свалил последний ствол, и, навьюченный всем своим скарбом, покинул островок, ставший его прибежищем после злосчастной авиакатастрофы.

Чем ближе подбирался Аслан к заветному острову, тем глубже становилось болото. Вернее сказать, это уже не болото было — озеро скорее. Поэтому конечный, самый длинный отрезок пути, пришлось уже плыть, держась за ствол с нагруженным на него добром. А день выдался неважный. Вода была откровенно ледяная после ночи, да и небо затянуло серостью. Перемежаясь, крапал дождик. Добро ещё, что он прогнал несносные тучи гнуса, от которого всё тело ныло, покрытое волдырями!

Одолев за час свой путь, Аслан выбрался на поросший мхом берег, мокрый, как цуцик и стучащий зубами. Стащив на берег пожитки, он озаботился в первую очередь огнём: не хватало ещё простуды какой-нибудь в довершение к его злоключениям. Растёрся докрасна, нацепил на себя свитер, ботинки — и всё равно колотило. И лишь когда разгорелся огонь, Аслана, устроившегося прямо около него, немного попустило. Из этого опыта он понял: купание в это время в здешних водах, отдающих тухлецой — выбор с вопросами. А значит, надо ладить плот, да такой, который выдержит и его, не заливаясь водой и не давая ногам мокнуть, и его скудный скарб. На котором и переночевать можно, и огонь разжечь. И чего тогда ждать? Вот топор, а вон — стволы. Самое время приступать к работе. И Аслан, поплевав на руки, приступил.