Юлия Набокова - Трепет черных крыльев (сборник) [дополн. изд.]

Члены «Погребального братства» уже унесли тело несчастной, чтобы сегодня же предать его земле в соответствии с еврейскими обычаями. Гансу пришлось поторопиться, чтобы успеть осмотреть роковую рану.

Рана поразила его глубиной, а еще тем, что неровные края ее свидетельствовали о сильной зазубренности лезвия, почти как у полотна пилы. Давид Ганс содрогнулся, представив себе муки, которые испытывала жертва в последние минуты жизни. Жестокость преступника поражала.

В «Доме омовения», где члены «Погребального братства обмывали тела и готовили их к погребению, Давид Ганс поговорил с теми, кто участвовал в похоронах остальных жертв, и убедился в правоте Мордехая Майзеля. Все четверо — Авраам Эгер, Иосеф Лемелес, Шмиль Кафка и Ривка Фуксова — были убиты одинаковым способом. Всем четверым перерезали горло одним сильным ударом большого ножа.

— Будто шойхет [26] Шойхет ( евр .) — резник, осуществляющий убой скота и птицы в соответствии с религиозными требованиями иудаизма. В частности, предписывается лишать животное жизни одним точным разрезом, перерезая и пищевод, и дыхательное горло. Считалось, что это причиняет животному минимум страданий. действовал, — сказал один из похоронщиков. — Одним ударом — и пищевод, и гортань.

Давид Ганс узнал еще об одной детали. Он не знал, важно это или нет, но отмечал все то, что говорило о сходстве четырех преступлений.

Тот же похоронщик, сказавший о резнике, сообщил Давиду о странной особенности: у всех жертв губы были изъязвлены так, словно на них попала какая-то едкая жидкость.

Разница между четырьмя случаями была лишь в том, что Шмиля Кафку преступник лишил жизни прямо на улице, а остальных — в их собственных домах.

Еще он узнал, что в дома жертв злоумышленник проникал легко, почти не оставляя следов. Давид Ганс пожалел, что не мог осмотреть места первых преступлений. Но, судя по рассказам свидетелей, максимум, на что можно было обратить внимание, — слабые царапины на стенах рядом с решетками окон. Царапины свидетельствовали, что убийца легко сдвигал решетку, а затем, очевидно, ставил ее на место.

Опросить родственников оказалось не таким уж легким делом. Близкие и знакомые погибших испытывали суеверный страх не только перед случившимися несчастьями, но и перед воспоминаниями и разговорами об этих ужасных событиях. Казалось, они панически боялись воспоминаниями накликать на собственные головы новые несчастья.

Выполнив поручение Высокого рабби, тщательно записав все, что увидел и слышал, вечером того же дня Давид Ганс пришел к раввину и принялся рассказывать, что ему удалось выяснить. Раввин слушал молча. На столе перед ним лежала грифельная доска. По мере рассказа Давида рабби Лёв заполнял черную матовую поверхность мелкими четкими записями.

Когда же Давид передал слова похоронщика о резнике и о том, что у Ривки Фуксовой одним ударом были рассечены и гортань, и пищевод, рабби Лёв оторвался от записей.

— Шойхет? — Лицо его потемнело. — Шхита… Боже мой, Давид, теперь понятно, что напоминают все эти убийства! Вспомни, какие поверья существуют в народе о смерти! Как она приходит! Ангел смерти распахивает свои крылья над умирающим. Вид его столь ужасен, что умирающий в ужасе открывает рот. Тут-то ангел капает ему в рот едкую желчь, а затем перерезает горло черным своим ножом. А предсмертные муки человек испытывает от зазубрин страшного ножа-халефа, которым ангел смерти перерезает горло грешника. Вот почему эти раны столь ужасны! Вот оно! Убийца мнит себя ангелом смерти, карающим грешников. Но за что?

Ганс молчал. Рабби Лёв некоторое время смотрел на него, словно ожидая ответа, затем вновь склонился над доской.

— Давид, подойди и посмотри, — хмуро сказал он наконец. — Четыре имени по краям — наши жертвы. Я соединил их линиями, чтобы понять, что общего между ними, кроме того, как был убит каждый.

Давид Ганс присмотрелся внимательнее. Возле каждого имени был написан адрес, род занятий, перечислялись члены семьи.

— Видишь? — Раввин постучал пальцем по центру доски. — Вот здесь — пустое место. Здесь должно быть написано, что их связывает. Я не могу понять, что именно. И пока мы это не узнаем, убийца останется безнаказанным. Но пока что, — повторил он, — пока что я не вижу связи. Ювелир. Купец-суконщик. Портной. Пекарша.

— Жаль вдову Фуксову, — огорченно сказал Давид Ганс. — Недавно только она праздновала обручение дочери.

— Ханны? — рассеянно спросил рабби, продолжая разглядывать вычерченную на грифельной доске схему. — Так она обручена?

— Да, обручение было два месяца назад.

— Ах, вот оно что! Я как раз уезжал в Познань… — Вдруг он оторвался от схемы и взглянул на Давида. — А с кем она обручилась?

— Сейчас вспомню… — Давид на мгновение задумался. — Ах, да! с Иегудой Гусом.

— Вот как, — протянул раввин. — Иегуда Гус. Кажется, он в отъезде?

— Да, он уехал в Моравию по делам. Свадьба должна была состояться после его возвращения — через три месяца, кажется.

— Иегуда Гус, — повторил рабби Лёв. — Племянник Авраама Эгера. Ривка Фуксова. Мать невесты, — он нахмурился. — Йосеф Лемелес. Двоюродный брат Ривки Фуксовой, — произнося эти имена, раввин быстро чертил соединявшие имена линии. — Шмиль Кафка. Шадхан. Вовсе не портной, а сват. — Он пристукнул грифелем по пустому месту в центре доски. — Обручение состоялось два месяца назад. Сразу же после этого начинаются убийства. — Отбросив грифель, рабби Лёв кивнул Гансу: — По-моему, наш ангел смерти очень недоволен будущим браком между Иегудой Гусом и Ханной Фуксовой.

Ганс посмотрел на схему. Теперь новые линии указывали на связи между жертвами. И эти линии сходились к написанному в середине доски слову «свадьба». Вновь, как тогда, когда он впервые услышал из уст Мордехая Майзеля о злом духе, по спине его пробежал неприятный холодок. Он спросил:

— Значит ли это, что следующей жертвой может стать жених? — И сам поразился тому, как хрипло прозвучал его голос.

Рабби Лёв ответил:

— И жених, и невеста. Мы этого не допустим. Но для этого нужно действовать без промедления. — Он вышел из-за стола и принялся расхаживать по комнате взад-вперед. — Конечно, теперь намеченными жертвами должны стать Иегуда Гус и Ханна Фуксова. Мы могли бы устроить ему ловушку, если бы знали, в какой последовательности злодей собирается действовать. Но этого мы не знаем. — Раввин остановился. — Как же нам поступить? — Давид растерянно пожал плечами. — Он должен принять наш выбор. Нам нужно, чтобы он решил напасть на Ханну.

— Почему? — Ганс удивленно взглянул на старого учителя. — Это же опаснее! Девушка гораздо слабее…

— Да, слабее, но сила в данном случае неважна, — нетерпеливо перебил раввин. — Мы видели, что убийца весьма силен, и будет ли ему противостоять жених или невеста, все равно. Но молодой Гус отсутствует. И мы не знаем, будет ли убийца терпеливо ждать возвращения намеченной жертвы в Прагу или нападет на девушку, а уже потом расправится с ее женихом.