Эрика-Джейн Уотерс - Песнь призрачного леса [litres]

– Шейди! – раздается за моей спиной.

Поворачиваюсь, как на шарнирах. Между деревьями, неотрывно глядя на меня, стоит Джесс. Не думала, что подоспеет так скоро. Решила, что после целых недель утомительных бюрократических процедур «акт освобождения» займет хотя бы несколько часов. А может, несколько часов уже и прошло, просто я потеряла счет времени? Как бы там ни было, брат уже дома. Явился.

– Шейди, положи скрипку. – Джесс подкрадывается ко мне медленно, с вытянутыми руками, словно к дикой кошке, от которой бог весть чего можно ожидать.

А «дикую кошку» и вправду сразу захлестывает волна гнева. Играть я прекращаю, но инструмент не выпускаю, прижимаю к себе, и кажется – он тоже отчаянно жмется ко мне, умоляя не оставлять его, не дать в обиду.

Джесс на воле. Как же долго я ждала этого момента. Сражалась за него, приближала изо всех сил. А теперь не чувствую ни радости, ни даже облегчения. Ведь он пришел отнять у меня скрипку. Разлучить нас. А это – все равно что заново услышать весть о смерти папы. Во второй раз пережить разрыв сердца. К тому же, если брат заберет мое сокровище, я так никогда и не узнаю, как погиб папа, что случилось в тот день, какую роль сыграл в этом Джесс.

Один голос продолжает звучать снаружи.

– Шейди! Это же я. Я вернулся. Ты меня вытащила.

А другой, соблазнительный, уверенный – изнутри:

Это он убил отца. Он – подлинный виновник его смерти. Он, а не скрипка. Потому он тебя до скрипки и не допускал – не хотел, чтобы открылась истина.

Встряхиваю головой в отчаянной попытке рассеять чары Черного Человека. Поверить в то, что Джесс совершил преступление, невозможно, но и вырвать подозрение с корнем я не в силах. После всего услышанного на свидании в изоляторе? И потом от Джима? Нет.

Брат опускается на колени рядом со мной.

– Положи скрипку. Ты просто не представляешь, какая в ней страшная сила. Что она сделала с ним .

Отшатываюсь от него, встаю и слышу со стороны свой голос:

– Что ты с ним сделал, Джесс?

Он тоже встает и дерзко вскидывает голову.

– С папой?

Я застываю без движения, глядя на него, и он тянется за скрипкой. Не успев даже понять, что делаю, отдергиваю одну руку, другой влепляю ему пощечину.

– Не смей!

Это заставляет Джесса отпрянуть, прижав ладонь к щеке. Сама я, потрясенная содеянным, подношу пылающие пальцы к открытому рту.

– Ага. Он тоже однажды так меня ударил, когда я пытался помешать ему играть на проклятой скрипке!

– Лжешь, – отвечаю. Еще одна трещина в фундаменте моей личности.

– Он не был идеальным, как бы тебе того ни хотелось. Ты в нем видишь прямо божий дар этому гнилому мирку. А это не так! Своих призраков и скрипку он любил в тысячу раз больше, чем нас! – Тревога за меня сменяется у парня яростью с быстротою молнии.

– Неправда! Ты сам не знаешь, что мелешь! – Что, если с Джессом Черный Человек тоже водит знакомство, как со мною, и нашептывает ему устами папы, как нашептывает мне? Вот прямо сейчас нашептывает…

– Когда я бросил заниматься на скрипке, он со мной две недели не разговаривал, – надрывается мой брат. – Просто перестал замечать. А я был ребенком!

Не знаю, что на такое отвечать. А Джесс давит и давит – неумолимо, безжалостно:

– Он не бросал скрипку, продолжал играть, даже когда точно знал, что причиняет боль и вред тебе. А ведь я ему рассказывал о маленькой девочке с потолка, которая не дает тебе покоя.

Я ошарашена. Ужас холодной мертвой рукой хватает меня за горло. Наверное, раньше надо было складывать два и два…

Папа понимал, что своей скрипкой подвергает меня опасности, и все-таки продолжал играть. Страсть к инструменту была для него важнее, чем благополучие дочери.

Усилием воли отгоняю эту горькую мысль.

– Что ты знал о той маленькой девочке?

– Она являлась тебе в ночных кошмарах. Ты натыкалась на нее повсюду в доме. Часто плакала и жаловалась: мол, у тебя на потолке живет мертвый ребенок. А потом еще осы…

Я содрогаюсь, вспомнив, как отвратительные сетчатые крылышки касались моей кожи, предвещая неминуемые укусы. Глаза наполняются слезами.

– Это была третья сестра, Брэнди. Папина и тети-Инина. Она погибла из-за их отца.

– Чего? О чем ты?

– Тетя Ина мне рассказала. Потому-то папа и был одержим скрипкой. Не хотел отпускать от себя покойную сестренку. – Какая-то отдаленная часть сознания, недоступная даже для Черного Человека, подсказывает: да ведь и ты занимаешься тем же самым. Цепляешься за инструмент, чтобы удержать рядом отца.

Джесс бледнеет, но тут же встряхивает головой.

– Ладно. Ясно. В общем, какая разница? Мертвая сестра. Против нас – живых детей. Он выбрал ее. – Мой брат складывает руки в замок.

А я вновь слышу шепот Черного Человека – и ежусь от озноба и произношу, озвучиваю его ядовитые речи, прежде чем успеваю осмыслить их:

– За это ты убил папу. За то, что, по-твоему, он мало нас любил.

Честное слово, я не собиралась этого говорить, я даже в глубине души не до конца в это верю, но обвинение просто вылетело из меня, как пробка из бутылки шампанского.

Джесса от удивления открывает рот.

– Я не убивал его. Я… только старался спасти тебя. Оградить, защитить… Я не хотел папиной смерти, клянусь. Все только ради твоей безопасности… Мне исполнилось тогда всего тринадцать, Шейди! А по ощущениям – уже на полпути к могиле. Надо было избавить от такой участи хотя бы тебя.

– Избавить? – горько смеюсь я. – И от чего же ты меня избавил?

Уж точно не от папиного бремени. Не от ноши, что свалилась на меня после трагедии. Скрипка и есть эта ноша. Конечно, ноша, как бы я ее ни любила. Теперь – только моя, и больше ничья.

– Я его не убивал, – повторяет брат, и в глазах его – мольба, смешанная с отчаянием. – Только забрал скрипку, когда уезжал гостить к другу на озеро. Не хотел, чтобы отец играл, пока меня нет. А за последствиями проследить было бы некому. И с тобой могло что-нибудь плохое случиться!

« Лжет. Всегда лгал. Фрэнку о Джиме, и тебе тоже, помнишь? » – брызжет слюной Черный Человек.

Мотаю головой, стискиваю зубы. Меня словно разрывает надвое.

– Вранье, – выношу вердикт Джессу. – Ты просто собирался уничтожить скрипку. Ты всегда ее ненавидел.

Джесс заглядывает мне в лицо, и то, что он там прочитывает, решает дело.

– По крайней мере тебя я ей не дам сгубить так, как она угробила его . – Брат, словно ящерица языком, выстреливает вперед рукой и выхватывает скрипку; вырывает ее из моих пальцев. – Надо было еще тогда… – бормочет он, пятясь. – Глядишь, и папа остался бы жив. Но теперь ее последний час настал. – И опрометью припускает прочь.

Вскакиваю на ноги и преследую его что есть мочи, увертываясь от встречных деревьев. Я точно знаю, куда он… Сломанное ребро горит огнем, но мне плевать: брат украл мою жизнь и улепетывает с нею в руках, сейчас утопит!