Дмитрий Костюкевич - Темная волна. Лучшее

— Давненько никто не пользовался этим маршрутом, — пробормотал мужчина. И повёл вороного коня в обход, огибая затор. Лесная чаща будто бы существовала вне погожего июльского дня. За деревьями скрывалась тьма, враждебная ко всему живому ночь. Она жаждала выйти, смести хрупкие кресты. Зоркий взгляд улавливал шевеление в ельнике.

Звали всадника Калеб Харп. Он был молод, высок, худ. Нос с горбинкой и волосы до плеч, локоны, цвета вороньего крыла, делали его похожим на птицу. Чёрное сукно облегало стройную фигуру, как тончайшие латы. Ветерок развивал полы походного плаща. Свободной рукой Харп касался висящего на поясе меча, длинного и тонкого, как он сам. Укутанный в ножны обоюдоострый прямой клинок хлопал по бедру.

Мерещилось, что лесные шорохи сливаются, образуя хор голосов, в песнь, в змеиный госпел.

Траян, названный в честь одного из пяти хороших императоров, беспокойно фыркал.

Лес разомкнулся внезапно, сменяясь полем. На крестовинах торчали пугала. Над башней зернохранилища кружили вороны.

— Вот мы и на месте, — сказал Харп, имея в виду городок, чернеющий в низине. Покатые черепичные крыши да церковный шпиль. Кроглин.

В небесно-голубых глазах Харпа отразился вороний грай. Вороны привечали важную персону.

Поначалу город показался ему заброшенным. Добротные каменные дома зажмурили веки ставен. Иные двери были заколочены, из дымоходов не струился дымок. Тишина была угрожающей, и табличка болталась над бакалейной лавкой, как повешенный в петле.

Харп ехал по широкому проспекту, обозревая аккуратные крылечки и жимолость во двориках. Здесь он встретил первого горожанина, быстро перекрестившегося старика. Главная площадь Кроглина была многолюдной, если сравнивать с остальными улицами. Группка мужчин в простых крестьянских одеждах и широкополых шляпах толпилась у помоста. Обнажённый по пояс светловолосый детина волок бревно. Стучали молотки.

Харп узнал выражение на лицах горожан. Восхищение и надежда, так смотрели они на гостя.

Блондин — ему едва ли исполнилось восемнадцать — обронил брус, вытер ладони о штаны.

Харп спешился у здания, вероятно служившего школой. Стайка мальчуганов носилась за единственной в их компании девочкой. Семилетка заливисто смеялась; смех контрастировал с помостом и угрюмыми типами, нахохлившимися возле парадного входа.

— Колдунья! — закричал мальчишка, хватая девочку. — Сжечь её! Сжечь!

Девочка хихикала и корчила рожицы.

— А ну, разойтись! — прикрикнул тучный мужчина, выбежавший из школы. Пуговицы жилетки трещали на необъятном животе, и было неясно, как он умудрился их застегнуть.

«Не иначе, магия», — подумал Харп.

За толстяком семенил хрупкий молодой человек с открытым приятным лицом.

— Дождались! — толстяк затряс щеками. — Спаситель! Вы же…

— Генеральный следователь по делам ведьм, Калеб Харп.

— Доктор Джонатан Лоуз. Вообще-то я ветеринар, но в эти тяжёлые годины община возложила на меня обязанности главы.

— Наш мэр сбежал с остальными, — сказал юноша.

— Ну чего ты лезешь, Стэн! — недовольно скривился Лоуз. — Я сам всё объясню. Это, значится, Стэн Кларк, наш учитель.

Харпу парень немедленно понравился.

— Мы полагали, вы прибудете раньше.

— Я приехал восемнадцатого, как и обещал в письме.

— Письма до нас не доходят, — помрачнел Лоуз. — Две недели назад почтовый дилижанс застрял возле Королевского Леса, и почтальон бежал, бросив транспорт. С тех пор мы изолированы от внешнего мира.

— Я гляжу, вы приняли меры, — Харп кивнул на строящийся помост.

— Это инициатива нашего викария, преподобного Кевендера, — доктор поморщился. — Твердил я ему, что нужно дождаться государственного представителя, так нет! Ему-то что, без семьи. А нашим женщинам приходится смотреть на всё это. Бедняжки, они столько перенесли за последний месяц.

Харп мягко прервал ветеринара:

— Я предпочёл бы услышать историю, а не собирать её из отрывков. Где, с вашего позволения, я могу оставить вещи и перекусить?

— Ну, конечно же! Мы поселим вас у Стэна. Я пока позабочусь об обеде и вашем коне. Тут пешком две улочки.

Харп двинулся за учителем. Редкие прохожие озирались и перешёптывались. Стэн Кларк горделиво задирал подбородок и одаривал соседей многозначительными взорами.

— Жизнь у нас и так не кипела, — пояснял он на ходу. — А теперь вовсе замерла. Большинство похватало самое ценное, и из Кроглина уехало. Ещё весной у нас полтысячи жителей было, тридцать учеников в моём классе. Сейчас во всём городе семьдесят человек не наберётся.

Они свернули на каштановую аллею. Дома здесь были украшены окнами-розетками с изящной вязью решёток. Но и милые дворики за калитками тронул тлен запустения.

— Ни одной женщины, — сказал следователь.

— Совет решил запереть женщин в школе. Вторую неделю их охраняют там. Доктор Лоуз говорит, что это необходимая мера предосторожности, пока мы не вычислим ведьму.

— А что он за человек, этот Лоуз?

— Тюфяк, но меньшее из зол. Проголосуй община за викария, он сжёг бы наших жён, сестёр и матерей, не размышляя.

— Очень интересно, — сказал Харп, поворачиваясь к церкви, которую было видно с любой части города.

Учитель провёл через увитую плющом арку в прохладу прихожей. Женская рука содержала дом в чистоте и порядке.

— Если то, что я слышал про вас, правда, вы единственный можете нас спасти, — сказал Кларк чистосердечно.

— И что же вы про меня слышали?

— Что вы гуманист. Что вы… — учитель запнулся.

— Смелей, — доброжелательно улыбнулся Харп.

Кларк сказал, понизив голос:

— Что вы не пытаете ведьм, а, напротив, милосердно избавляете их от мук в огне.

— Друг мой, с такой характеристикой, главы вашей общины выставят меня за дверь. Никому не нравятся гуманные следователи.

— Вы, главное, найдите ведьму. Пока не дошло до пыток.

Голос учителя дрогнул.

— Ваша жена? — прищурился Харп.

— Да, — горестно вздохнул Кларк. — Мелроуз. Она беременна. Мы ждали ребёнка в августе. Ах, мистер Харп, как я скучаю по ней!

— Я обещаю, что ни один волос не упадёт с головы вашей супруги, — твёрдо сказал Харп.

Учитель не сдержал эмоций и стиснул гостя в объятиях:

— Господь послал нам вас.

Комната, в которой следователю предстояло жить в ближайшие дни, ютилась под самой крышей. Из окна открывался вид на церковный сад.

Голубые глаза следователя зацепились за гравировку над дверным проёмом.

— Мельница, ель и бегущий олень. Мне знаком этот узор. Где я мог его видеть?

— Охота, земледелие и лесничество. Старый герб Кроглина.

— Постойте, — щёлкнул Харп пальцами. — Старые Тени… ведь так Кроглин назывался раньше? И, стало быть, именно здесь сто лет назад казнили четырёх девиц, обвинённых в ведовстве?