Стефани Майер - Солнце полуночи [litres]

Но Белла надрывалась от крика.

Джаспер повысил дозу моего обезболивающего. Оцепенение распространилось по коже и достигло мозга.

Я вдавил в пол педаль газа и круто свернул на встречную полосу.

Места на ней едва хватало, чтобы лавировать между машинами. По сравнению со мной они ехали так медленно, что мне казалось, будто я объезжаю вокруг неподвижных предметов.

Сто тридцать.

Извилистым путем я проскочил застывший перекресток и свернул на правую сторону дороги, как только там появился просвет.

– Неплохо, – прошипел Эмметт.

Сто сорок.

На последнем светофоре должен был загореться зеленый.

Но у Элис возникли другие мысли.

– Сверни здесь налево, – велела она, указывая на узкий проезд между домами за торговым районом, где располагалась балетная студия. Улица была обсажена высокими эвкалиптами, трепещущие листья которых казались скорее серебристыми, чем зелеными. Пятнистой тени хватило бы нам, чтобы пройти по улице незамеченными. Тем более вокруг не было ни души. Из-за жары.

– Сбавь скорость.

– Еще недостаточно…

« Если он услышит нас, она умрет! »

Я нехотя передвинул ступню на педаль тормоза и начал снижать скорость. Не сделай я этого, на таком крутом повороте внедорожник перевернулся бы. Повернул я на скорости всего шестьдесят миль.

« Еще медленнее ».

Сцепив зубы, я сбросил до сорока.

– Джаспер, – прошипела Элис такой стремительной скороговоркой, что казалось, она молчит, несмотря на всю горячность. – Обойди здание и войди со стороны улицы. Мы зайдем сзади. Карлайл, приготовься.

Кровь повсюду на разбитых зеркалах, лужицы на половицах.

Я затормозил в тени одного из высоких деревьев, остановив «кайенн» на расшатанных плитках тротуара почти беззвучно. Стена высотой восемь футов, сложенная из бетонных блоков, отмечала границу между жилой и торговой зонами. На противоположной стороне улицы виднелись стоящие вплотную друг к другу оштукатуренные дома, жалюзи на всех окнах были закрыты, чтобы сохранить внутри прохладу.

Благодаря Джасперу двигаясь совершенно синхронно, мы выскочили из машины, оставив дверцы приоткрытыми, чтобы не шуметь лишний раз. К северу и западу от здания уличное движение было довольно оживленным; оно наверняка заглушит все звуки, которые мы издаем.

Прошла, может, четверть секунды. Мы перемахнули через стену, старательно избегая ее усыпанного гравием основания, и приземлились на соседний тротуар почти бесшумно. За зданием проходил узкий переулок. С мусорным баком, штабелем пластиковых ящиков и запасным выходом.

Я не стал медлить. Что там, за этой дверью, я уже видел. Или то, что будет за ней через секунду. Я принял такую позу, чтобы не допустить ни малейшей ошибки, не оставить ни единого зазора, через который сможет улизнуть следопыт, и бросился на дверь.

Сквозь дверь.

Под моим натиском она разлетелась в щепки.

Звериный рев вырвался у меня изнутри совершенно инстинктивно. Следопыт вскинул голову и рывком нагнулся к малиновому пятну на полу рядом с ним. Я увидел бледную руку, вскинутую в тщетной попытке защититься.

Такое препятствие, как дверь, не снизило мою скорость. Я в прыжке налетел на Джеймса, оторвал от его добычи и швырнул об пол с такой силой, что проломил половицы. Потом перекатился, увлекая его за собой, и пинком отшвырнул на середину комнаты. Где ждал Эмметт.

На протяжении всей четверти секунды, которую я провел, сцепившись со следопытом, я едва воспринимал его как живое существо. Он был просто предметом на моем пути. Я знал, что в ближайшем будущем в какой-то момент позавидую Эмметту и Джасперу. Хотел бы я тоже получить шанс полосовать, рвать и терзать. Но сейчас все это не имело смысла. Я круто обернулся.

Как я уже знал по видениям, Белла лежала скорчившись у стены в окружении разбитых зеркал, как в раме. Все вокруг было красное.

Весь ужас и боль, которые я сдерживал с тех пор, как в аэропорту меня коснулось смятение Элис, обрушились на меня неудержимой приливной волной.

Ее глаза были закрыты. Бледная рука безвольно лежала рядом на полу. Сердце билось слабо и прерывисто.

Решения сдвинуться с места я не принимал – просто очутился рядом с ней, встал на колени в ее крови. Пламя бушевало в моей груди и голове, а я не мог разделить разные виды боли. Мне было страшно прикоснуться к ней – так много у нее насчитывалось переломов. Я боялся сделать хуже.

В ушах звучал мой собственный голос, вновь и вновь повторяющий одни и те же слова. Ее имя. «Нет». «Умоляю». Раз за разом, как в записи. И этим звуком я не управлял.

Я услышал, как во весь голос зову Карлайла, но он уже был рядом, стоял на коленях в крови по другую сторону от нее.

Слова, рвущиеся у меня изо рта, были уже не словами – исковерканными, натужными звуками. Всхлипами.

Карлайл провел ладонями от ее макушки до щиколоток и затем обратно – так быстро, что его руки размазались в воздухе. Прижал обе ладони к ее голове, отыскивая трещины. Крепко надавил двумя пальцами на точку тремя дюймами ниже правого уха. Я не видел, что он делает; ее волосы были пропитаны багровой влагой.

У нее вырвался слабый крик. Лицо исказилось от боли.

– Белла! – взмолился я.

Голос Карлайла звучал невозмутимо по сравнению с моими неистовыми воплями:

– У нее кровопотеря, но рана на голове неглубока. Осторожнее с ее ногой – она сломана.

Вой бешеной ярости огласил комнату, и на секунду я подумал, что Эмметт и Джаспер в беде. Коснулся их мыслей, обнаружил, что они уже собирают клочья, и понял, что вой издал я.

– И, кажется, несколько ребер, – все с тем же удивительным спокойствием добавил Карлайл.

Мысли его оставались практичными и бесстрастными. Он знал, что я слушаю их. Вместе с тем результаты осмотра обнадеживали его. Мы успели вовремя. Травмы не были критическими.

Однако я замечал в его оценке многочисленные «если». Если он сумеет остановить кровотечение. Если сломанное ребро не проткнуло легкое. Если внутренние повреждения действительно такие, как кажется. Если, если, если. За годы, которые он посвятил поддержанию жизни в человеческом организме, он повидал множество примеров тому, что и как может в нем разладиться.

Ее кровь впитывалась в мои джинсы. Покрывала мои руки. Я казался нарисованным ею.

Белла издала стон боли.

– Белла, с тобой все будет хорошо, – жарко, умоляюще выпалил я. – Ты слышишь меня, Белла? Я люблю тебя.

Снова стон… но нет: она пыталась что-то сказать.

– Эдвард… – выдохнула она.

– Да, я здесь.

Она шепнула:

– Больно .

– Знаю, Белла, знаю.

Зависть вдруг всплыла на поверхность, мне словно врезали кулаком в грудь. Как же мне хотелось изломать следопыта, медленно разодрать его на длинные полосы. Столько боли, так много крови, а я так и не сумел заставить его поплатиться за это. Мне было мало того, что он умирал и должен был сгореть. Этого не будет достаточно никогда.