Джеймс Ганн - Чудеса магии

Ибо дым и пламя внезапно вырвались из маленьких круглых дырочек и весь чемодан запрыгал и задергался от отдачи: восемь свинцовых пуль рассекли Энтона Ларсена пополам…

Перевод с английского С. Милова

Оно шло по лесу.

Оно никогда не рождалось, и все же существовало. Глубоко в земле, в перегное, под сосновыми иголками, горел огонь.

Он не давал дыма. В жаре, тьме и разложении заключалась жизнь, но жизнь, противоположная той, что берет свое начало от весенней прохлады, света и пения птиц. Оно получило жизнь, но оставалось мертвым. Бездыханное, оно шло по лесу, безжизненное, оно было видящим, мыслящим и обладающим огромной, страшной силой…

Оно выбралось из тьмы и теплого рыхлого перегноя в утреннюю прохладу. Оно было воистину громадным и состояло из бесчисленных, беспорядочно налепленных друг на друга комьев грязи, некоторые из них при его передвижении отпадали по дороге и, шевелясь на земле, таяли, подобно сахару в кипятке, превращаясь в светящуюся лесную пену.

Оно не знало жалости, любви, не знало ни красоты, ни веселого смеха. Оно обладало большой энергией и развитым интеллектом. Скорее всего, его невозможно было уничтожить. Оно выкарабкалось наружу из лесного перегноя и залегло, пульсируя, на солнце. Струпья его мокро сверкали в золотистом свете: часть их была похожа на какие-то болезненные вздутия, которые шелушились и осыпались. Чьи мертвые кости дали ему очертания и форму человекоподобного существа?

Своими полусформировавшимися руками оно стало скрести землю и биться о пень. Затем оно стало кататься по листве, пока вдруг резко не остановилось на согнутых, осыпающихся локтях. Оно нарвало полную горсть травы и размазало ее по груди, после чего со спокойным любопытством наблюдало за стекающим по телу серо-зеленым соком. Плавно поднявшись на ноги, оно схватило молодое деревце и уничтожило его, снова и снова ломая о себя гибкий податливый ствол, пока тог не превратился в щепки. Потом оно осторожно подняло замершее от страха полевое животное и медленно раздавило его своими огромными пальцами, давая крови, пульсирующей плоти и обмякшей шкурке отвратительным месивом сползать вниз по руке.

Оно начало поиск.

Кимбо несся сквозь высокую душистую траву, словно столбик пыли, который взметнул внезапный порыв ветра. Его пушистый хвост упругой спиралью вертелся над спиной из стороны в сторону, зубастая пасть была раскрыта, ярко-красным лоскутком выплескивался из нее язык. Он бежал рысью, наслаждаясь свободой и силой мохнатых лап. Его блестящие губы были черны, как смоль, длинные уши с кисточками на конце развевались на ветру. С головы до самых когтей Кимбо был псом, здоровым, жизнерадостным животным.

Он одним махом запрыгнул на валун и тут же стрелой метнулся дальше — длинноухий кролик выбежал из норки под скалой, и Кимбо, залившись победным лаем, бросился вдогонку. Он знал наверняка, что жертве не уйти, но медлил с завершающим прыжком, великодушно давая ей шанс выжить. Кролик мячиком прыгал перед самым носом пса, прижав ушки к спине, задние лапы мощными толчками несли его вперед. Но тут случилось неожиданное: внезапно кролик резко остановился и, когда Кимбо в последнем смертельном прыжке бросился на него, метнулся в сторону и скрылся в прогнившем полом бревне. Пес взвизгнул от досады, обнюхал со всех сторон неожиданное укрытие для живого прыгающего ко мочка, недовольно пофыркал на него и признал свое поражение. Он еще раз для верности обежал вокруг бревна, после чего, несколько упав духом, поплёлся дальше.

Оно наблюдало за Кимбо из зарослей, оно заранее осторожно подняло свои покрытые коростой огромные руки и замерло в ожидании.

Кимбо сразу учуял его — того, кто стоял, не шелохнувшись, у тропы. Для него оно было обыкновенной кучей мусора, которая пахла падалью, то есть тем, до чего даже было противно лапой дотронуться. Он презрительно фыркнул и побежал дальше.

Оно дало ему возможность подойти поближе, а затем обрушило на него свой тяжелый кулак. Кимбо заметил краем глаза черную падающую тень и рванул что есть силы вперед. Рука скользнула по гладкой спине, задела хвост и с глухим стуком упала на землю. Кимбо, получив хороший «шлепок», кубарем покатился вниз, по склону, он просто захлебывался неистовым лаем. Но вот он снова на ногах — встряхнул головой, всем телом, словно после купания, и утробно зарывал.

Назад он шел твердой, упругой походкой, хвост его, теперь опущенный, был на одном уровне с пригнутой к земле головой, шерсть вокруг шеи встала дыбом. В его позеленевших от ненависти глазах светилось убийство.

Оно подняло свои руки снова и приготовилось к встрече.

Кимбо замедлил бег, собрался в комок и пулей бросился на чудовище. Он вцепился ему в самую шею, челюсти его сомкнулись. Зубы Кимбо не встретили почти никакого сопротивления, они прокусили одну полужидкую грязь и заскрипели друг о друга. Он упал. Упал и страшно зарычал у самых его ног, приготовившись к новому броску.

Оно склонилось над Кимбо и дважды нанесло удар. После того, как спина собаки была сломана, оно опустилось рядом и стало разрывать ее на части…

— Вернусь через часок-другой, — сказал Элтон Дру и поднял лежавшее за деревянным ящиком ружье. Его брат весело рассмеялся:

— Старина Кимбо целиком завладел твоими мыслями, Элтон.

— Я хорошо знаю этого чертяку, — ответил тот, — когда я зову его целых полчаса и он не показывается — это означает, что у него возникли проблемы или он загнал на дерево что-то стоящее этого ружья. Не отвечая на мой зов, он сам зовет меня к себе.

Кори Дру передал полный стакан молока семилетней дочери и невольно улыбнулся:

— Ты относишься к охотничьей собаке, как я к своему ребенку.

Девочка как только услышала, что о ней говорят, подбежала к дяде и стала дергать его за рукав: «Дядя Элтон, поймай мне Бармаглота»! «Бармаглот» — изобретение Кори. Это он жил в темных углах, готовый в любой момент проглотить маленьких девочек, которые гоняются сломя голову за цыплятами, играют на проезжей части дороги и тянут в рот зеленые яблоки. У него огромные, длинные руки и очень чуткие уши, специально приспособленные для того, чтобы слышать детский плач и всхлипы. Он обожает кушать тех, кто намеренно искажает немецким акцентом молитву, кто роет пещеры в стогах сена до тех пор, пока они окончательно не разрушатся, подкладывает любимых красных рыбок в заготовленные для свежего парного молока канистры и катается ночью на взмыленных после рабочего дня лошадях.

— А ну-ка, быстро иди сюда. Держись подальше от дядиного ружья! — прикрикнул Кори. — Если ты увидишь Бармаглота, Элтон, приведи его сюда. Будь любезен, напомни ему, что у него встреча с Малышкой сегодня вечером. Вчера она опять напроказничала: по доброте душевной Малышка подсыпала коровам перца, думала, им же «вкусней» будет…