Наталья Калинина - У судьбы две руки

Герман почти был уверен в том, что исчезновение Вики как-то связано с населением Гористого. И хоть из полицейских сводок следовало, что никто из жителей не видел ее с тех пор, как начались раскопки, Герман в этом сомневался. Опрашивал жителей молоденький полицейский. После, когда Герман разговаривал с парнем, тот признался ему, что детали своего визита в поселок отчего-то помнит смутно. Но в том, что жители не видели Вику накануне ее исчезновения, не сомневался. А вот Герман сомневался.

Чтобы отыскать Вику, нужно понять, что случилось с жителями Гористого. Не с теми, кто погиб, а с теми, кто остался. Неправильно он тратил время! Вот что значит — верить только в то, чему можно дать логичное объяснение. Даже то, что он увидел истинное лицо старика Кириллова в зеркале, не особо его переубедило. Что уж возмущаться тем, что Алина ему не поверила.

Как ни странно, но именно Алина с ее даром, который Герман при всем своем скептицизме не мог отрицать, так как убедился на собственной шкуре в его действенности, помогла ему увидеть то, на что он закрывал глаза. Забавно, но в чем-то «пророчество» Вики сбылось: появилась Алина, и все действительно пришло в движение. Может, ее функция в этой запутанной истории сводится к роли «маяка», указывающего верное направление? И все же она удивила его своими снами. Он ей точно не рассказывал о том, что он недавно отыскал в Интернете рисунок звезды с вогнутым лучом, который встречался в местах поклонения темным силам. Какова вероятность того, что приснившаяся Алине история могла случиться когда-то на самом деле? Может, сны — это просто завуалированные ответы? Ведь именно рассказ Алины и натолкнул его на мысль о некоем ценном предмете, который могла искать Вика. Что это могло бы быть, так похожее на книгу?

Герман сел на раскладушке, зажег свет и положил рядом с собой кипу купленных по дороге газет. Сны снами, но неплохо бы проверить слова инспектора дорожной полиции. Связаны ли раскопки с тем, что случилось с жителями Гористого и всякими несчастными случаями в округе? Или он просто пытается подвести все под один знаменатель?

Шуршание страниц странно успокаивало, хоть информация отнюдь не выглядела мирной. Герман внимательно проглядел сводки происшествий и убедился в правоте полицейского: за последние время здесь случилось немало неприятных и даже трагичных происшествий. То мост обвалился. То оползень сошел на шоссе. То автобус перевернулся. То вспыхивали пожары. То случаи массового отравления, то эпидемия загадочного вируса. И это не считая различных бытовых инцидентов, ДТП и несчастных случаев на производствах. И все это за короткий период.

Герман включил планшет и поискал сводки местных новостей двухгодичной давности. И, конечно, такую трагедию, как загадочная гибель жителей целого поселка, не могли не упомянуть. Что там случилось — до сих пор никто не знал. Но в качестве одной из главных версий гибели жителей Гористого рассматривалось отравление газом. Герман поискал похожие новости, но ничего другого, чтобы могло дополнить уже прочитанное, не нашел.

Мужчина решил спросить газеты у Захара, зная, что тот любит их читать. Возможно, у него сохранились старые.

Подъем в маячную комнату, где смотритель нес ночную вахту, на этот раз Герману, взволнованному открытиями, показался не таким уж трудным. Он просто не считал, как обычно, ступени (сто сорок шесть), ожидая, когда они закончатся. И даже не передыхал на площадках. Пожалуй, этот подъем за все время его посещений маяка оказался рекордным по времени. Только вот Захара в комнате не оказалось. Может, что-то случилось с фонарем? Герман, не колеблясь, поднялся по трапу и зажмурился от ярко ударившего ему в глаза света. Смотреть на фонарь не было возможности. Ослепленный, Герман ухватился одной рукой за перила, а другой прикрыл глаза на манер козырька.

— Захар?! — позвал он, пытаясь перекричать шум ветра и рев моря. Опять разыгрывалась буря. Если бы глаза так не слепил свет, можно было бы увидеть, как внизу разбиваются о скалистый берег пенистые волны, разлетаются снежной пургой брызги, отдельные из которых, может, долетают до подножия маяка.

— Захар?!

Того не было и тут. Куда же Захар ушел? Обычно он бдит до утра, хоть с работой смотрителя теперь и справляется автоматика. Но старик любит сидеть ночи напролет, глядя на ночное море и думая свои, только ему известные думы. Уходит, когда свет маяка гаснет в рассветной заре, и несколько часов отдыхает.

Герман услышал шорох за спиной и оглянулся, ожидая увидеть Захара. Но вместо смотрителя в фонарную поднялся юнец лет двадцати с изъеденным язвами лицом.

— А ты кто? — в первый момент Герман лишь удивился. Но тут юнец поднял на него глаза — мутные, словно в них клубился густой туман, и осклабил в неприятной усмешке обкусанные губы. Ветер подхватил гнилостный запах и швырнул его в лицо Герману. Юнец протянул к нему руку — высохшую и почерневшую, как ветка сгнившего дерева, и мужчина невольно отпрянул:

— Ах ты ж тварь!

Без всякого сожаления он сгреб существо и с силой толкнул его в люк. Раздался грохот скатывающегося по лестнице тела, но на бетонный пол оно свалилось с глухим стуком, словно мешок с мукой. Настолько быстро, насколько мог, Герман спустился в маячную комнату. Когда подошвы его ботинок коснулись пола, рядом с лестницей зашевелилась сброшенная им тварь. Неуклюже, будто управляя не своим телом, юнец подтянул к груди ноги, взмахнул руками, желая найти в воздухе опору, а затем завозил ладонями по бетону, пытаясь сесть. Герман не стал дожидаться, когда существо окончательно придет в себя, и бросился к ведущему вниз серпантину. На первой же площадке он нос к носу столкнулся с худой женщиной. Та, увидев его, заулыбалась и раскинула руки, будто для объятия, загораживая ему узкий проход. И если с юнцом сомнений не возникло, то, увидев перед собой не просто представительницу слабого пола, а еще и настоящую владелицу дома, именно с ней на протяжении многих лет имели дело они с Викой, Герман на мгновение забыл, что она — одна из них. И за это промедление тут же поплатился. Женщина с кошачьим шипением бросилась на него и, вцепившись ногтями ему в лицо, едва не разворотила щеку от виска до подбородка. Герман обхватил худое, словно высохшее тело, и попытался оторвать его от себя. Но не тут-то и было. Женщина уже успела схватить его за шею и с неприсущей ее тощим рукам силой сжать ему горло. От нее смердило, как от тухлого мяса. Чувствуя, что задыхается, Герман сделал рывок и перегнулся через перила так, что женщина повисла над пустотой. В первое мгновение она лишь крепче сжала его за шею. У Германа потемнело в глазах. Но неожиданно хватка ослабла. Мужчина воспользовался моментом и расцепил руки твари, а затем с силой толкнул ее. Женщина упала с коротким криком, но после удара о нижнюю площадку, который наверняка стоил бы нормальному человеку жизни, встала на четвереньки. Из плеча у нее торчал обломок кости, из разбитого виска сочилась кровь, окрашивая выбеленные волосы в темно-красный цвет. Но, похоже, боли женщина не чувствовала. Задрав вверх лицо, она, глядя на Германа снизу вверх, плотоядно облизала губы. Его замутило. Натыкаясь на стены, глухо кашляя и растирая горло, он, рискуя оступиться, побежал по лестнице вниз. Женщина тем временем уже поднялась и зашипела, как попавшая на раскаленную сковороду вода. Пробегая мимо нее, Герман с силой толкнул тварь, впечатав ее в перила. В нос ему вновь ударила вонь. Женщина протянула костлявую руку, но на этот раз растопыренные пальцы лишь мазнули в воздухе. А затем она вдруг потеряла к нему интерес и, вскарабкавшись на перила, поползла по ним наверх. Платье задралось, обнажив худосочный зад, но это ее не волновало.