Стивен Кинг - Томминокеры

Норма Турлоу недалеко успела продвинуться. Маленькая Эдвина вдруг так завопила, что Ральф прибежал к ним из подвала, где плел камышовое кресло. Чтобы вывести девочку из истерики, понадобилось битых двадцать минут; разумеется, для начала ее увели со второго этажа вниз, подальше от кукол. Норма была вне себя от смущения и бросала на дочку мрачные взгляды, от которых та вновь заходилась неудержимым плачем.

Тем вечером Рут поднялась наверх и долго с печалью смотрела на свой «класс», полный молчаливых учениц (а среди них были и почти старушки вроде мисс Бисли и Бабушки Красной Шапочки, легко превращавшейся, стоило ее вывернуть, в Страшного Серого Волка), пытаясь понять, что именно так напугало Эдвину. Разумеется, сама девочка ничего не смогла объяснить; в ответ на ласковые расспросы она лишь вновь принималась вопить от ужаса.

– Ну и расстроили вы малышку, – произнесла она наконец вполголоса, обращаясь к куклам. – Как же так, а?

Те промолчали, не сводя с нее стеклянных, пуговичных и вышитых глаз.

– Хилли Браун тоже держался от них подальше, когда его мать заходила к нам, чтобы заверить купчую, – послышалось вдруг за спиной.

Рут подскочила и обернулась, потом улыбнулась мужу.

– Да, и он тоже.

Были и другие. Не много, но достаточно, чтобы вызвать тревогу.

– А ну-ка! – проговорил Ральф, обнимая жену за талию. – Выкладывайте, ребятки, кто скорчил рожу и нагнал страху на бедную крошку?

Куклы ответили безмолвными взглядами.

На миг… всего лишь на миг… в животе Рут змеей развернулся ужас; он пополз вверх, перебирая позвонки, словно клавиши живого ксилофона… а потом исчез.

– Не волнуйся об этом, Рути, – шепнул Ральф, наклоняясь ближе.

Как всегда, от его запаха у жены слегка засосало под ложечкой. И тут он крепко поцеловал ее. Причем не один только его поцелуй был крепким в эту минуту.

– Пожалуйста, – чуть задыхаясь, отстранилась Рут. – Не при детях.

Ральф со смехом заключил ее в объятия.

– А если перед собранием сочинений Генри Стила Коммаджера [89] Генри Стил Коммаджер (1902–1998) – известный американский историк, публицист, специалист по истории США, написавший сорок книг, семьсот эссе и критических статей. ?

– Великолепно, – выдохнула она, оставшись наполовину… нет, на три четверти… ой, уже на четыре пятых… без платья.

Любовь вышла бурной, к необычайному удовольствию обеих сторон. Всех-всех их сторон. И кратковременный холодок, пробежавший тогда по спине, был надежно забыт.

Но Рут еще вспомнит о нем девятнадцатого июля того же года. Седьмого числа Бекка Полсон услышала голос картинки с Иисусом. А девятнадцатого Рут услышала голоса своих кукол.

Для горожан стало приятным сюрпризом, когда спустя два года после смерти Ральфа Маккосланда, случившейся в 1972-м, его вдова выдвинула свою кандидатуру на пост городского констебля. Ее противником выступил молодой человек по фамилии Мамфри. Все решили, что парень просто глупец, но это была не его вина: Мамфри только недавно приехал в город и не знал здешних порядков. Завсегдатаи «Хейвен-ленча» сходились в одном: новичок скорее заслуживал жалости, чем порицания. Он выступил от демократической партии, а свою предвыборную кампанию построил главным образом на следующем тезисе: работа выбранного народом констебля заключается в том, чтобы арестовывать и сажать в тюрьму пьяниц, лихачей, хулиганов, а время от времени – по-настоящему опасных преступников. Не собираются же горожане доверить подобное дело женщине, пусть даже с дипломом юриста?

Они собирались. И охотно доверили.

Миссис Маккосланд получила четыреста семь голосов, ее соперник – девять. В числе этих девяти, надо думать, были голоса жены Мамфри, брата, сына двадцати трех лет и его собственный. Оставалось пять. Никто так и не признался. Похоже, мистер Моран нашел себе на четыре товарища больше, чем Рут могла предполагать. Недели через три после выборов чета Мамфри покинула город. Их сын, довольно приятный парнишка по имени Джон, решил остаться. И хотя он вел себя тише воды, ниже травы, даже четырнадцать лет спустя его называли «новеньким», говоря что-нибудь вроде: «Этот новенький, Мамфри, сегодня постричься зашел. Помните, как его папаша выступил против нашей Рут и остался с носом?» С тех пор у миссис Маккосланд соперников не было.

Горожане справедливо приняли ее выдвижение как публичное заявление о том, что траур окончен. Злополучный Мамфри не учел один (среди многих других) момент: столь единодушное голосование было способом жителей Хейвена дружно воскликнуть: «Рути, ура! С возвращением!»

Смерть Ральфа, внезапная и шокирующая, едва не уничтожила (черт, почти уничтожила) открытую, щедрую часть ее души – ту, что смягчала и дополняла другую, доминирующую половину, как чувствовала сама миссис Маккосланд. Доминирующая половина отличалась умом, проницательностью, логикой, а иногда – хотя Рут ни за что не призналась бы в этом, но в глубине души соглашалась – и суровостью.

Потом до вдовы дошло: позволить угаснуть своей открытой и щедрой половине – значит, в некотором роде вторично убить любимого. И тогда она вернулась к Хейвену. Вернулась на службу.

В маленьком городке даже одна личность такого масштаба способна решительно изменить ход событий. А в том, что любители всяких словечек зовут «качеством жизни», такая личность может сделаться чем-то вроде сердца города. Вот чем собиралась стать Рут для Хейвена, когда лишилась мужа.

Спустя два года (о которых она потом вспоминала как о долгом, унылом пребывании в преисподней) миссис Маккосланд вновь обнаружила в себе ту забытую драгоценную личность. Так иногда мы находим в темном углу чердака что-нибудь необыкновенное: очки для маскарада или кресло-качалку из гнутого дерева, еще вполне пригодную для использования; выносим на свет, проверяем на прочность, стираем слой пыли, наводим лоск и возвращаем к жизни.

Пост констебля стал только первым шагом. Рут не могла бы даже сказать, почему посчитала такой шаг верным; просто это ей показалось идеальным способом почтить память Ральфа и к тому же вновь стать собой. Она ожидала, что работа вскоре наскучит и будет в тягость… но ведь то же самое относилось к сбору пожертвований для Общества по борьбе с раковыми заболеваниями и Комитету по школьным учебникам. «Скучный и неинтересный» труд не значит «неблагодарный» – многие упускают из виду или намеренно игнорируют эту простую истину. И потом, говорила себе миссис Маккосланд, если надоест, всегда можно отказаться от перевыборов. Можно уступить место Мамфри или еще кому-нибудь. Она хотела служить, а не превращаться в мученицу.

Однако Рут обнаружила, что работа ей нравится. Кроме прочего, она давала возможность положить конец мерзостям, которые старый Джон Харли терпел… и которым позволял разрастаться.