Робертсон Дэвис - Чародей [litres]

– Дядя Джон, я не припомню, чтобы ты так откровенно рассказывал о себе, – сказал Гил.

– Это все твое отличное beaune , Гил. Оно развязывает язык. А я старею, знаешь ли. Старики болтливы.

– Ваши рассуждения о несправедливости жизни, – заметила Эсме, – они – чистая правда. Вы сами это придумали?

– Боже мой, нет, конечно! – воскликнул Макуэри. – Они стары, как цивилизация. Во всяком случае, как литература. «Hinc illae lacrimae…»

– Стойте! – перебила Эсме. – Милостыню неграмотным беднякам! Что это значит?

– «Отсюда эти слезы». Старый добрый Теренций. И Вордсворт: «Чуть слышная мелодия людская, печальная…» Поэтам все это давно известно, а вот для ученых – ново, потому что наука всегда отстает от литературы.

– И старина Бертон, – добавил я. – «…если существует на земле ад, то его следует искать в сердце меланхолика» [55].

– И на этом вы основали свою медицинскую практику? – уточнила Эсме.

– В разумных пределах.

– Теперь вы понимаете, почему его прозвали Чародеем, – сказал Макуэри.

– Кто его так прозвал?

– Дамы.

Черт! Теперь шило окончательно вылезло из мешка. Я надеялся, что Эсме не разнюхает про Дам. Но…

– Мне нужно все знать про этих Дам, – сказала она.

Дом пастора

Кокрофт-стрит

Торонто, Онтарио, Канада

Милая моя Барбара!

Я так давно не писала – мешало то да се, к тому же я понимала, что ты по уши занята разводом, – и сейчас не знаю, с чего начать. Как видишь, у нас теперь есть постоянный адрес (и бумага с этим адресом – правда, очень элегантно? Ее печатает один человечек, мистер Рассел, по соседству). Мы сделали решительный шаг (над пропастью, в темноте) и купили этот дом. Но все остальные места, которые мы смотрели, были совершенно невозможны – ни одного достаточно большого помещения, где Дражайшая могла бы работать спокойно. Конечно, я могу царапать свои каракули где угодно (ну почти), но ей нужны простор, тишина и хорошее освещение. А здесь все есть: огромная старая оранжерея как раз подходит для скульптора [1] , а зимой ее можно отапливать масляными печками. Но нам пришлось выгрести почти все свои капиталы, а зарабатываем мы, вместе взятые, столько, что и цыпленка не прокормишь.

Этот дом называется «Дом пастора», потому что располагается рядом с церковью Святого Айдана и, я полагаю, когда-то эта земля принадлежала церкви. Его построил некий архидиакон Кокрофт – должно быть, один из этих чудиков XIX века, желавших перенести как можно больший кусок Англии в совершенно не английскую страну; он на свои деньги построил церковь Святого Айдана (очень пьюджиновскую [56] по стилю, она неплохо смотрится) и дом рядом с ней; дом отделен от церкви большим садом, вероятно задуманным как кладбище; в нем и впрямь торчат штук пять надгробий. Но что за дом! Дорогая моя, наверняка у архидиакона было не меньше пяти человек прислуги; комнаты огромны и полны сквозняков; мебель у нас очень скудная для такого простора, а многие спальни и вовсе пустуют. [2] В доме нет центрального отопления, без которого в Канаде жить нельзя, и мы спасаемся печами и каминами; ты не поверишь, сколько приходится таскать дров и угля! А за домом – огромная конюшня со службами, в ней есть даже башня с часами; здесь хватило бы места коням целого кавалерийского полка. И – хвала Господу! – эта конюшня оказалась нашим спасением.

Как так? Дело в том, что на нее нашелся арендатор – врач, которому нужно помещение, и он готов отремонтировать конюшни за свой счет, под свои нужды. Поверь мне, дорогая, я, кажется, ободрала доктора как липку, затребовав огромную арендную плату, а также внеся в договор следующий пункт: если любой из нас окажется недоволен в результате исполнения договора, любые сделанные доктором улучшения остаются в нашей собственности и он не имеет права требовать компенсации. А он тратит целое состояние! Я точно не знаю сколько, потому что не люблю совать нос в чужие дела, но знаю, что он ставит центральное отопление и кучу новых окон, с большим вкусом имитирующих стиль Пьюджина, в котором выполнены церковь, дом и, разумеется, конюшни. Готичны ли мы? Как говорят в здешнем модном обществе, даже не спрашивай. Блеск, какого добивался архидиакон Кокрофт, наконец достигнут! Когда он все это строил, тут еще была сельская местность – он надеялся, что вокруг церкви вырастет приход. А теперь город разросся и полностью окружает нас – мы оказались во вполне приличном районе, где живет средний класс, хотя и не совсем те люди, с которыми мы стали бы водить знакомство. Достойные, но скучные, если ты понимаешь, о чем я (я знаю, ты понимаешь).

Доктор – загадочная личность. Он длинный, угловатый и молчаливый, а лицом похож на лошадь, которую снедает тайная скорбь. [3] Он соглашается со всеми моими предложениями, – похоже, у него кучи денег. Я пока не поняла, что он за человек. Вероятно, не нашего сорта. Чтобы знать точно, мне нужно видеть его картины, а он еще не скоро въедет в помещения. А пока я забавляюсь время от времени, подкалывая его. Впервые придя навести справки об аренде конюшни, он остановился на коврике у двери и очень вежливо произнес: «Мисс Рейвен-Харт, я полагаю?» – совсем как Стэнли при встрече с Ливингстоном в джунглях. «Нет, – говорю, – мисс Рейвен-Харт работает, и ее нельзя беспокоить. Я мисс Фрик». Часто говорят «даже бровью не повел», но он повел, и еще как. «Не удивляйтесь, – говорю, – Фрик – старинная английская фамилия; означает „воин“ или „герой“. Я очень горжусь тем, что я Фрик». [4] Насладившись его замешательством, я некоторое время продолжала беседу, но затем призналась, что Фрик – второе имя, данное мне по девичьей фамилии моей матери; у нее в семье все были Фрики (понимай как хочешь).

Ну так вот. Мы наконец устроились на все время, пока не придет пора возвращаться домой, – а это возможно лишь тогда, когда умрут все родители и прочие самые упрямые члены семьи. Я полагаю, наш внезапный отъезд вызвал некоторый шум, но выражения типа «сбежала из-под венца» довольно нелепы; а хуже всего была жалоба папы Рейвен-Харта на то, что он как раз с огромным трудом договорился о размещении фото Дражайшей в журнале «Усадебная жизнь». Ты представляешь, да? «Мисс Эмили Рейвен-Харт из усадьбы „Аббатство Кольни“, Букингемшир, невеста Огастеса Гриля, капитана лейб-гвардейского конного полка, сына и наследника сэра Гамильтона Гриля и достопочтенной Мод Гриль, усадьба „Рустики“, Хэмер, Уилтшир». Как мило соединяются многочисленные ничтожества с обеих сторон (исключая Дражайшую, конечно)! И представь себе, каково быть на всю жизнь прикованной к Гасси Грилю, величайшему пьянице и развратнику во всем конном лейб-гвардейском полку. Мы совершенно правильно сделали, что сбежали, и если Рейвен-Харты отреклись от дочери, выделив ей гроши (150 фунтов в год), то у меня, по крайней мере, есть свои деньги, хоть и немного. Ты можешь себе представить, что ни один из этих скотов даже не попытался нас найти, – впрочем, не то чтобы мы горели желанием восстановить отношения (ха-ха). Итак, нам нужно только добиться признания своих талантов в этой холодной стране, где, кажется, остро не хватает художников, и наше дело в шляпе. Но последние три года были нелегки. И все-таки роптать не приходится, как всегда говорила старая поденщица в «Слейде».