Зои Аарсен - Холодный как мрамор [litres]

Нас с Треем более часа допрашивали полицейские, а затем нас разделили, и мы ждали, когда за нами приедут родители. Казалось, копы не были уверены, какой тон было уместнее использовать с нами. Хотя мы все еще были детьми, которые сбежали из исправительных школ на той неделе, Вайолет сказала полиции, что Генри и Трей вытащили ее из снега, а я спасла ее жизнь, позвав на помощь. Одним словом, копы не знали, как именно к нам относиться – как к врагам или как к героям, – а местные новости, сообщавшие, что в лавине никто не пострадал, только играли нам на руку. Полиция не хотела портить столь трогательную историю, взяв нас под стражу, да еще в больнице, так что внимание копов к нам ослабилось с наступлением ночи, пока не стало ясно, что они передали это дело властям Висконсина.

Моя мама приехала в Мичиган за мной в полночь. Ее облегчение по поводу того, что я пережила лавину без травм, превосходил ее гнев из-за моего побега из Шеридана. Мне разрешили попрощаться с Треем и Генри, когда меня выписывали из больницы, но из уважения к матери я не дала волю эмоциям. Мать и отец Генри были на пути из Уиллоу. Родители Трея тоже были на подходе, и было забавно, что они не подвезли мою маму, учитывая, что им нужно было проделать одинаковый семичасовой путь практически из одного и того же места.

Парни лежали в противоположных сторонах отделения, так что, попрощавшись с Треем, я отодвинула ширму койки Генри. То, что он был в больничном халате, заставило меня почувствовать себя неловко: это было более откровенно, чем даже когда я увидела его без рубашки в номере мотеля прошлым вечером.

– Генри, «спасибо» не может выразить всю мою признательность тебе, – шепнула я, чтобы мама, ждавшая меня за ширмой, не услышала.

– Не думаю, что когда-либо смогу показать тебе, что это для меня значит – иметь такого друга, как ты.

Генри кинул на меня быстрый взгляд и пожал плечами.

– Ты делала всю сложную работу. Я просто вас возил, а мне и так очень нравится это делать.

– Ты сделал гораздо больше, чем просто нас подвез, Генри Ричмонд.

Когда я собиралась отодвинуть ширму, чтобы присоединиться к маме, он дотронулся до моей руки. Это прикосновение меня удивило, и мы долго стояли, держась за руки, прежде чем Генри сказал:

– Все, что я хочу тебе сейчас сказать, возможно, совершенно неуместно. Поэтому я просто скажу: надеюсь, в один прекрасный день смогу рассказать тебе все, что лежит у меня на сердце. А до тех пор просто знай, что если тебе что-то понадобится – все что угодно, – тебе нужно только попросить.

Он больше не смотрел мне в глаза. Я прошептала:

– Хорошо, – понимая, что некоторые вещи лучше оставить невысказанными.

Почти весь путь из Траверс-Сити я спала, время от времени пробуждаясь в недоумении и в панике, осознавая, что меня снова окружает снег.

Мама с ее адвокатом делали все возможное, чтобы узнать, как сделать так, чтобы меня не сразу забрали в Шеридан. У адвоката была мысль попросить об исключении от моего имени из-за психологической травмы после лавины. Он думал, у нас была хорошая возможность, что приговор за мои выходки будет изменен и меня зачислят в старшую школу в Тампе, где жил мой отец, которого нужно было сделать моим временным опекуном.

Когда мама по телефону представила отцу этот план, он оказался всеми руками за, что заставило ее почувствовать скорее ярость, чем радость. Она не хотела, чтобы я возвращалась в Шеридан, но и не хотела терять права опекунства надо мной и передавать его мужчине, который бросил ее ради богемной жизни с молодой женой. Я держала свое мнение при себе – мне было все равно, что со мной случится в следующие пять месяцев, если мы воссоединимся с Треем в июле.

В субботу утром Миша появилась на ступенях своего дома без единой царапины и какого-либо объяснения того, где она провела весь январь. У местных новостей был удачный день: ее история сбивала с толку, потому что она вернулась домой живой и невредимой, но с полной амнезией. Я с изумлением смотрела анонс новостей, впечатленная актерскими способностями Миши, когда та сказала на камеры, что не знает, где была, и не может вспомнить ничего после того, как вышла из дома в день исчезновения, – кроме того, что место, где она была, сильно пахло благовониями. Полиция также нашла множество кошачьих волос на ее одежде, что, к счастью, было лишь косвенной уликой – они не могли считать каждого кошатника Северно-Западного региона подозреваемым в похищении Миши.

Естественно, я до смерти хотела воссоединиться с Треем после всего этого, но, хотя он и находился в соседнем доме, мы оба понимали, что и без того оказались в слишком больших неприятностях, чтобы рисковать встречаться друг с другом.

Мне было тяжело найти даже пять минут в те выходные, чтобы связаться с Кирстен и расспросить ее о том, как они с Мишей нашли решение криминального вопроса о длительном исчезновении последней. Когда Миша позвонила мне в воскресенье утром, я заподозрила участие магии.

– Ты знаешь, где я была все это время? – спросила она, будто в самом деле ничего не знала. – Вайолет что-то сделала со мной?

До того момента я думала, что Миша прикрывалась историей, которую они придумали с Кирстен, но, кажется, ее растерянность была настоящей.

– Я не знаю, – солгала я, не желая говорить правду, пока у меня не появится возможность обсудить ситуацию с Кирстен. – Правда не знаю. Я была все время в Шеридане, пока не встретилась с ребятами из школы на лыжном курорте. Ну, ты же понимаешь, что мы с Треем это спланировали. Ты об этом тоже знала, но, возможно, не помнишь, как мы обсуждали это во время праздников.

– Мне интересно, практиковала ли я вольные упражнения, пока меня не было, – вслух размышляла Миша. – Я чувствовала себя немного закостенелой в спортзале. Мне потребуется пара недель, чтобы привести себя в форму.

Неожиданным поворотом стало то, что в понедельник утром Майкл и Ванесса Симмонс, родители Вайолет, обратились к судье Робертсу в Саамико и попросили о смягчении наказания для меня, потому что считали, что я спасла жизнь Вайолет после лавины. Они, однако, не сказали ни слова о Трее, хотя они с Генри были теми, кто вытащил Вайолет из снега.

Я была в шоке, когда Трею разрешили вернуться домой в Уиллоу в субботу. Еще больше меня удивило то, что родители не сразу отправили его обратно в Северный Резерв. Оказалось, он тоже должен был повторно посетить судью Робертса в Саамико – мы оба нарушили условия изначального наказания.

После звонка от администратора в понедельник утром мама оставила меня одну дома, чтобы встретиться за обедом с адвокатом в Грин-Бей. Он был впечатлен тем, что я стала героем в глазах семьи Симмонс, но хотел поговорить с мамой без меня (вероятно, чтобы он мог свободно говорить о моей неуправляемости). Вскоре после того, как мама ушла из дома, в дверь позвонили и я увидела на пороге Вайолет Симмонс. Она, как всегда, выглядела почти безупречно, только ее кожа отслаивалась и покраснела, словно у нее была аллергия на что-то.