Виталий Абоян - Мёртвая жизнь [litres]

– Все хорошо, – Захар нежно гладил ее голову.

Ее волосы, перепутанные и торчащие в разные стороны, но мягкие и такие приятные. Она подняла лицо, глядя ему в глаза. По щекам текли слезы, верхние зубы, подрагивая, грызли нижнюю губу, из которой даже немного начала сочиться кровь. В ее глазах застыла такая тоска и боль, что Захар, повинуясь внезапному порыву, прижал ее к себе сильней, а потом наклонился и мягко поцеловал в губы.

Герти едва заметно вздрогнула, когда их губы соприкоснулись, но не отстранилась. Ее руки скользнули на шею Захару, и она ответила на поцелуй.

Он целовал ее лицо, смешивая текущие слезы с кровью из прокушенной губы. Она такая милая и замечательная, вкус ее слез, ее запах, мягкость ее волос – все это пьянило Захара. Как он раньше не замечал, сколь она прекрасна?!

– Я боюсь, Захар, – сказала Гертруда, когда они, наконец, оторвались друг от друга.

– Перестань, все будет хорошо, – попытался он ее успокоить. – Мы же вместе, я с тобой. Что может здесь случиться?

– Не знаю. Только я боюсь. Я не помню, как пришла сюда. Я спряталась здесь, думала он не найдет меня здесь.

– Кто?

Герти промолчала и отвела взгляд. Понятно, она не может об этом говорить. Он уже пробовал рассказать ей о собственном чувстве чужого взгляда – не вышло. Наверное, у нее то же самое.

– Инопланетянин, чужой?

Она едва заметно кивнула.

Сумасшествие, да и только!

– Я боюсь, – повторила она и снова прижалась к Захару, обняв его.

– Подожди, мне нужно запустить «Зодиак». А потом давай уйдем отсюда – здесь тесно и слишком холодно, – сказал он, улыбнувшись.

– Да, конечно.

Кибертехник специальным ключом активировал виртуальную панель ввода данных, набрал соответствующий код и отдал системе команду на активацию. Внутри «черепной коробки» появились звуки – шелест вентиляторов, стрекот подвижных элементов различных устройств. Многочисленные блоки послушно заморгали индикаторами, возвещая о возвращении к жизни. Псевдожизни псевдоразума. Мозг «Зодиака» снова в работе. Пока не загрузятся данные, а алгоритмы слежения не протестируют на логику контакты живого с неживым, корабль еще будет лишен права на самостоятельные решения. Это процесс автоматический, участия кибертехника не требующий.

Захар быстро запихнул висящие в проходе провода в трубу, где пряталась Герти, и закрыл контейнер крышкой. Выход свободен.

– Как нога, болит? – спохватился Захар, вспомнив свой бой с мнимым чужим.

– Ничего, целая, – ответила Гертруда.

Герти лежала на кровати Захара, кутаясь в одеяло, а он в это время нежно гладил ее голую ногу. На левой голени осталась заметная ссадина – сюда он попал своей импровизированной шпагой. Он поцеловал больное место и сел рядом.

Они ни о чем не договаривались. Просто пошли вместе в его каюту. Герти, казалось, и не собиралась идти куда-либо без него. Им было хорошо вместе.

Сейчас по корабельному времени ночь, но сон не шел. Герти лежала на его кровати, под его одеялом. Свет в каюте выключен, только индикаторы светятся. В густом полумраке Захар различал только контуры ее лица. Она не спала, ее глаза были открыты, и она смотрела куда-то в темноту.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

Герти повернулась на бок, теплой змеей обвившись вокруг него и прижавшись щекой к его руке.

– Думаю, что, если бы не этот случай, мы никогда не узнали бы друг друга, – вздохнула она и добавила после короткой паузы: – В смысле – так близко.

– Нам всегда нужно отправиться куда-нибудь за тридевять земель, чтобы разглядеть то, что всегда было под носом. Что нам мешало быть вместе год назад, два? Когда мы встретились с тобой впервые? Кажется, года четыре назад?

– Да, – промурлыкала Гертруда, – возле большой мохнатой планеты. Там еще были огромные красные ураганы, как на Юпитере. А мы висели около ее исполинского спутника, холодного и мрачного, и искали там условия, пригодные для жизни.

– И не нашли, – кивнул, соглашаясь, Захар.

– Ни условий, ни жизни. И ты был холоден, как тот спутник. И столь же безжизненный.

– А ты обращала на меня внимание? – удивился Захар. – Еще тогда?

– Я всегда и на всё обращаю внимание, – неопределенно ответила Герти. – Ты же меня в упор не видел. Я же для всех вас всегда была своим в доску парнем.

Захар посмотрел на нее, но в темноте не разглядел выражения лица. Она шутила или действительно тайно пылала к нему чувствами еще с первой их встречи?

– Ты совсем не «парень в доску», ты милая и… нежная… – слова совсем не те, какая-то глупость лезла в голову. Он не знал, как выразить то, что чувствовал.

– Перестань, – она прижалась к нему плотнее. – Я такая, какая есть. Мне нравится быть незаметной.

Она сладко потянулась, а потом ее рука скользнула под одеяло, легла ему на живот и начала медленно опускаться, гладя кожу нежными тонкими пальцами. «И никакой она не парень, совсем даже наоборот», – подумал Захар, наклоняясь и целуя ее.

– Мне кажется, если мы всегда будем вот так, вместе, вечность не закончится. Все время в мире будет наше. И гори этот космос со всеми инопланетными кораблями, вместе взятыми.

Она легла на спину, а Захар склонился над ней, губы их слились в страстном поцелуе, руки не находили покоя, стараясь вобрать в себя как можно больше друг друга.

И в этот момент громоподобный голос Граца провозгласил, казалось, отовсюду сразу:

– Всем! Экстренный сбор в рубке!

– Черт бы его побрал! – сказал Захар, отдав «Зодиаку» команду плавно увеличить освещенность каюты. – Нужно выдрать с потрохами эту систему голосовой связи.

– Ты заметил, – спросила Герти, выбираясь из-под одеяла и нехотя натаскивая на себя одежду, – что Грац не пользуется вирт-связью?

– Еще как заметил. Может, не пойдем?

Гертруда посмотрела на постель, потом на Захара и, подойдя к нему, поцеловала. Он перестал застегивать рубашку, решив, что, пожалуй, пошел этот Грац вместе со всей остальной командой, его руки сами собой легли на стройное тело Герти, пытаясь снять с него мешковатую одежду. Но она неожиданно оттолкнула его. Лицо ее вдруг сделалось суровым и жестким.

– Нет, пойдем. В вечности хорошо, но время нам, к сожалению, не подвластно, – сказала она и вышла из каюты.

– Как и пространство, – пробормотал Захар и пошел следом.

Маленький шарик автономной исследовательской капсулы с надписью «Аквариус» на борту летел в темноте безжизненного космоса. Словно горошина, выпавшая из стручка в ночь, катился он к неизвестности. Что встретит горошину там, в самом низу траектории? Благодатна ли почва?

Металлическая штора, закрывавшая широкое обзорное окно рубки, была поднята. Грац, скрутив в сжатом кулаке тонкую нитку микрофона, орал что-то нечленораздельное. Казалось, от его крика вибрировало даже толстое, устойчивое не только к механическому, но во многом и к лучевому воздействию стекло обзорного окна. Он, выпучив глаза так, что, казалось, они вылезут из орбит, вглядывался в непроницаемую темень, царившую за заплеванным им стеклом. Разумеется, никакой капсулы там видно не было.