Энди Дэвидсон - Дочь лодочника [litres]

Миранда поднесла ее к свету. Встряхнула. Вспомнила шприц того здоровяка.

Положила ампулу обратно в полиэтилен, затянула резинкой – и в карман. Взяла из ящика пакет с головой Кука и осторожно спрятала его в заросли кудзу. Вылила из ящика подтаявший лед в реку и вернула туда голову, заново зафиксировала пакет зажимом-закруткой и подняла ящик по насыпи. Из холодильника на переднем крыльце достала шестифутовый мешок льда и разбила его о доски. Вывалила лед на голову и закрыла ящик крышкой. Положила его в отделение для льда и захлопнула дверцу.

Девочка тем временем уже спала на втором этаже, свернувшись калачиком и посасывая большой палец.

Миранда подняла ее и отнесла в магазин, положив за стойкой на связку вещей на полу. Там нажала на рифленую панель за кассой – та скользнула внутрь и съехала по рельсам, явив тайное отделение, достаточно просторное, чтобы вместить несколько больших ящиков контрабандного алкоголя. Миранда годами складывала сюда свой заработок – пачки наличных, завернутые в пищевую пленку с большой катушки, стоявшей на мясном прилавке. Она засунула девочку в это пространство, рядом с баночкой черной лакрицы, и не успела закрыть панель обратно, как услышала, что на дорогу к Гнезду свернула машина.

Миранда взбежала по лестнице и схватила висевший над диваном «Рут». Достала из шкафа черный кожаный колчан, полный стрел с трехлопастными наконечниками. Надела колчан на себя и вынула одну стрелу, пока спускалась по лестнице. Выйдя в сломанную дверь, она очутилась в длинной утренней тени крыльца и вставила стрелу в гнездо. В этот момент белый «Плимут» с грохотом выскочил из-за деревьев и направился по дорожке, чтобы припарковаться наискось на утоптанной шинами земле. Миранда приняла широкую стойку.

Пыль улеглась. Долговязый заместитель Риддла, Роберт Алвин, открыл водительскую дверцу и встал за ней, одним ботинком упершись в раму, а локоть положив на окно. Свободной правой рукой приподнял шляпу, тогда как левая осталась скрытой за дверью.

Чарли Риддл выбрался с пассажирского сиденья. Потом кряхтя обошел капот и опустился на него задом. Машина под его весом ткнулась носом в землю. На Риддле был черный галстук, широкий конец которого заканчивался дюймах в шести выше его живота. Увидев лук и стрелу у Миранды, он почесал седеющий подбородок. Ухмыльнулся.

Никто ничего не говорил.

В голубом утреннем небе не виднелось ни облачка.

Миранда натянула тетиву, прицелилась в значок на груди толстяка. Движения ее были быстры, отработаны, спокойны.

Риддл не дрогнул. Только достал пачку «Мальборо» из кармана рубашки, вытряхнул оттуда сигарету и поднес к ней спичку, которую зажег большим пальцем.

– Враждебность тут ни к чему, – произнес он после долгой паузы.

Стрела Миранды уменьшилась до острой точки в фокусе перед ее глазами.

– Я поспорил с этим карликом, – сказал Риддл. – Сказал, ты сделаешь то, что сделала. Проплывешь мимо. Я тебя знаю, девчонка. Так знаю, что карлику и не мечтать.

– Мало ты знаешь, – сказала Миранда.

Рука, державшая тетиву, слегка дрогнула.

– Что, тяжело держать?

– Отпущу – будет легче.

Риддл рассмеялся.

– Скажи Эйвери, я хочу увидеться с пастором лично, – заявила Миранда. – Нужно поговорить про девочку.

– Ты меня совсем вывести хочешь? Я же тебе вчера говорил: у Джона здесь нет права голоса.

– У тебя самого нет и половины тех прав, что ты думаешь, Чарли Риддл.

– Боже правый, Роберт Алвин. Ты когда-нибудь слышал, что эта девчонка так много трепалась языком? Не припоминаю, чтобы за всю жизнь она выдавала столько речей, а ты?

– Нет, – ответил Роберт Алвин.

– Так говорит, будто она больше не часть этой семьи.

– А как же Кук? – сказала Миранда. – Он тоже был частью семьи.

– Не моей.

Миранде в глаз скатилась капля пота.

– Ладно, бросай уже, – сказал Риддл. – Где эта малявка?

– Мы заберем ее и уйдем своей дорогой, Миранда, клянемся, – заверил Роберт Алвин.

Риддл пристально посмотрел на худощавого мужчину.

– Роберт Алвин, ты как язва у меня на заднице.

– У меня ничего для вас нет, – сказала она.

Толстяк посерьезнел и положил руку на свой пистолет.

Миранда натянула тетиву чуть сильнее. Лук затрещал.

– Я буду говорить с Эйвери, – сказала она.

Риддл покачал головой, выплюнул сигарету и неторопливо вынул пистолет.

Стрела Миранды рассекла воздух и разбила фару «Плимута», в считаных дюймах от колена констебля. Вторая стрела встала в гнездо еще прежде, чем первая перестала дрожать, вонзившись в металл.

Роберт Алвин медленно поднялся из-за водительской дверцы, за которой пригнулся.

– На причале, – произнесла Миранда, натянув тетиву. – Сначала буду говорить с Эйвери. Потом с пастором.

Риддл, не сдвинувшийся ни на дюйм, улыбнулся.

– Сестренка, а знаешь, я тебе уступлю. – Он убрал «Скофилд» в кобуру и вернулся к пассажирской дверце. – И удачи тебе. – Он согнулся, забираясь в машину, и Роберт Алвин завел двигатель и отъехал. Стрела осталась торчать из фары, и «Плимут» казался огромным раненым зверем, которого не было нужды преследовать – ведь она знала, где его логово.

Когда машина скрылась из виду, оставив лишь пыльный след, Миранда опустила лук.

Она сходила за молотком и снова прибила доски над дверью.

Через полчаса она встретилась с Эйвери на Воскресном причале и там показала ему, что лежало в пенопластовом ящике. Миранда наблюдала за его лицом, когда снимала крышку. На нем возникла гримаса, он был потрясен, весь побелел. На следующие несколько мгновений повисло молчание. Было что-то хрупкое, почти нежное в том, как карлик смотрел на то, что находилось перед ним. Рассудок Джона Эйвери, казалось, балансировал над пропастью.

Он отвел ее в густую сосновую чащу за Воскресным домом, где от реки начиналась насыпь. Миранда несла ящик. Шли до тех пор, пока деревья не стали редеть и они не очутились на возвышенности, где Миранда прежде не бывала, где трава и колючий чертополох почти достигали роста карлика. В полутени на вершине холма виднелись развалины старинной церкви. От нее остался только фасад. Между щелей в ее шпилях росли сосны, высоко над разбитыми дверьми смотрели решетчатые окна. Участок за церковью усеивали надгробия. За линией деревьев высилась каменная стена в восемь футов, она окружала обширную территорию.

У фундамента церкви, в лощине перед холмом, за стеной жасмина, почти закрывшей его, зияла гранитная пасть крипты.

Именно там, на каменной скамье они обнаружили обезумевшего пастора Билли Коттона.

Голодные глаза сверкали на морщинистом седобородом лице. Пастор сидел, обратив его к небу, словно был настроен на какую-то неземную частоту. Когда Миранда с Эйвери обогнули угол лощины, он выпрямился и повернулся, протянул руку к черной кожаной Библии, лежавшей на скамье рядом с ним. Он был босым и сжимал пальцы ног в росистой траве. Под скамьей была спрятана пара туфель. В них были насыпаны камешки, ветки и колючки.