Эрика-Джейн Уотерс - Песнь призрачного леса [litres]

Я рождена играть на этой скрипке, дать голос роще призраков.

Сердце мое стучит все сильнее, по мере того как я забираюсь дальше и дальше под сень деревьев, углубляюсь в рощу – на максимальное расстояние от нашего трейлера. Отсюда Хани ничто не грозит. Разве только мне самой…

Нахожу полянку, залитую достаточно ярким лунным светом, чтобы я могла рассмотреть любое привидение, какое ненароком удастся вызвать. Усаживаюсь на ковер из опавших иголок и прислушиваюсь, ожидая.

Несомненно, духи здесь, рядом, прямо-таки липнут к моей коже, сила скрипки, даже молчащей, притягивает их. Они шепчут, шелестят, как опадающие листья, и от их близости на душе становится уютно. По-домашнему как-то. Они не несут зла, не стремятся утянуть меня в преисподнюю. Им просто грустно и одиноко.

Беру инструмент «на изготовку» и начинаю концерт со старой-престарой песни братьев Эверли «Я здесь, чтобы вытащить своего малыша из-за решетки» [60] Here to Get My Baby Out of Jail – композиция американского кантри-дуэта братьев Эверли, пик известности которого пришелся на рубеж 1950—1960-х гг. . Там рассказывается о пожилой женщине, которая явилась внести залог за арестованного сына, чтобы его выпустили из тюремной камеры, и принесла для этой цели все, что есть: часы, цепочку, даже обручальное кольцо. А потом, увидев своего «малыша» и бросившись к нему в объятия, умирает от избытка чувств. Почему-то мне кажется, что к нынешнему моменту подходит такое сочинение, именно оно созвучно тоске привидений и напоминает об узах, связующих их с нашим миром.

Сейчас мне особенно хочется, чтобы явился конкретный призрак, папин, – явился и подсказал, как мне быть, как спасти Джесса. Ну или хотя бы просто обнял и пообещал: все закончится хорошо. Но в то же время подспудно чувствую: к встрече с ним я не готова – а ведь, скорее всего, представится (если представится) только один шанс призвать именно его, и надо основательно потренироваться, чтобы задержать его для достаточно длительной беседы… Собраться с мыслями, чтобы ничего не забыть высказать из накопившегося на сердце.

Трели скрипки оглашают темноту, от них по всему телу бегают крупные мурашки. Доигрываю песню до конца – но никакого эффекта. Никто не появляется.

Мотив стихает, и на его место в звуковом оформлении ночи вновь приходят шумы леса. Особые шумы. Духи все еще тут, подобрались даже ближе, сгрудились теснее, жаждут общения – но почему-то остаются безмолвны и невидимы. Скрипка призвала их, но не «выцарапала» из эфемерных оболочек.

Проигрываю еще пару композиций – все без толку.

Тогда меня охватывает разочарование, почти отчаяние, и я начинаю фальшивить, сбиваться. Смычок визгливо скрипит по струнам. Как это понимать? Мать Сары явилась по первому зову, а эти духи – мои, давно знакомые – остаются почти равнодушны? Что я делаю не так? Почему днем получилось? Неужели только из-за коллектива, из-за того, что я играла не одна? Сердце бьется все чаще и чаще. Если тут, в роще, мне не удается пообщаться ни с одним, даже самым завалящим призраком, то как я доберусь до Джима?

Папа в свое время много чего рассказывал о музыкальном спиритизме, но умолчал об одной вещи, которую сейчас мне как раз необходимо знать больше всего: какова точная технология?!

Если я всерьез решилась докопаться до истины о судьбе отчима, очистить имя брата, придется разбираться самой.

Единственный человек, способный мне здесь помочь, не желает этого делать. Но я попробую еще раз…

Следующим утром на рассвете я уже стою на тети-Инином пороге, стучу и, нервно переминаясь с ноги на ногу, жду, когда откроют. Едва завидев меня, папина сестра горестно вздыхает – понимает, зачем я явилась, что мне нужно.

– Вот. Подарочек. – Сую ей в руки белого цвета пакет из пекарни.

– В смысле, взятка? – ворчит она, однако сразу проделывает в пакете дырочку и выуживает оттуда пончик. – Пари держу, ты мне не из чистой доброты в такую рань это притащила.

– Пойдем в дом, – уклонившись от ответа, говорю я и первая устремляюсь на кухню.

Тетя Ина молча наливает себе кофе и усаживается напротив. В глазах – настороженность.

Лгать смысла нет, она видит меня насквозь. Да и нечестно это по отношению к ней.

Глубоко вздыхаю.

– Я ее нашла. Папину скрипку.

Ее лицо разом покрывается смертельной бледностью. Она открывает рот, хочет что-то сказать, но я опережаю:

– Я понимаю, ты этого мне не желала, хотела уберечь. И понимаю, как это опасно. Но я не могла иначе, тетя Ина. Просто не могла. И буду играть. – В ответ на новую попытку возразить протестую, выставив ладонь вперед. – Ради Джесса. Решение окончательное. Для Джесса я пойду на все. Если бы на его месте находился папа, ты сделала бы то же самое, сама знаешь.

Тетя скрещивает руки на груди, сжимает губы в тонкую линию. Я готовилась спорить до вечера, но что-то в выражении ее лица мне подсказывает: не придется. Она, кажется, как и я, уже смирилась с неизбежным.

– Чего ты от меня хочешь? – Голос человека, вконец измученного. И осознавшего свое поражение.

Чувство вины и облегчение накатывают на меня единою волной.

– Я хочу знать, как у папы это получалось? Вызывать привидений.

– Понятия не имею, дорогая. Ей-богу, не имею. О таком мы с твоим папой не говорили. Просто получалось, и все.

Я подавляю приступ разочарования.

– Ладно. Ясно. Но хоть чем-нибудь ты можешь со мной поделиться? Дать намек – как все-таки найти дух Джима? У тебя же полон дом призраков. Наверняка ты способна как-то сориентировать меня, указать правильное направление. Вчера я музицировала в роще… ну среди наших духов.

Тетя вздыхает:

– Да, среди наших … Кое-кто из этих людей действительно скончался здесь, в доме, или там, среди деревьев… но немногие. Бо́льшая часть – это старые, очень старые привидения, они покинули землю уже давным-давно. Нет уже никого даже из их потомков, а дома, где бедолаги жили, снесены. Не осталось ничего, что привязывало бы таких призраков к конкретному месту. Вот и слетаются сюда.

– Какое все это имеет отношение к Джиму?

– Он – дух новый, свежеперевоплощенный. Потому околачивается там, где Джима убили. Все погибшие насильственной смертью так себя ведут какое-то время – пока не привыкнут. Если ты охотишься конкретно за ним, то, наверное, тебе прямая дорога на стройплощадку.

М-да. Несчастный, несчастный Джим – шатается неприкаянный по пустому, недостроенному зданию, вьется в полном одиночестве над местом, где его вырвали из жизни. Очень грустно. Может, если его навестить, он обрадуется возможности поговорить, пообщаться с кем-то из живых – пусть даже с падчерицей, которая его откровенно недолюбливала?

Однако… он ведь теперь бестелесная тень. А я так увлеклась методикой вызова таких теней, что ни разу даже не попробовала вообразить: каково по-настоящему встретиться с подобным существом, контактировать с ним? А вот теперь, как обсудишь все это с компетентной родственницей, проговоришь вслух – сразу ощущаешь всю страшноватую реальность перспективы: если получится, я окажусь лицом к лицу с призраком отчима. От такой мысли – холодок по спине.