Лев Гроссман - Земля волшебника

Ужинала я с учителями – незабываемое впечатление для младшей воспитанницы, тем более что ужин заказали в «Попайз».

Элиот жалел, что не может вернуться в прошлое и забрать мини-Дженет домой.

– Вечером наконец-то приехал папа. Влетел в приспущенном галстуке, не закрыв дверь за собой. Он, наверно, злился на себя за эту оплошность, но выглядело это так, словно он и на меня злится. Как будто я виновата. Паскудно себя вел, в общем.

Думаю, ты уже понял, к чему я веду. Тогда, в пустыне, я уже отключалась, засыпала каждые пять минут, а утром пятого дня поняла, что Плавильщик так и не пришел ко мне ночью, и сдалась – сил больше не было.

Возвращаюсь к скале со своим мешком – не высыпать же его, авось сгодится на что-нибудь. Обезвоженная, плакать и то не могу. Такая безумная Офелия, только посуше. Ну, встретили меня как родную, напоили-накормили. Праздник у них, все племя в сборе, все веселятся. Все хорошо, выходит, хоть Плавильщик и не пришел. Я честно сразилась с пустыней и проиграла, что ж делать. Все мне улыбаются, и я тоже начинаю ухмыляться в ответ.

Тут Первейший зовет меня к себе, во главу стола, велит преклонить колени, поднимает мой мешок ввысь и держит такую речь: «Ты здесь чужая, но ты пришла к нам, и склонилась перед пустыней, и просеяла ее пески своими перстами. – Тут следует драматическая пауза. – Ты думала, что пустыня отдаст тебе сокровища наши, и тайны, и силу. Думала отнять у нас пустыню и править нами. Песок – вот все, что ты получила. – И высыпает на землю мои труды. – Наш металл тебе не найти: пустыня хранит свои тайны и делит их лишь с сынами своими и дочерьми. Покажи этот песок своему верховному королю и скажи, что я даровал тебе жизнь. Если хочет, пусть присылает сюда других потаскух, эта была не так уж плоха».

Дженет прервала свой рассказ. Ехала она спиной к Элиоту, и он не знал, переживает она или просто задумалась.

– Последняя реплика вызвала повальный хохот: он хорошо знал свою публику. Кучка черного песка на земле была совсем маленькая – мне казалось, я набрала больше. Неужели это правда не металл, думаю, я ж чуть не сдохла, добывая его.

Но я еще не досказала про интернат. Знаешь, что я сделала, когда папаша явился? Плюнула в него, вот что. Заявила, что домой не поеду, порвала его дорогую рубашку. Он дал мне пощечину и поволок к машине силком, а я орала и отбивалась.

К моменту пира в пустыне я уже выросла, да и Первейший, прямо скажем, в подметки моему отцу не годился. Видя, что я шепчу что-то, он нагнулся ко мне, а я говорю: «Твои тайны, Первейший, мне не нужны, но оружие твое и пустыню я у тебя заберу. – Тут я кидаю ему в глаза этот черный песок, поднимаюсь с колен и продолжаю уже в полный голос: – Когда увидишь своего бога, скажи, что я тебе жизнь не оставила – хотя он, думаю, и так все поймет». Он сделал большую ошибку, думая, что сломает меня: я стала только сильнее. Благодаря пустыне я взглянула в глаза собственным тайнам и сама превратилась в оружие, которое она не захотела мне дать.

Когда надо, я умею быстро набирать силу, даже в состоянии полной измотанности. Первейший мигнуть не успел, как я впечатала его в стенку. Все остальные молчат и смотрят. Хотят, видно, чтобы вождь сам победил в честном бою. Потом-то они вмешались, но поздно было – и для него, и для них. Понимаешь, я тогда здорово разозлилась. Обычно я так не лютую, но на войне как на войне, и нечего с разной сволочью церемониться. Когда я пробила им еще пару стенок, он уже рыдал, как дитя. Знаешь, что на пушках раньше писали? «Последний довод королей». Ну, а королевы в таких случаях к магии прибегают.

За все годы, проведенные рядом с Дженет, Элиот не раз задумывался – а что же скрывается за ее гневом, за ее блестящей броней? Может, просто маленькая девочка, которой хочется играть в куклы и быть любимой? Теперь он спрашивал себя, а была ли там когда-нибудь девочка. Что скрывается за броней и гневом? Броня и гнев, и так далее, до самого низа.

Дженет сильно побледнела, но говорила спокойно.

– Я заставила его открыть мне все их секреты, хотя и не больно интересовалась уже. Хотела, чтобы он осознал свое поражение. Эта их скала глубоко уходит: они пробили в ней скважины и доставали лед снизу, вот откуда у них вода. А металла и правда не было – веришь, нет? Когда-то давно у них там типа метеорит упал, из него все и выковано. Отцы передают оружие сыновьям, матери дочерям. Первейшего я в конце концов заперла в ледовой пещере, рассчитывая, что верноподданные его там найдут. Замерз он или выжил, не знаю – доктор я, что ли.

Элиот поравнялся с ней, обнял за талию, поцеловал в щеку – чудеса джигитовки, словом. И почувствовал, что она улыбнулась.

– Предварительно я отняла у него копье. Силушка еще бродила во мне: я переломила древко голыми руками у него на глазах и приделала к каждой половинке по ледяному топорику. Недурственно, а? Хотела еще сказать «считай себя завоеванным», но это уж вроде и лишнее, как ты думаешь?

– Полностью согласен. Финальные фразы редко кому удаются.

– Ну вот, теперь ты знаешь, откуда у меня эти топорики.

Примерно через неделю после возвращения из Антарктиды к Квентину постучался Лайонел.

– В вестибюле через десять минут, – сказал он, не дожидаясь, когда Квентин откроет. – С вещами. – И перешел к другому номеру.

Было полтретьего, и у их маленькой преступной группировки наступил мертвый час. Они уже отрепетировали свои будущие действия, насколько это возможно в гостиничном номере, мало напоминающем полевые условия (о которых они, кстати, до сих пор почти ничего не знали). Стоппард по-прежнему восемнадцать часов в сутки корпел над своей аппаратурой, остальные тихо сходили с ума. Все утро Квентин провозился с тем, что трогать вообще не следовало, зашел довольно далеко и терял терпение, ни на шаг не приблизившись к возвращению Элис.

Гулять было холодно, да и где тут гулять – не по аэропорту же, в самом деле. День-деньской они дулись в карты, читали, смотрели телевизор, делали упражнения для пальцев, ходили на тренажеры в спортзал. Бетси прилежно вела дневник. Иногда поднимались в бассейн на верхний этаж, – воду в этом запотевшем стеклянном гроте так сильно хлорировали, что продышаться получалось лишь полчаса спустя. Наконец хоть какое-то развлечение – та самая репетиция в полевых условиях, вероятно.

В вестибюле собрались все, кроме Пашкара. Стоппард притащил два пластмассовых чемодана – один, похоже, очень тяжелый. Квентин сложил в рюкзак все, что требовалось для снятия чар, – если, конечно, из этого что-то выйдет, тренироваться-то не на чем. Монеты Маяковского лежали в кармане.

– Стало быть, выезжаем на задание, – сказала Бетси, пришедшая с пустыми руками. – Наконец-то я могу открыть одну тайну. Готовы? Плам храпит. Вот.