Элизабет Ли - Ведуньи [litres]

Мама отдает Джону принесенную им одежду, и он прижимает ее к лицу, еще и придерживая свободной рукой – так ребенок обычно придерживает одеяло, когда его хотят заставить встать с постели. А мать опускается на колени и обнимает нас всех разом, поглаживая по голове того, до кого сумела дотянуться. И на какое-то время все мы словно замираем.

Наконец-то наступил ярмарочный день. Как по заказу, взошло круглое и на редкость щедрое солнце.

Дэниел, собрав все необходимое, собрался уходить, и тут отец, тоже вставая из-за стола, спросил:

– Все взял, сынок? Хорошо представляешь себе, что искать-то будешь?

Дэниел заставил себя не смотреть на Гэбриела, который одним толстым пальцем придавил ножку паука, не давая ему освободиться, и по очереди обрывал остальные ножки.

– Что? Да, все. – Он тряхнул набитым кошельком.

– Не отвлекайся на хорошенькое личико или красивую… – И отец изобразил в воздухе очертания женской фигуры. Дэниел кашлянул и отвернулся. Паук все еще пытался вырваться, изо всех сил скребя оставшимися ножками по столешнице и заваливаясь набок. – Нет ничего лучше настоящей крепкой доярки. Такой, как наша Бетт. Знаешь ведь, сколько пользы она нам принесла.

Бетт нахмурилась, покачала головой, и Дэниел поспешно сказал:

– Хорошо, не буду отвлекаться. – Он уже готов был выйти за дверь, навстречу осуществлению своего плана и своей новой жизни, но отец снова заговорил:

– И смотри, насчет эля поаккуратней. Сам знаешь, как это иной раз на ярмарке случается. У пьяного, как говорится, и лошадь плохо везет, и повозка плохо едет.

– Да, конечно. – На самом деле на ярмарочных гуляниях он был всего раз, еще совсем мальчишкой, и мало что об этом знал, хотя по деревне ходило немало историй о случавшихся там пьяных драках.

– Вот, возьми-ка, – и Бетт вручила Дэниелу увесистый узел с едой. Он принялся ее благодарить, но она, не слушая его, повернулась к Гэбриелу: – А ты, скотина, оставь наконец в покое несчастного паука!

Гэбриел глянул на нее, но паука так и не выпустил.

– А тебе-то что, – сказал он, – пауки, как известно, чувств не имеют.

– Да у пауков чувств побольше, чем у тебя! – негромко возразила Бетт, делая вид, что полностью занята кувшином с элем, который пристраивала в корзину.

Дэниел неловко топтался в дверях. Вообще-то давно пора было уходить, иначе Саре придется его ждать, но слова Бетт заставили его остаться.

– И правда… совсем не обязательно проявлять такую жестокость, – сказал он, глядя на несчастного паука. Увы, его призыв к милосердию был ошибкой, и он, едва успев произнести первое слово, понял это.

Глаза Гэбриела гневно блеснули.

– Много ты понимаешь! У тебя вон сколько всего! – Он широким жестом повел рукой. – Да и ты, Бетт, тоже лучше бы молчала. Тебе небось любимый муженек каждую ночь постель согревает! Что вы оба обо мне знаете? – Он вскочил, наконец-то отпустив несчастного паука, и тот, прихрамывая, бросился прочь. – Матери все хуже, а ведь я, кажется, делаю все, что в моих силах, чтобы она поправилась. А тут еще в деревне все в один голос твердят, – и он махнул рукой в сторону двери, – что я вор, потому что каждую ночь у кого-то вещи пропадают. Вот Сэм Финч на днях орал, что у него целую кучу одежды украли, и я сразу заметил, как все стали на меня поглядывать. А нашему новому магистрату много не нужно, он любого, кого в воровстве заподозрят, сразу готов на виселицу отправить. Я не раз слышал, как люди на мой счет перешептываются, да только если кто у нас в деревне и ворует, так это не я. А уж если они магистрату собрались нажаловаться, так я не позволю себя винить, пусть кто другой отвечает. А я снова соберу народ, и уж тогда мы…

– Довольно, Гэбриел, – остановил его отец.

Дэниел стиснул кулаки и даже язык себе прикусил, лишь бы не дать своему гневу выплеснуться наружу. Господи, думал он, какой все-таки этот Гэбриел злобный дурак! И как глупо поступил отец, посеяв в душе своего помощника горькое семя ненависти.

– У нас здесь никто ведь тебя не называет ни вором, ни как-нибудь еще. – Отец посмотрел на Дэниела и Бетт, и те дружно покачали головой. Они оба прекрасно знали, что Гэбриела можно назвать и грубияном, и скотиной, но только не вором. «Нет, – думал Дэниел, – надо поскорей уходить, а то я не выдержу и взорвусь».

– Ну что, видишь? – с удовлетворением заметил отец, и Гэбриел сел на прежнее место, ни на кого не глядя и щелчками сбрасывая на пол крошки.

– Ну, я пошел, – сказал Дэниел, но ему никто не ответил, и лишь Бетт, перехватив его встревоженный взгляд, слегка кивнула. Едва он оказался за порогом дома, и ему сразу стало легче – он почувствовал приятное тепло летнего дня, запах свежей травы, услышал песню черного дрозда, вспомнил, что, возможно, вскоре случится желанное, и тогда все горести будут позади. Он бегом бросился по тропе, но вскоре вынужден был свернуть с нее, поскольку заметил, что на овечьем выгоне опять без дела слоняется священник, явно поджидая его, Дэниела. Но сейчас у него не было времени на пустые разговоры.

Это другой мир. Мир волшебства и наслаждений, каких не дано познать таким, как я. Толпы людей – я и представить себе не могла, что их может быть так много. Всюду носятся смеющиеся дети, руки и мордашки у них перемазаны липкими сладостями. Я иду в этой толпе и постоянно ожидаю, что кто-нибудь заметит меня, разглядит под новыми одеждами, ткнет пальцем, начнет издеваться, бросит в меня камень.

Запахи эля и жареного мяса смешиваются с запахами множества потных разгоряченных тел, слишком близко притиснутых друг к другу, к тому же день выдался жаркий. Воздух звенит от криков продавцов, многие выставили на продажу то, что сделали сами; девушки несут с ярмарки метлы или подойники, парни – крюки или связки соломы.

Дэниел снова рядом со мной; он только что вернулся, пристроив Бонни и повозку на весь день и заплатив, чтобы их посторожили. Он достает из кошелька еще деньги, протягивает их мне и говорит, улыбаясь:

– Милая девушка, я хотел бы купить ваши услуги в качестве доярки и предлагаю вам некий аванс, дабы скрепить наш договор и взаимное понимание. Господи, да я просто мечтаю о том, как ты сегодня вернешься вместе со мной на ферму! Ты ведь согласишься прямо сразу начать работать? Ну что, милая девушка, подходят ли вам мои условия?

Я смеюсь, беру у него деньги, делаю книксен и говорю:

– Подходят, подходят. – Монеты я по-прежнему сжимаю в кулаке, они теплые и слегка шершавые, и мне как-то совсем не верится, что это действительно мои деньги. – А что, так и на самом деле делается?

– Ну да. Это и плата за будущую работу, и залог того, что между нами заключена сделка.