Григорий Гончаров - Бункер 'BS-800'/ der Fluch des Reichs.

«Ещё день! — думал он. — Интересно, сколько я тут нахожусь? День, два?» Часы были разбиты и, отстегнув браслет, он безжалостно бросил их на пол. Он провёл рукой по лицу, определив по отросшей щетине, что он пролежал в отрубе не больше суток. Аскет осмотрел слегка подсвеченный сверху пол: посередине, и немного правее была выбоина в бетоне, с почерневшими краями. Он увидел капли крови, криво улыбнувшись, усмехнулся. В углу лежал его большой фонарь. Корпус был сделан из качественного пластика, и пробитый насквозь он сохранял общую целостность, не развалившись на части. Аккумулятор пробит, но главное — лампа цела. Быстро заменив батарею питания, он осветил ярким светом пространство — теперь было видно всё. Выбраться через вентшахту, ведущую на поверхность, не представлялось возможным. Шахта слишком широка, чтоб упереться ногами в противоположную стену, и сделана она из сплошной, толстой бетонной трубы, на которую тоже особо не зацепишься. Лишь выше, ближе к поверхности земли, видны воздуховоды. Сам колодец находиться в центре комнаты, метрах в пяти над головой — без лестницы не заберёшься. Должен быть другой выход. Он вспомнил вернувший его в сознание смех. Смех он слышал отчётливо, уже придя в сознание, звук доносился из глубины помещения, а не сверху. Он вспомнил про дверь, заклиненную изнутри в коридоре рядом с генераторной. Может, скорее всего, эта дверь и ведёт в это место! Он положил фонарь, переключил галогенную лампу на менее расточительный диодный свет, распаковал аптечку и принялся обрабатывать множественные ранки и ссадины, оставленный осколками бетона и железа на его теле. Быстро вытащив маленькие осколки, и перевязав все поврежденные места он достал консервы, вскрыл тонкую жесть широким лезвием ножа, и через силу стал есть — хоть есть и не хотелось; попил немного воды, собрал рюкзак, заделав дыру во фляге куском наплавленного битума. Накинув рюкзак на плечи, он двинулся в путь, проверив и перезарядив «Кедр» он повесил его на плечо, приведя в полную готовность к стрельбе. Наёмник прошёл небольшой коридорчик, где он лежал без сознания, коридорчик заканчивался железной дверью, с круглой ручкой, заслонкой. Он повернул ручку — заклинило. Вспомнил, что Симак чем-то подпёр дверь, и вернулся в помещение вентшахты. Пошарив руками в глубокой луже, нащупал кусок железной трубы. С его помощью удалось расшатать засов, и повернуть ручку. Дверь со скрипом проржавевших петель открылась. Когда он прятался здесь от Симака, у него не было времени на то, чтоб осмотреть помещение, он лишь заметил тогда, что пол в помещении железный — понял он это по гулкому металлическому стуку его подошвы. Тогда он не рискнул идти дальше: во-первых, железный пол мог просто напросто сгнить; во-вторых, у него не получилось бы незаметно подобраться к Симаку — шаги по металлическому полу были очень громкими. И он решил, что лучшее место для засады это небольшой закуток за дверью, в который тот непременно заглянет, подталкиваемый своим любопытством.

Он шагнул внутрь, рассекая темноту фонарём. Аскет оказался в большом, круглом зале. Напротив него, в стене на другой стороне зала, метров в тридцати от него, чернел большой квадратный проём, в который мог бы проехать грузовик. Посередине круглого зала, в котором он оказался, в полу был огромный круглый колодец, над которым на кран-балке висел ржавый крюк на толстом тросе. Посветил фонарём вниз, включив яркий прожектор на всю мощность — глубокая шахта уходила метров на сто вниз. Мощный луч его фонаря упирался в дымку на дне этой шахты, а на дне ли? Осветил пространство под железным полом, на котором он стоял, и увидел винтовую лестницу, которая по спирали, вдоль стены шахты, уходит вниз. Вспомнил про рацию, которая лежала в кармане. Рация была включена, и стояла в режиме приёма. При падении часть силы удара пришлась на неё, но станция выдержала это, лишь в одном месте отколупнулась краска. Нажал на кнопку передачи радиосигнала:

— Третий ответь первому! — просипел он охрипшим от долгой жажды голосом.

Рация молчала, издавая лишь тихое шипение и еле слышное потрескивание. Он услышал какой-то тихий звук, доносившийся отовсюду. Тихое потрескивание перешло из радио эфира в этот зал; оно исходило от перил шахты, от стен, от металлического пола. Затем он почувствовал знакомый запах — такой же запах он чувствовал, когда увидел человека в немецкой каске, у окраины поля. Он огляделся, осветив пространство вокруг себя ярким светом своего фонаря — но большое, заброшенное помещение было пусто. Переключив фонарь на менее яркий свет, он, перегнувшись через заградительные перила шахты, посмотрел вниз, и прошёл взглядом по поднимающейся из бездны, винтовой лестнице. Аскет приблизительно отметил место, куда она должна выходить. На полу в этом месте щелью был обозначен квадрат, с металлической скобой, утопленной в металле люка. Он выдвинул скобу и потянул её на себя — люк с неприятным скрипом открылся, свет фонаря осветил длинную, ведущую в недра земли винтовую лестницу, кажущуюся бесконечной.

— «138-ой», ответь Булату! — вдруг неожиданно громко, нарушив тишину, ожила рация.

От неожиданности Наёмник вздрогнул, хотя проблем с нервами у него никогда не было. Он почувствовал, что запах фосфора стал более концентрированным, в то время как странные потрескивания стали громче. «Кто бы это мог быть? Братва? Но почему их сигнал доходит досюда? Если меня не слышат в казематах, которые тут за стенкой то, как я могу слышать тех, кто на поверхности?»

— «138-ой», ответь Булату! — повторила рация голосом, показавшимся смутно-знакомым.

«Где я его слышал?» — что-то до боли знакомое было в этих цифрах, и в этом слове.

Он некоторое время стоял без движений, закрыв глаза, пока наконец не вспомнил: «138-ой» — это же был мой позывной, в Афгане!»

Он, старший лейтенант Павел Родин, — это была одна из его фамилий, — в составе спецподразделения, под прикрытием выполнения интернационального долга, проходил боевую подготовку в республике Афганистан.

Спецподразделение, в количестве двадцати человек, офицерского состава — от лейтенанта до капитана, — было прикомандировано к разведроте, расположившейся в Кабуле мотострелковой дивизии, для оттачивания полученных в училище знаний и навыков. У каждого из офицеров имелись полномочия, позволявшие многое… всем офицерам подразделения были присвоены личные кодовые имена, на время пребывания в «ДРА». Позывной «138» был у него, у Павла Родина. Позывной «Булат» — у его лучшего друга, лейтенанта Сергея Невстрогова, которого взяли в плен, расстреляв из засады машину, на которой тот ехал, вместе с сапёрами и двумя собаками. Целью той поездки была проверка участка горной дороги на наличие мин. По этой дороге, всего через сутки, должны была пройти колонна бронетехники. Булат был старшим, они ехали без сопровождения, понадеявшись на то, что душманам тут нечего делать — ведь эта дорога раньше не использовалась войсками для передвижения, и само задание носило характер бюрократической необходимости — проверить дорогу нужно было «для галочки». К тому же, повышенное внимание к этой дороге могло бы раскрыть маршрут прохождения большой колонны перед врагом. Между собой разведчики называли прикомандированных офицеров спецподразделения просто: «спецы». Считалось хорошим знаком, когда с тобой в машине едет «спец» — поскольку эти люди имели совсем другой уровень боевой подготовки. Разведка любила спецов по многим причинам. Во-первых, офицеры были молоды и, пользуясь своими полномочиями, часто отмазывали своих временных боевых товарищей от наказаний за провинности. Так же, благодаря тем же полномочиям, «спецы» имели водку, спирт; продовольственные запасы спецов отличались от пайка разведчика — но те всегда делились едой и спиртным со своими временными сослуживцами. Все военные подвиги «спецов» списывали на роту разведки, поскольку участие этих людей в боевых действиях находилось под секретом.