Стефани Майер - Солнце полуночи [litres]

– Нисколько, – заверил ее Карлайл. – С чего вы собирались начать?

– С Ваггонера, – ответил я.

Я взял Беллу за плечо и мягко повернул ее к стене с дверью, через которую мы вошли. И услышал, как в ответ на мое прикосновение ее сердце забилось чаще, а потом и Карлайл безмолвно засмеялся ее реакции.

« Любопытно », – подумал он.

Я увидел, как глаза Беллы широко раскрылись при виде целой галереи на стене кабинета Карлайла. Нетрудно было представить себе, как может растеряться тот, кто видит ее впервые. Семьдесят три полотна всех размеров, техник живописи и материалов теснились на стене, словно гигантский пазл из одних только прямоугольных деталей. У Беллы явно разбежались глаза.

Взяв за руку, я повел ее к началу, Карлайл последовал за нами. Сюжет разворачивался с дальнего левого края, как на книжной странице, – с неприметной монохромной работы, похожей на карту. В сущности, она и была частью карты, вручную раскрашенной картографом-любителем, и входила в число немногочисленных оригиналов, переживших века.

Белла задумчиво нахмурилась.

– Лондон середины семнадцатого века, – объяснил я.

– Лондон моей юности, – добавил Карлайл с расстояния нескольких шагов за нашими спинами. Белла вздрогнула, удивившись тому, насколько близко к нам он находится. Конечно, ведь она не слышала, как он подошел. Я пожал ей руку, чтобы успокоить. Для нее этот дом – странное, незнакомое место, но здесь с ней ничего плохого не случится.

– Расскажешь сам? – спросил я отца, и Белла обернулась к нему в ожидании.

« Извини, я бы не прочь ».

Он улыбнулся Белле и обратился к ней:

– Я бы не отказался, но я вообще-то уже опаздываю. Сегодня утром звонили с работы – доктор Сноу взял больничный. И потом, – он перевел взгляд на меня, – все эти истории ты знаешь не хуже меня.

Уходя, Карлайл тепло улыбнулся Белле. Как только он скрылся за дверью, она снова повернулась к маленькой картине и вгляделась в нее.

– А что потом? – спросила она, помолчав немного. – Когда Карлайл понял, что с ним случилось?

Я машинально перевел взгляд на картину побольше, в соседнем ряду и ниже первой. Жизнерадостной ее было не назвать: унылый пустынный пейзаж под толстым гнетущим слоем облаков, каждым оттенком намекающий, что солнце скрылось навсегда. Это зрелище открывалось Карлайлу в окно одного малоизвестного замка в Шотландии. Картина так живо напоминала ему собственную жизнь в самые мрачные из ее моментов, что он пожелал сохранить ее, какими бы мучительными ни были давние воспоминания. Для него существование этого безрадостного ландшафта означало, что жил когда-то человек, понимавший его.

– Осознав, кем стал, Карлайл взбунтовался. Несколько раз он пытался покончить с собой. Но каждый раз неудачно.

– Каким способом? – ахнула она.

Не сводя глаз с выразительной пустоты картины, я рассказал о нескольких попытках суицида, предпринятых Карлайлом.

– Он прыгал с большой высоты. Пробовал топиться в океане… но в новую жизнь он пришел слишком молодым и был очень силен. Невероятно, как он, совсем еще новичок, мог подолгу отказываться от… пищи. – Я бросил на нее быстрый взгляд, но она не отрывалась от картины. – Поначалу инстинкты особенно сильны, им невозможно противиться. Но Карлайл был настолько отвратителен самому себе, что ему хватало сил даже на попытки уморить себя голодом.

– А это возможно? – прошептала она.

– Нет. Существует лишь несколько способов убить нас.

Она уже открыла рот, собираясь задать самый очевидный из вопросов, но я быстро продолжал, чтобы отвлечь ее:

– Он страшно оголодал и постепенно терял силы. Все это время он старался держаться подальше от людей, понимая, что его воля тоже слабеет. Много месяцев подряд он блуждал ночами по безлюдным местам, изнемогая от ненависти к самому себе…

Я перешел к рассказу о той ночи, когда Карлайл благодаря крови животных открыл другой, компромиссный образ жизни, и вновь вернулся к состоянию мыслящего существа. А потом перебрался на континент…

– Вплавь до Франции? – не веря своим ушам, переспросила Белла.

– Белла, люди и тогда переплывали Ла-Манш, – напомнил я.

– Ты прав, конечно. Просто подробность выглядит забавно. Продолжай.

– Надо сказать, что все мы отлично плаваем…

– И всё-то вы делаете на «отлично», – посетовала она.

Я улыбнулся, ожидая, что она добавит что-нибудь еще.

Она нахмурилась:

– Больше не буду перебивать. Честное слово.

Моя улыбка стала шире: я уже предвидел, как Белла отреагирует на следующую подробность.

– …потому что нам, строго говоря, не обязательно дышать.

– Тебе…

Я рассмеялся и приложил палец к ее губам.

– Нет-нет, ты обещала. Так ты хочешь слушать рассказ или нет?

Ее губы под моим пальцем шевельнулись.

– Сначала ошарашил меня, а теперь ждешь, что я буду молчать?

Я опустил руку ниже, приложил к ее шее сбоку.

– Так тебе не надо дышать ?

Я пожал плечами.

– Да, совсем не обязательно. Это лишь привычка.

– И долго ты можешь обходиться… без дыхания ?

– Думаю, до бесконечности, но точно не знаю. – Самым долгим периодом без дыхания были для меня несколько дней, проведенные под водой. – Со временем становится немного неуютно, если не чувствуешь запахов.

– Немного неуютно, значит, – повторила она слабым голосом, почти прошептала.

Ее брови сошлись на переносице, глаза прищурились, плечи напряглись. Из разговора, который еще минуту назад так забавлял меня, улетучилось все веселье.

Какие мы все-таки разные. Хотя некогда мы и принадлежали к одному и тому же виду, теперь общими для нас были лишь некоторые несущественные черты. Должно быть, наконец-то Белла ощутила всю тяжесть этих изменений, расстояние, разделяющее нас. Я убрал руку с ее шеи, уронил вдоль тела. От моего чуждого прикосновения пропасть между нами становилась более очевидной.

Я смотрел в ее встревоженное лицо и ждал, что вот-вот увижу на нем подтверждение тому, что очередная истина оказалась перебором. Прошло несколько долгих секунд, напряжение на ее лице постепенно изгладилось. Взгляд сосредоточился на моем лице, в нем возникло беспокойство иного рода.

Без колебаний протянув руку, она приложила пальцы к моей щеке.

– Ну что такое?

Опять она тревожилась за меня. Настолько явно, что я понял: это не тот перебор , которого я опасался.

– Я все жду, когда это наконец произойдет.

Она не поняла:

– Что произойдет?

Я глубоко вздохнул:

– Я же знаю: в какой-то момент то, что я рассказываю тебе, или то, что ты видишь, станет для тебя последней каплей. И тогда ты с криком бросишься прочь. – Я попытался улыбнуться, но получилось неважно. – Останавливать тебя я не стану. Я жду этого, потому что хочу, чтобы ты была в безопасности. И вместе с тем я хочу быть с тобой. Примирить эти два желания невозможно…