Энди Дэвидсон - Дочь лодочника [litres]

– Ты ее видишь? – спросил Коттон почти шепотом.

Миранда проследила за его взглядом и не увидела ничего, кроме далекого леса и травяного поля под холмом, где ждал Джон Эйвери.

Коттон поднял руку, будто желая погладить по щеке невидимого прихожанина. И промолвил приглушенным благоговейным тоном в пустоту:

– О, как бы я хотел, чтобы ты ее видела. Она так ужасна. Так прекрасна.

Другой рукой он вынул из кармана украшенную перламутром опасную бритву и открыл ее большим пальцем.

– Она жаждет конца, который я обещал, – сказал старик. – Но у меня еще есть дела с тобой, Миранда.

Миранда отступила на шаг.

Лезвие пастора сверкнуло поперек чашечки его ладони. Бритва издала резкий звук, но не похожий на тот, что издает стрела, срываясь с лука. Пастор согнулся пополам, сжал кулак, и по его запястью побежала кровь. Он поднял руку над головой. Затем выпрямился и пристально посмотрел на Миранду широко раскрытыми, блестящими от боли глазами. Растопырил пальцы, вытянувшись к небу, кровь так и сочилась из пореза на ладони.

– Сегодня вечером – последний раз, Миранда, – сказал Коттон. – Чарли Риддл будет ждать тебя у причала. После чего, к восходу, ты привезешь мне то, что принадлежит мне по праву.

Пастор резко опустил руку, обагрив из нее траву.

Миранда повернулась и побежала вниз по склону, мимо крипты с ее тяжелой железной дверью, по длинной траве, мимо Джона Эйвери, который взял холодильник и попытался следовать с ним за ней. Он звал ее, но Миранда не останавливалась, пока деревья вокруг снова не стали высокими, а старый сумасшедший пастор со своими дьяволами не оказался далеко позади.

Эйвери шел по лесу один, пока не догнал ее у реки. Она стояла и смотрела на бегущую мимо темную воду. Ветер колыхал деревья на дальнем берегу, однако все равно было жарко. Эйвери устало подошел, волоча за собой пенопластовый холодильник. Когда Миранда повернулась, он сказал:

– Помоги мне похоронить его.

После краткой паузы она кивнула.

Эйвери взял из оранжереи лопату.

Он выбрал место в лесу у реки, перед осыпающейся оградой, где была сырая земля и росли дикие гортензии с белыми лепестками. По стволу бука вилась бегония с красными колоколообразными цветками.

Он зажег то, что осталось от косяка, и докурил, пока Миранда копала яму. Когда она уже трамбовала почву и сгребала сверху листья лопатой, карлик заговорил.

– Алкал я, – пробормотал он, – и вы не дали мне есть. Был наг, и вы не одели меня [14]. – Он пристально смотрел на свежевырытую могилу.

– Что? – переспросила Миранда, вытирая рукой лоб.

– Лена сказала это в день, когда мы познакомились. Давным-давно. «Ты не самый мелкий среди них, Джон Эйвери».

Между ними повисло молчание. Эйвери замкнулся в себе, его мысли стали как ножи, направленные себе в грудь.

Миранда нарушила тишину:

– Это правда, что он сказал? Это его девочка?

– Да. И нет.

– Что это значит?

– Да, девочка была. Когда-то. Но, клянусь, я вообще не знал, что ее привезут сюда…

– Когда она родилась?

– До… – Он замялся. – До другого. До того, который не выжил.

– Так когда – одиннадцать, двенадцать лет или как?

– Двенадцать. Билли отправил ребенка в бордель, которым управлял вместе с Риддлом. Не в Пинк, а другой, за границей штата.

– Почему?

– Это был ребенок Лены. Но не его. Он хотел сделать ей больно.

Эйвери достал зажигалку и прикурил огрызок своего косяка.

– Правда? – сказала Миранда. – Сделать больно?

– Она от этого так и не оправилась, – сказал Эйвери.

На соседнем дереве крикнул голубь, другой ему ответил.

Голос Эйвери стал уплывать, будто клуб дыма, глаза стекленели.

– Она никогда не говорила, кто ее отец. И это сводило Билли с ума. Тогда все и началось: двери распахивались посреди ночи, а он просто стоял в проеме, как привидение. Люди пугались, стали поговаривать об уходе. И большинство ушли, кроме тех, кто толкал дурь для Риддла. Потом последовали проповеди. Дьяволы, шлюхи, порченые утробы. Все, что она строила, он разрушал. А потом она умерла. Все ушли. Все, кроме нас. Мы не могли, мы…

Он запнулся. Вытер слезы.

– Помоги нам Господь, зачем мы только это сделали? – проговорил он.

– Что сделали?

– Завели дочь. Здесь, в этом ужасном месте.

Тишина.

Проспер нес свои воды тихо и неумолимо.

Миранда бросила лопату и зашагала через чащу.

Она оставила Джона Эйвери стоять у могилы в пронизанной солнечными бликами тени.

Когда Гнездо появилось в поле зрения, Миранда увидела, что констебльский «Плимут» взметает облако пыли, отъезжая от гравийного поворотного кольца. Она выключила мотор и резко вывернула руль – «Алюмакрафт» приткнулся к песчаному берегу. Она открыла складной нож Хирама и быстро спрыгнула на берег, проскочила за сараем и взбежала к переднему крыльцу, где обнаружила дверь в магазин снова сломанной; доски, которые она прибила, были оторваны и разбросаны по двору.

Она проскользнула через сетчатую дверь, захрустев кроссовками по битому стеклу. Увиденное ошеломило ее, будто удар под дых: банки с фасолью, коробки с крекерами, мясные консервы – все было сорвано с полок; бумажные ведерки овсянки – вскрыты и рассыпаны, будто порох; пол вокруг холодильника и стена за ним кишели сверчками, и комнату наполняла их песнь. Стекло старого мясного прилавка было разбито вдребезги, груды пищевой пленки валялись на полу.

Миранда зажгла лампочку, висевшую на потолке, и отбросила створку, которая закрывала кассу. Вдавила тупой конец лезвия себе в бедро, чтобы закрыть нож, после чего опустилась на колени, нажала и сдвинула рифленую панель.

Девочка забралась в глубь укрытия и жевала конфеты. Поперек ее подбородка тянулась окрашенная слюна – точно струйка чернил. Она сидела, завернутая в детское белое одеяло Миранды, и сжимала банку черной лакрицы, которая была у нее на коленях. Лицо – круглое и испуганное, в кулачке – две сладкие палочки.

Миранда уселась на пол. Она понимала, насколько осторожной, насколько чуткой ей следует сейчас быть.

Девочка облизнула губы. Язык у нее был черный.

«Невероятно, – подумала Миранда, – какую участь эта земля, и некая сила внутри нее, уготовила обоим потерянным детям Лены Коттон».

Правый рукав девичьей пижамы задрался до локтя, обнажив шрамы от иголок.

«Ее отравили», – подумала Миранда, вспомнив вдруг о собственной руке со шрамами от змеиных укусов. И о той ужасной долгой ночи в старой бане Искры.

«Ты знаешь, кто тебя спас, Мышка?»

Красные глаза, горящие посреди пара.

Девочка пристально смотрела на нее, спокойно жуя, а Миранда смотрела на нее.