Григорий Гончаров - Бункер 'BS-800'/ der Fluch des Reichs.

— Трофеи! — улыбнулся Винт, понимая, что у ноши Егеря раньше были другие хозяева.

Тут же за Егерем быстро мелькнула тень — это уже подошла основная группа Фрицевского спецназа. Серёга и Дима тот час открыли шквальный огонь, с помощью которого они пытались вынудить противника залечь, затаится. Конечно, у каждого из них была надежда на то, что одна из выпущенных ими пуль всё же найдёт цель, пусть и случайно. Но всё же противник повиновался ребятам — противник залёг, тем самым дав Егерю добраться до спасительной двери. Егерь почти ползком подобрался к входу, и почти нырнул, растворившись в тёмном зеве распахнутой броне-двери. Беркут и Винт дружно затворили дверь, по которой уже во всю проливным дождём стучали тяжёлые капли пуль, помогая железной плите быстрее встать на своё законное место в положение «geschlossen» [68] Закрыто .

Наконец они были в безопасности. Они втроём стояли перед щелью бойницы, в небольшом оружейном помещении. Егерь часто дышал, ребята тоже чувствовали не дюжую усталость в мышцах от долгого напряжения.

— Егерь! — представился Николай. — Терехов Николай, можно просто: Терех!

— Беркут! — протянул руку в ответ Сергей. — Можно просто Серый!

Так же он пожал руку и Дмитрию.

— Фух! — Егерь смахнул со лба проступившую испарину. — Давненько под пулями не бегал!

— Похоже, всё ж словил ты одну! — заметил кровавое пятно на животе Серёга.

Егерь коротко глянул на окровавленный живот, беззаботно махнул рукой:

— На мне как на собаке — и не такие раны заживали! Ну что, веди, где тут у вас можно расположиться, дух перевести!

Он лихо подхватил свой трофейный пулемёт, закинул на плечо ремень «Калаша», и встал в готовности перед Сергеем. Беркут подошёл к окну бойницы, задёрнул «шторы», от чего в маленьком бетонном помещении, в котором ещё отчётливо стоял запах сгоревшего пороха, и под ногами ощущались кругляши гильз, стало совсем темно.

— За мной! — коротко скомандовал Серёга и, включив небольшой фонарик, спустился в глубину сооружения, по невидимой до этого гостями металлической лестнице.

Они поспешили за ним, проникая под землю, они чувствовали, как тела их, сквозь пропитанные кровью и потом одежды, впитывают могильный холод этого места. Запах болота и плесени стал отчётливее, и доминировал над остальными, многочисленным и неприятными «ароматами», наполняющими это место.

— Пахнет? — спросил Беркут. — Ничего, привыкните! — не дожидаясь ответа, добавил он.

Они шли, как показалось Винту, невыносимо долго; казалось, что прошли они не один километр, и что идут они по настоящему подземному лабиринту, так как по пути они перешли несколько помещений, имевших двери. Он покосился на шагающего между ним и Беркутом Егеря — но тот не выказывал признаков беспокойства или волнения. Он двигался уверенно, крепко сжимая в руках металлическую тушу «ПКМа». Вдруг произошло чудо — старые выпуклые лампы на стенах, в защитных колпаках, вдруг вспыхнули тусклым жёлтым светом, слегка помигивая, они словно разгорались ярче и ярче. Пока не загорелись в полную силу — хоть свет их был слаб, но здесь, в кромешной тьме, казалось, что это жёлтое сияние ярче полуденного солнца. Серёга приостановился, выключил и убрал фонарь, оглянулся на удивлённых гостей, и довольный произведённым эффектом, который ярко отражался в электрическом свете на их изумлённых лицах, пошёл дальше. Они пришли, Беркут по-хозяйски открыл последнюю дверь. Терех, забыв про свою потрёпанную шкуру, — примерявшую за долгую жизнь своего хозяина не один острый предмет, и сделавшуюся от такого опыта, казалось, сантиметровой толщины, — был удивлён, словно сельский младенец, впервые увидевший невиданную игрушку. Перезнакомившись, он долго ходил за своим гидом Серёгой по подземке, обследуя каждый сантиметр этого места. На встречу Тереху, идущему за Серёгой, из помещения лазарета вышел Мишин. Егерь остановился напротив него как вкопанный, они долго смотрели друг на друга.

— Ты? — наконец не выдержал Егерь.

— Я; — спокойно ответил Курсант.

— А я уж думал, что нет тебя, что сгинул в лесу!

Мишин выглядел не важно. Бледное в потёках его лицо, словно светилось изнутри призрачным, бледно-синеватым светом. Под глазами тёмные мешки, белки глаз покрыты сетью красных сосудов. Одет он уже был в чистую, со следами плесени и сильными вмятинами складок, немецкую форму. На ногах были блестящие новой кожей немецкие ботинки. Из-за плеча торчал воронёный ствол немецкого автомата, из нагрудных карманов — магазины к нему.

— Я против тебя не имел ничего, и тебе я не враг! — сказал Егерь.

— Где Шкас?

— Он ушёл от нас. Куда — не знаю!

— Кто ещё с тобой из банды?

— Мы не бандиты, мы — наёмники! — ответил Егерь, косясь на появившуюся из-за спины курсанта девушку с рыжими волосами.

— Да какая разница? — спросил Алексей. — Кого с собой привёл, спрашиваю?

— Ты на голос меня не бери, пацан! — вдруг резко рассвирепел Егерь. — Меня какой-то щенок допрашивать вздумал? Да я тебя вместе со шпалером твоим схаваю, и не подавлюсь!

Мишин молча сверлил Егеря каким-то потускневшим, испытующим и безразличным взглядом:

— С кем пришёл? — спроси он уже чуть дружелюбнее.

— Со мной Винт — да ты его и не видел, Андрей Афганец — стрелок с Чеховской вертушки, он тоже за нас. Было ещё двое — Шкас и Гриф — тот, что с золотыми зубами. Они ушли в лес.

— Помню его; — так же без эмоций сказал Мишин.

И он, протиснувшись между Егерем и коридорной стеной, пошёл в спальное расположение.

Девушка с рыжими волосами теперь с интересом разглядывала здорового, заросшего смолянистой щетиной мужика, в грязном камуфляже с закопченным лицом.

— А ты откуда здесь, деточка? — спросил он.

— Я из города; — спокойно ответила девушка. — Алёна.

— Егерь. То есть Николай, можешь Колей звать!

Девушка была одета в белый медицинский халат, и Терех догадался, что она в этом бункере выполняет обязанности медсестры. Тело Егеря, по своему отреагировало на появившуюся медсестру: оно тут же наполнилось болью, которая исходила от живота, и от руки; ноги его затряслись мелкой дрожью, ослабли — и он слегка осел, облокотившись мокрой от пота спиной на стену.

— О-о-о! Да вас ранило! Давайте в лазарет!

И она повела раненного Николая в помещение лазарета, на одном из столов которого уже лежал обмотанный бинтами Левинц. Через час все собрались в спальном расположении. На одной кровати сидел Борис, укутанный в новую шинель, рядом — Серёга, Мишин и Егерь. На другой кровати, стоявшей напротив, сидели Дима-Винт, Афганец и Симак. Между кроватями стояли два снарядных ящика, с боков — ещё по одному, на манер скамеек. Получался стол, вокруг которого кровати и ящики-скамейки. На этих скамейках сидели девушки. Люди ели, ели молча, Афганец неуклюже орудовал алюминиевой ложкой, и то и дело каша, изрядно заправленная тушёнкой, падала на пол. Он тихо матерился, вновь запуская дрожащую в руках ложку в миску с кашей. Борис ел вяло, через силу глотая безвкусную для него еду. Есть ему совершенно не хотелось, но он знал — есть надо. Мишин ковырял ложкой в тарелке, о чём-то задумавшись — он уже изрядно отъелся за этот день. Остальные если с аппетитом, запивая вкусную еду из гравированных немецких стаканов с чаем.