Григорий Гончаров - Бункер 'BS-800'/ der Fluch des Reichs.

Его кисти рук были настолько натренированны, что при желании он мог переломать фаланги пальцев тому, кому он жмёт руку. Так же он имел татуированную роспись запястий — в виде гитарного грифа и протянутых вдоль запястий струн. Такая роспись помогает наркоманам скрывать точки, которые оставляют иглы.

— Аскет ходит в чёрной форме! — сказал Чех.

— Его первым валить надо! — не унимался Гриф, — От сука, он им помогал в нашей «Канне» кипишь наводить!

— Или впрягся за них, или в пучке с ними был, с самого начала! Аскет — не фраер, случайности в его жизни нет места! У одного нашего нашли дыру, точно во лбу, простреленную автоматной девяткой. Пацанчик хотел гранатку подбросить поисковикам, а этот Аскет его в этот самый момент и вальнул. Мусора докладывают, что стреляли из «Винтореза», патрон «9х39» — они нашли и сам винтарь с ночной оптикой в кустах. Номера нет, пальцев — тоже нет. Стреляли издалека, ночью, но пуля угодила точно в цель. Это говорит о том, что шмалял профи, залётных гастролёров такого уровня, кроме Аскета у нас нет. Его шмара срисовала, говорила она, что перед налётом на «Канну» он ей допрос с пристрастием учинил — лицо ей он знатно посинил. Она срисовала шрам на щеке, и портаки зоновские, мы описание по братве пустили, ответ нам быстро пришёл, что по всему это Аскет — засвеченный чекист.

— Кто он вообще есть? — спросил Гриф.

— Он — легавый по жизни, хоть и зону топтал. За башли мазу тащит, для него нет авторитетов, и бугор для него тот — кто платит, пусть он хоть петухом по жизни будет! Авторитетные люди про него говорят, что предъявляли ему за беспредел, на зоне — но спросить с него ещё никому не удавалось!

— Чего он «Винторез» — то бросил?

— Он пехом до леса шёл. Видать, торопился очень, и тяжёлую плётку под елкой пришлось оставить.

— Этого Аскета валить надо полюбому… — погрузившись в какие-то свои мысли, резюмировал Гриф.

На пустой, пыльной, разбитой и раскалённой на полуденном солнце дороге, — расчертившей серой полосой огромное поле, зажатое со всех сторон лесом, — одиноко стояла машина, с синей полосой на боку. Это была патрульная машина, задача экипажа: ловить нетрезвых водителей — других нарушений «ПДД» на этой дороге просто не было. Превышая скорость на этой дороге, водитель ставил большой и жирный крест на подвеске собственного автомобиля. Машины ездили редко — повезёт, если за час проедет хоть одна. Поэтому, экипаж патрульной машины бездействовал.

Боковые окна были полностью открыты, и экипаж, — в виду невозможности сна при такой жаре, — изучал залетающих в салон мух. Было жарко. Чудовищно жарко. Да ещё и начальник, позвонивший с «левого» номера, и предупредивший строго, что на «доске», — так местные называли эту дорогу, за её сходство со стиральной доской, — все местные водилы будут сегодня ездить трезвыми — жара. И ещё он посоветовал, самим головы не напечь. Прозрачный намёк был понят, старший патруля знал о подобных «звонках» не понаслышке. Сбросив вызов, он облегчённо вздохнул, расстегнул последнюю пуговицу на своей намокшей от струящегося пота рубашке, вытащил из резинового тапка одну ногу, и её пальцем почесал другую ногу, после чего обратился к водителю и курсанту:

— Шабаш, милиция! Едем к реке, загорать и купаться!

— Товарищ старший лейтенант, разрешите вопрос? — обратился по уставу курсант Алексей Мишин.

— Валяй! — небрежно, с нескрываемым раздражением, бросил тот.

— По инструкции мы должны находиться на нашем участке! И покидать его раньше времени не имеем права! — отчеканил курсант, чуточку задрав нос к верху, от гордости за своё стремление к работе.

Курсанту хотелось, чтобы начальник видел в нём не ленивого, как многие, «гаишника», — а человека, которому не страшен зной, и который не отступиться от устава для того, чтобы навести порядок на этой дороге. Нет, он не выслуживался, но до прихода на службу, он относился к правоохранительным органам с большим почтением, — и это отношение сохранилось в нём до сих пор. Сейчас ему меньше всего хотелось очернять своей ленью и безразличием ко всему, ещё не надетые погоны.

— Валяй! — так — же небрежно повторил «старлей», раскинувшись на переднем пассажирском сидении, потягивая из тёмной стеклянной бутылки пиво.

— Что? — не понял веснушчатый курсант.

Водитель машины, младший сержант, уже знал, чем может закончиться этот диалог, и отвернувшись, изучал обстановку за дверью старой служебной «девятки».

Старлей дёрнул ручку двери, не спеша вылез из машины, шаркая по асфальту тапками, обошёл её сзади, внимательно рассматривая двери, и прочие детали кузова. Остановившись у багажника, он по-хозяйски поскрёб краску ногтем. Подойдя к задней двери машины, — за которой сидел курсант, внимательно наблюдавший за всеми действиями своего начальника, — он остановился. Допив пиво, повернувшись к машине широкой, покрытой мокрой рубашкой спиной, «старлей» зашвырнул пустую бутылку в кусты. Затем он развернулся к курсанту, продолжавшему наблюдать за старшим лейтенантом, и открыл заднюю пассажирскую дверь:

— Валяй! — с той же интонацией повторил старший лейтенант, впившись безжалостным взглядом в подчинённого. — Хочешь соблюдать устав — блюди, только смотри не заблядись! — он резко схватил молодого курсанта за шкирку, словно обгадившегося котёнка, — и выдернул худое веснушчатое тело из машины, как опытный стоматолог вырывает больной зуб из распухшей десны.

Захлопнув дверь, старлей так же не спеша обошёл машину и сел на своё место. Машина резко тронулась, оставляя клубы пыли в воздухе, и молодого курсанта у обочины разбитой «доски», на которой давно уже никто не превышал скорости. Проехав метров пятьдесят, девятка остановилась, и резко сдала задним ходом. Поравнявшись с курсантом, сержант шире открыл электроприводом боковое стекло. Оттуда вылетел, и упал на обочину, полосатый жезл, звонко стукнув деревом об серый пыльный асфальт.

— Мы поедем патрулировать реку, вечером вернёмся — чтоб здесь был, на этом самом месте! Увижу, что ты отлынивал от работы в теньке — шкуру спущу! — зло, сквозь зубы проговорил старлей.

Машина снова резко тронулась, и быстро превратившись в точку, исчезла вовсе. Курсант обречённо поднял полосатый жезл, хотел зашвырнуть его в кусты — но передумал. Он около часу стоял на палящем обжигающем солнце, очень хотелось пить. От отчаяния и несправедливости на глаза наворачивались слёзы. В это время, экипаж «ППС» подъехал к небольшому супермаркету, в маленьком городке.

— Это… «Калаш» нацепи — для солидности! — инструктировал старлей подчинённого.

«Жаль «Лёша-Миша» свинтил — делай теперь его работу!» — думал сержант, натягивая ненавистный автомат, копируя леность и вальяжность движений, подсмотренную у старших коллег.