Стивен Кинг - Томминокеры

Встревоженный как никогда, тот сказал, что ей нужно в больницу – промыть укушенные места и зашить рану на икре. Рут возразила: дескать, промывать он и сам отлично умеет. Ну а за «штопкой» она обратится в кабинет неотложной помощи в Дерри, как только сделает пару звонков. И велела ветеринару заняться собакой, а сама попросила разрешения воспользоваться телефоном в его личном кабинете, чтобы «не распугивать клиентуру». И не без основания: при виде вошедшей Рут послышался оглушительный женский визг. Еще бы, ведь ее разорванная левая нога кровоточила, а на обагренных руках лежал завернутый в одеяло труп собаки. Даггет не возражал, чтобы миссис Маккосланд воспользовалась его телефоном. Так она и сделала (не забыв оформить оба звонка на собственный счет, так как смутно подозревала, что мистер Моран и не подумает оплачивать разговор).

Ральф находился в доме Монстра Дугана, изучал фотографии с места преступления, готовясь к очередному делу об убийстве. Взявшая трубку жена хозяина, как и подошедший к телефону мистер Маккосланд, не заметила ничего необычного в голосе Рут. Позже он скажет любимой, что из нее мог бы получиться великий преступник. Пока же она сообщила ему, что задерживается в связи со сбором пожертвований и что, если муж вернется домой раньше ее, пусть разогреет мясной рулет и какую-нибудь овощную смесь, на свой вкус; в морозилке их шесть или семь пакетов. А если ему захочется сладкого, продолжала Рут, в хлебнице есть кофейный пирог. Между тем мистер Даггет пришел в кабинет и уже обрабатывал ее раны медицинским спиртом, так что миссис Маккосланд побледнела как полотно. Ральф поинтересовался, с чем связана эта задержка. Рут обещала рассказать обо всем после, когда вернется домой. Он ответил, что ждет с нетерпением, и прибавил, что любит ее. Рут проговорила:

– Я чувствую то же самое.

Потом, когда ветеринар обработал укус под коленом (с рукой он успел разобраться во время беседы с Ральфом) и перешел к глубокой ране на икре (рваная плоть буквально горела от спирта), пациентка позвонила мистеру Морану. Она сообщила, что его собака трижды в нее вцепилась; это было немного слишком, и животное пришлось пристрелить. Да, и пусть он заглянет в почтовый ящик: там оставлен чек Американского общества по борьбе с раковыми заболеваниями, где мистеру Морану будут весьма признательны за любую пожертвованную сумму. Повисла короткая пауза. А потом мистер Моран заговорил. Вскоре он принялся кричать. И в конце концов перешел на визг. От ярости хозяин покойной собаки вдруг приобрел ту народную плавность речи, что приближалась не просто к поэзии, берите выше – к стилю Гомера. До скончания дней ему так и не удалось добиться похожего результата; хотя мистер Моран неоднократно пытался повторить свой успех, а провалившись, в который раз вспоминал ту беседу с грустью и ностальгией, едва ли не с нежностью. Нельзя отрицать, Рут вдохновила его на непревзойденный подвиг. Мистер Моран пообещал отсудить у нее каждый доллар, полученный в городе, да и в селе в придачу. Заявил, что прибегнет к защите закона и что играет в покер с лучшим адвокатом округа. Предположил, что патрон, которым миссис Маккосланд убила его старую верную собаку, окажется самым дорогим в ее жизни. И что когда он разберется с мерзавкой, она навеки проклянет свою мать и злосчастную минуту, когда та по дурости раздвинула ноги перед отцом. Что по его, мистера Морана, твердому убеждению, основанному на их краткой беседе, все более-менее качественное семя, извергнутое из явно низкопробного орудия ее папаши, вытекло на сальные окорока мамаши, назвать которые «ляжками» ни у кого язык бы не повернулся. Потом сообщил, что Всемогущая и Надменная Рут, хоть и возомнила себя Королевой Говенных Холмов, на самом деле лишь мелкая какашка, плавающая в Великом Унитазе Судьбы. Прибавил, что крепко сжимает в руке рычаг смывного бачка и намерен с большим удовольствием дернуть за этот рычаг. Мистер Моран наговорил еще много чего. Нет, он не говорил, а вещал. Даже мистеру Колсону (или все-таки Кудеру?), когда тот был в ударе, не удалось бы достичь подобных высот красноречия. Рут терпеливо подождала, когда собеседник хоть ненадолго умолкнет, и тогда уже голосом, не позволяющим заподозрить, что ее левую ногу словно засунули в раскаленную печь, объяснила ему: дескать, хотя в законе и нет однозначных указаний на этот счет, чаще всего приговоры выносятся в пользу посетителя, хоть и незваного, нежели в пользу владельца напавшей собаки. Вопрос в том, принял ли последний все разумные меры к тому, чтобы обеспечить…

– Что ты несешь вообще? – заорал мистер Моран.

– Я пытаюсь растолковать вам одно: правосудие не очень-то благосклонно посмотрит на человека, чей пес бродил непривязанным вокруг дома и беспрепятственно покусал женщину, пришедшую собирать пожертвования в пользу столь уважаемого благотворительного общества, как Американское общество борьбы с раковыми заболеваниями. Иными словами, хочу донести следующую мысль: судьи заставят вас заплатить за то, что вы вели себя как последний кретин.

Гробовая тишина на другом конце провода. Муза покинула мистера Морана навсегда.

Рут тоже помолчала, превозмогая нахлынувшую волну дурноты, когда Даггет кончил обрабатывать рваную рану спиртом и наложил поверх нее легкую стерильную повязку.

– Если вы все же решитесь прибегнуть к покровительству закона, как думаете, сумеет ли мой адвокат найти свидетеля, что ваша собака уже кого-нибудь покусала? – На том конце промолчали.

– А то и двоих свидетелей?

Еще более глубокая тишина.

– Или троих?

– Да пошла ты, сучка высоколобая, – неожиданно выдал Моран.

– Что ж, – подытожила Рут, – хотя нашу с вами беседу приятной назвать нельзя, но послушать, как вы излагаете свою точку зрения, было весьма поучительно. Порой начинаешь верить, что ты заглянула в самую глубину колодца человеческого невежества; полезно время от времени вспоминать, что это явно бездонный источник. А теперь, боюсь, я вынуждена повесить трубку. Мне нужно было зайти еще в шесть домов за пожертвованиями, но, похоже, с этим придется повременить. Сегодня меня будут зашивать в больнице Дерри.

– Надеюсь, вас там зарежут к чертовой матери, – высказался Моран.

– Понимаю ваши чувства. И все-таки постарайтесь помочь Обществу, чем сумеете. Вам будут признательны за любой взнос. Только объединив усилия, человечество сможет победить рак уже при жизни этого поколения. Даже вздорные, вонючие, дебильные выкидыши вроде вас вполне способны принять в этом участие.

Мистер Моран так и не обратился в суд. Неделю спустя Рут получила от него конверт на имя Общества по борьбе с раковыми заболеваниями, высланный – умышленно, как она подозревала, – без марки, наложенным платежом. Внутри лежала банкнота с большим коричневым пятном посередине. «Я ЕЮ ПОДТЕРСЯ, СУЧКА!» – торжествующе гласила записка. Буквы были огромные, с наклоном в разные стороны, как у первоклассника с нарушением мелкой моторики. Рут взяла банкноту за уголок и сунула в машинку вместе с утренней порцией грязного белья. А когда достала (причем в идеально чистом виде; похоже, помимо многих вещей, мистер Моран не имел понятия и о том, что дерьмо отстирывается), то еще и прогладила. Теперь бумажка даже хрустела, точно вчера была выпущена из банка. Убрав ее в парусиновую банковскую сумку для пожертвований, Рут аккуратно вывела в записной книжке: «Б. Моран. Взнос: один доллар».