Джеймс Ганн - Чудеса магии

Наконец, это стало действовать на нервы и Глассу, что, нужно признаться, весьма меня удивило — обычно он всегда кичился тем, что умеет держать себя в руках в «экстремальных ситуациях». Его волнение проявилось в том, что он начал осторожно предлагать различные варианты наших дальнейших действий: может нам сходить за свежей газетой, почему бы не позвонить своему адвокату в Нью-Йорке, или почему бы мне не связаться со своим двоюродным братом Джейком (очень мило), чтобы он разнюхал в полицейском управлении Кинсбурга, что да как и все в таком роде… Каждый раз Ларсен грубо затыкал ему рот.

Один раз я даже подумал, что он убьет Гласса за его язык. А тот, как последний дурак, продолжал выдавать свои нескончаемые идеи. Я видел, чувствовал, что назревает взрыв. Это было также очевидно, как и то, что у меня на лице отсутствует нос. Не могу понять, что заставляло его болтать без умолку. По моему мнению, когда человек с высшим образованием типа «колледжского профессора» попадает в такую переделку, то делается совершенно непробиваем, на него словно пелена какая находит. У такого человека слишком «натасканные» мозги, и они просто не могут не подавать всяческие идеи — а это, порой, может плачевно кончиться.

Что же касается меня, то я держался изо всех сил. Я неустанно твердил себе: «Ларсен в порядке. Просто он на грани срыва. Все мы на этой грани. Кроме того, я знаю его десять лет. Он в порядке, в полном порядке». И тут я понял, что коль скоро начал повторять про себя эти вещи, так это только потому, что постепенно начинал понимать, что с Ларсеном не все в порядке.

Взрыв, о котором я говорил, произошел около двух часов дня. Глаза Ларсена вдруг широко раскрылись, как будто он вспомнил нечто очень важное, и он так резко вскочил со своего ареста, что я стал испуганно озираться по сторонам, ожидая появления вооруженного отряда Люка Дюгана или, по меньшей мере, полиции. Однако они были здесь ни при чем. Ларсен накрыл пистолет своей волосатой рукой и замер. По его телу прошла дрожь. Его пальцы, как лапки огромного паука, стали лихорадочно прощупывать все изгибы оружия. И тут его лицо исказилось в злобной, страшной гримасе:

— Кто разрядил его? Я спрашиваю, кто разрядил его?!! — заорал он сиплым и мерзким голосом. — Кто и зачем?..

Нет, Гласс не мог сидеть спокойно:

— Я думал, что ты можешь поранить себя, — сказал он.

Ларсен решительно подошел к нему и наотмашь ударил его по лицу так, что тот повалился на пол. Я крепко ухватился за ножку стула, на котором сидел, в случае, если мне придется воспользоваться им как дубинкой и замер в ожидании. Гласс какое-то время поворочался на полу, а потом, сумев побороть боль, приподнялся на локтях и выразительно посмотрел на меня. Из его левого глаза ручьем текли слезы — удар пришелся по левой стороне лица. На сей раз у него хватило здравого смысла ничего не говорить и не улыбаться. Некоторые придурки, желая продемонстрировать свое мужество, улыбаются в подобных ситуациях. Может, они его и демонстрируют, но вот только со здравым смыслом в этом случае туговато.

Около двадцати секунд Ларсен находился в нерешительности — ударить его ногой по лицу или нет.

— Ну, хорошо, теперь ты уже прикусишь свой болтливый язык? — спросил он.

Гласс слабо кивнул. Я отпустил ножку стула.

— Где пули? — спросил Ларсен.

Я спокойно встал со стула, подошел к столу и одну за другой выгрузил из кармана все пули, — ровным таким рядочком.

Ларсен перезарядил пистолет. Мне чуть не сделалось дурно, когда я увидел, как его безобразные руки скользят по черно-синей стали и поглаживают ее — я-то хорошо помнил эти ощущения…

— Никто не смеет прикасаться к этой штуке, кроме меня, понятно? — не поднимая глаз, произнес Ларсен. Сказав это, он прошел в спальню и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Все мои мысли вертелись вокруг одного: «Гласс был абсолютно прав, когда сказал, что Ларсен тронулся на этом автоматическом пистолете Инки. Он начал вести себя в точности так же, как вел себя его предыдущий хозяин. Энтону теперь физически необходимо, чтобы пистолет всегда находился рядом с ним. Именно это чувство бессознательно мучило его все утро…»

Я склонился над все еще лежавшим на полу Глассом. Он продолжал неотрывно смотреть на дверь спальни. Из огромного синяка, оставленного рукой Ларсена на его лице, стекала тоненькая струйка крови.

Очень тихо я прошептал ему все то, что думал о Ларсене:

— Давай используем момент и натравим на него полицию, — заключил я, — или, на худой конец, дружно навалимся на него, когда он выйдет оттуда…

Гласс отрицательно покачал головой. Он продолжал смотреть на дверь, вся левая часть его лица спазматически дергалась. Вдруг он весь напрягся и издал странный глуховатый смешок, который исходил, как мне показалось, из самих внутренностей.

— Я не могу поверить! — просипел он. — Это же просто невероятно!

— Это он убил Инки, — прошептал я в его ухо, — теперь уже я в этом совершенно уверен. А теперь он находится в таком состоянии, что, не задумываясь уберет с дороги и тебя.

— Да я не о том, — отмахнулся Гласс.

— Тогда о чем же?

Он стал трясти своей головой, как будто этим хотел помочь себе избавиться от преследовавшей его мысли.

— Я заметил кое-что, или, вернее… вернее кое до чего дошел, — произнес загадочно он.

— Писто… Пистолет? — с трудом выдавил я из себя. Мои губы высохли и мне было очень сложно выговорить это слово.

Он как-то странно на меня посмотрел и привстал.

— С этого момента нам нужно быть крайне осторожными, — сказал Гласс, и через несколько мгновений добавил, — сейчас мы ничего не можем поделать. Он начеку и к тому же вооружен. Дождемся вечера…

Прошло немало времени, пока неожиданно из спальни не раздался голос Ларсена. Ему нужна была кипяченая вода для бритья. Я молча отнес кипяток. А к тому времени, когда я начал жарить мясо, он вдруг вышел и как ни в чем не бывало сел за стол. Весь умытый, выбритый, гладко причесанный (я имею в виду то, что на его лысой голове осталось от волос). Он был одет, на голове красовалась шляпа. Но несмотря ни на что, он имел все тот же желтоватый цвет лица, мешки под глазами и все тот же бегающий взгляд человека, перекурившегося опиума. Мы ели мясо с бобами и запивали пивом. Никто во время ужина не произнес ни слова. Атмосфера была недоброй. На дворе уже было темно, слабый ветерок шевелил за окном морскую траву, заставляя ее издавать жуткие шуршащие звуки.

Наконец Ларсен резко приподнялся, прошел вокруг стола и сказал:

— Давайте сыграем в «пятнистый» покер.

Пока я мыл посуду, он вынес свой чемодан и положил его на край стола. Затем он с задумчивым видом вытащил из кармана пистолет Инки и какое-то время пристально рассматривал его. На лице Энтона застыло неопределенное выражение — выражение, в котором смешались неуверенность, удивление и, как мне даже показалось, страх. Потом он упаковал пистолет в чемодан, закрыл его и затянул туго ремнями.