Джеймс Ганн - Чудеса магии

Гласс громко зевнул.

— Следующее, что ты мне поведаешь, это то, что будто бы пистолет был «осведомителем» своего бывшего хозяина.

— «Осведомителем»? — переспросил его я, ничего не понимая, и почесал затылок. Я начинал сердиться, так как чувствовал себя полным идиотом. В такие моменты, когда Гласс выпячивает напоказ свою ученость, я обычно скисаю. Ведет себя, как колледжский профессор, чтоб его…

— Послушай, Безносый, — начал он, — тебе когда-нибудь доводилось слышать о ведьмах?

Я осторожно подошел к окну, дабы удостовериться в том, что нас никто не подслушивает. Так, на всякий пожарный. Даже если там кто-то и был, я все равно ничего не разглядел. Да, сказать по правде, в этой тьме я и не ожидал что-нибудь увидеть, просто волновался сильно.

— Что ты имеешь в виду? — вопрос его мне показался неуместным и даже, в какой-то степени, оскорбительным. — Конечно, слышал. А кто о них не слышал, покажи… Знал я одного парня, датчанина из Пенсильвании, он рассказывал мне о ведьмах, что они могут наложить всяческие заклятья и навести порчу на людей. По его словам, его собственный дядя умер только потому, что на него навела порчу одна из таких ведьм. Этот датчанин был торговцем на корабле и я не хочу сказать, что особенно поверил в его рассказ, но все же, наверное, в этом что-то есть.

Гласс довольно кивнул в ответ. Экзамен выдержан. И снова этот ненавистный, назидательный тон:

— Видишь ли, Безносый, дьявол дает каждой ведьме в помощь какое-нибудь живое существо: черную кошку, собаку, или даже лягушку. Это существо следует за хозяйкой повсюду, советует ей, как поступать, защищает и, наконец, мстит в случае смерти ведьмы. Эти маленькие создания зовутся Осведомителями — другими словами, попроще, помощниками, которые посылаются главным начальником в Аду присматривать за «избранными». Вот, вкратце, и вся история. Сами ведьмы обычно разговаривают с ними на не понятном никому, кроме них, языке. Ты понял, к чему я клоню? Времена меняются, меняется и стиль. Изменились и Осведомители. Пистолет Инки черный? — Черный. А помнишь, мы все смеялись, когда он, бывало, бормотал с ним по ночам на языке, понятном только ему самому? Было дело, бормотал. И еще…

— Да ты сам спятил, вот что, — оборвал его я. — Не люблю, когда из меня делают дурачка.

— Да почему же, Безносый? — отреагировал он и невинно посмотрел на меня. — Ты же сам только что мне рассказывал тут о том, что этот пистолет живет своей собственной жизнью, пытается выстрелить без всякого участия человека. Так или не так?

— Спятил ты, — повторил я уже растерянно, чувствуя себя по уши посаженным в грязную, вонючую лужу. Лучше бы мне было не будить Гласса вообще, — посмотри, вон он лежит на столе, там же, где мы его вчера оставили, а пули все еще находятся у меня в кармане.

— Твое счастье. Впрочем, и мое тоже, — мрачно произнес он с трагической интонацией актера, исполняющего роль гробовщика, — ну вот что, раз ты меня так рано разбудил, я, пожалуй, пройдусь до соседей и куплю у них свежую газету. Ты пока можешь пойти искупаться под душем — вид у тебя, должен признаться, несколько помятый.

Я терпеливо выждал несколько минут после того, как за ним закрылась дверь (не хотелось мне оказаться в дураках вторично), затем подошел к столу и осмотрел пистолет. В первую очередь я взглянул на фабричную марку и имя изготовителя. На рукоятке я обнаружил одно добела затертое место, на котором, вероятно, и было все это когда-то указано. Больше ничего. То есть вообще никаких следов, знаков, отметин — ничего. Я всегда считал, что пистолет Инки — самая обычная игрушка, каких тысячи, но сейчас я не был уже в этом так уверен. Нет, поймите правильно, в общем внешне пистолет выглядел вполне обычно и ничем не отличался от других. Пистолет, как пистолет. Но при близком рассмотрении (возможно, здесь присутствует самовнушение) рукоять, курок, предохранитель и прочие отдельные детали его были какими-то необычными . В конце концов я успокоил себя тем, что это, должно быть, какая-то неизвестная мне иностранная фирма, о которой я раньше ничего не слышал.

Однако чем дольше я держал пистолет в руках, тем отчетливее осознавал, как он манит меня к себе. Мой рациональный ум не мог объяснить это ничем другим, как необычными свойствами темно-синей стали, из которой пистолет был отлит. Он был настолько гладким и приятным на ощупь, что невольно хотелось поглаживать длинный ствол, перебрасывать с руки на руку и крутить на пальце. Через несколько минут я почувствовал, что пистолет начинает овладевать моим воображением — мне стала мерещиться всякая чертовщина. Я почти отбросил его на каменную доску и отошел в сторону.

Когда вернулся Гласс, солнце уже встало. Что мне сразу бросилось в глаза, так это то, что на нем не было лица. Он небрежно швырнул мне газету на колени и потыкал пальцем, где читать. Она была раскрыта на пятой странице. Я прочитал:

ЭНТОН ЛАРСЕН РАЗЫСКИВАЕТСЯ ПО ПОДОЗРЕНИЮ В УБИЙСТВЕ КОЗАКСА

Полиция считает, что экс-бутлеггер убит собственным дружком

Я поднял голову и увидел Ларсена, стоящего в проходе спальни. Он был одет в пеструю пижаму и выглядел очень неважно: лицо опухло и приобрело нездоровый желтоватый оттенок, глаза заплыли. Не сводя с нас тяжелого взгляда, он молчал. Стоял, смотрел и молчал.

— Доб… Доброе утро, босс, — Неторопливо произнес Гласс, — мы вот только что прочли в газете. Там пишут о тебе. Пытаются подставить тебя. Знаешь, что пишут? Будто именно ты, а не какой-нибудь Дюган пристрелил Инки.

Ларсен растянул рот в улыбке так, что стали видны его гнилые зубы. Ему не было смешно — просто он так демонстрировал мимику. Он подошел ко мне, выхватил из рук газету, быстро пробежал глазами по строкам и снова улыбнулся. Потом спокойно прошел к умывальнику и побрызгал холодной водой лицо.

— Тем более, — повернулся он к нам, — тем более. Для нас как нельзя лучше то, что мы находимся здесь.

Тот день был самым длинным и тягостным днем в моей жизни. Иногда мне казалось, что Ларсен так до конца и не проснулся. Если бы я не знал его, то наверняка принял бы его за обкурившегося наркомана. Он все сидел и сидел в своей пижаме, сидел до самого обеда. Всякий раз, глядя на него, казалось, будто он только что продрал глаза и выполз из кровати. Но самым худшим все же было то, что он даже не собирался поведать нам о своих дальнейших планах. Я не хочу сказать, что на него это было непохоже — вовсе нет, Ларсен всегда был замкнут, но сейчас было совсем другое дело и другие обстоятельства. Его смешные свинячьи глазки стали изрядно действовать мне на нервы, у меня даже у самого глаз задергался. Представьте себе: он сидел все время не шелохнувшись, а его глазки шныряли туда-сюда с бешеной скоростью (так бывает у тех, что переборщит с опиумом). Было ощущение, что он вот-вот начнет крушить все вокруг, как буйнопомешанный.