Владимир Демичев - Хранитель детских и собачьих душ

Кости сложились в оду Офун: «Где родилось проклятие».

Паства возроптала, кое-где раздались гневные выкрики и женский плач.

– Молчите! – воскликнул папалои. – Пророчества не касались новой жрицы! Они говорят о беде, подстерегающей наши дома! На сегодня все закончено – поспешим же в свои стены и встретим судьбу, как подобает стойким и мудрым людям! Я сказал!

Ответом ему было молчание. Бекки, торопясь улизнуть, пока ее не заметили, побежала в темноту, но случайно нога ее подвернулась о камень, и девочка со всего духу налетела на осиновое дерево, тонкое и иссохшее, увешенное жертвенными сосудами из глины – раздался такой шум, словно пьяный дебошир вторгся в горшечную лавку. Люди с факелами тут же окружили девочку и привели ее к хмурому жрецу.

– Глупая, глупая дочь койота! – набросилась на нее старуха Вивиана. – Откуда ты взялась, рыбий корм? Разве не велела я тебе сидеть в доме? Кто остался с хозяйским ребенком? Кто нянчит маленького Блэквилла?

Бекки решила молчать, хотя бы ее за язык рвали. Но, увидев среди прочих черных лиц насмешливое лицо Мириам, той, которая должна была сегодня принять корону новой жрицы, она не стерпела:

– Чего скалишь зубы, толстая крокодилица? Не бывать тебе мамалои, и не мечтай! – все против тебя!

– Отпустите! Отстаньте! – Рвалась она из рук удерживающих ее авалу. – Кто в доме, ведьма? Мертвец нянчит хозяйского сыночка! Старые кости качают его на ночь, безгубый рот поет колыбельную! Прочь от меня! Прочь! Симби-Китас дал мне силу, и власть ада перешла ко мне! Не смейте меня трогать! Там, где поет Азилит, прочие лоа молчат!

Бекки вырывалась и шипела, как кошка, оплевывая всех, кто приближался; но Соломон тяжелым наконечником посоха, в который был вделан камень, сильно ударил ее по голове, и девочка обмякла в чужих руках, теряя сознание. Оставив авалу убрать храм и скрыть любые следы празднества, Соломон приказал не медля ни минуты возвращаться. Сильные мужчины подхватили Бекки, и черная человеческая лавина хлынула через манговый лес, через мостки, через камышовые заросли – в поместье; все тревожились; матери боялись за оставшихся дома детей, отцы думали, не случилось ли чего с запертой в хлеву скотиной.

Патрик давно спал, а Вернон застыл на страже, как изваяние. Он еще издали заметил большое скопление огней – негры с факелами приближались к дому, и в передних рядах шел Соломон, крепко держа за руку очнувшуюся и присмиревшую Бекки. Вернон перешел в комнату покойной миссис Блэквилл и, поискав глазами, обнаружил массивное, черного дерева, кресло. Он принялся разламывать кресло, пока не выломал длинную крепкую палку; вооруженный таким образом, он вернулся в детскую. Патрик от шума проснулся и захныкал. Мужчины, поднимавшиеся по лестнице, второпях вооружились, кто чем смог: вилы, колья из ограды птичьего двора, увесистые камни. Соломон сжимал крючковатой рукой освященный нож с ритуальными письменами на лезвии, но не торопился соваться первым в логово зверя; он суетился, отдавал распоряжения, успокаивал напряженных и испуганных людей, а сам отчаянно желал быть сейчас как можно дальше отсюда. Не обладавшая большим терпением Вивиана взяла на себя смелость ринуться в атаку; растолкав смущенных мужчин, она с факелом наперевес первой вошла в детскую и встретилась взглядом с мертвецом.

– Вылитый Вернон Лаки! – вынесла она свой вердикт. И, обернувшись к приостановившейся, застывшей на ступенях процессии, воскликнула: – Ну же, идите! Он только один, в отличие от вас, без… ( дельников – не успела произнести, потому что в этот миг сильный удар самодельной дубины разнес ей череп.)

Толпа ахнула и отхлынула вниз – тело Вивианы рухнуло на ступеньки и разметалось, как соломенная кукла. Мертвец воспользовался всеобщим потрясением, подошел к детской кроватке, подхватил под мышку ребенка и пустился бегом в соседнюю комнату, а оттуда через пролом – в крытую галерею. Упав на колени, он засеменил, словно зверь на трех лапах, перекинув Патрика через плечо. Преследователи не торопились гнаться за ним – слишком глубоко укоренился в их душах страх и благоговение перед собственностью хозяев. Двое смельчаков, правда, вскоре пустились в погоню, переборов робость, но вдвоем не смогли пройти по тесной галерее. Пробежав несколько шагов, один из мужчин провалился по колено в пол – подгнившая доска треснула, не выдержав его веса. Они вернулись ни с чем. Соломон тут же распорядился оставить пять человек охранять пролом, а с остальным ополчением спустился вниз, приказав им войти в тот же сарай, куда Бекки днем привела зомби, – перехватить похитителя с другой стороны.

Вернон, выбравшись на открытое пространство, огляделся. Его нисколько не смущал ночной мрак, ночь к тому же была лунная, и ему вполне хватало света, что пробивался сквозь щели ветхого строения. Взглянув вниз, он увидел нечто вроде громадной паутины, натянутой в двух шагах от него по всему периметру комнаты. Без сомнения, это был зал цирковых батутов – Вернон вспомнил место, где он сейчас находился. Но вспомнил не обычным человеческим воспоминанием, а его осколком, ничтожной частицей давнего впечатления: он, Вернон Лаки, по распоряжению хозяина крепко натягивает непослушные каучуковые нити, чтобы вставить их в железные кольца, прибитые к стенам, веревка выскальзывает из его руки и разрезает палец – острая боль – и красная жидкость льет так сильно, что на пыльном полу через несколько минут образуется топкое месиво цвета ржавчины.

Едва воспоминание встрепенулось в голове Вернона, как он испытал приступ голода – раздраженный капризный комок неприязни подкатил к глазам, затмив на секунду зрение. Патрик не кричал и вообще не издавал никаких звуков, кроме чуть слышного сопения – ребенок решил, что с ним играют; топот и обилие огней не испугали его, скорее озадачили, – теперь он терпеливо ожидал, что будет дальше. Такой маленький… Вернон с силой втянул воздух носом, но запаха ребенка не ощутил: сердце его не билось, легкие не работали, да их, в общем, и не было, они давно истлели. Вернону с нестерпимой жаждою захотелось сейчас же, сию минуту, взять в ладони голову ребенка и раздавить как орех, а затем окунуть лицо в эту теплую, сочащуюся мякоть. Он не сомневался, что это будет приятное ощущение. Но что-то мешало ему так поступить. Возможно, приказания, отданные черной девчонкой, все еще сковывали его волю, возможно, его раздражало присутствие людей – смутное намерение спрятаться, скрыться, уйти отсюда подальше делало его беспокойным. Покрепче ухватив ребенка, он прыгнул вниз. Сетка крякнула под неожиданным грузом, и с полдюжины веревок тут же порвались, но Вернон со своей ношей уже летел вниз, где на нижнем уровне была натянута еще одна паутина, не менее пыльная и не более пощаженная временем, чем первая. Под его весом сети лопались одна за другой; наконец он обеими ногами стал на землю. Чувствуя влагу, он безошибочно выбрал направление и несколькими ударами разнес стену сарая, пробив немалую брешь. Не более тридцати футов теперь отделяло его от камышей. Патрик смеялся от радости – новая забава пришлась ему по вкусу.