Стефани Майер - Солнце полуночи [litres]

И я замер в ожидании, наблюдая за ней.

Она опять улыбнулась шире. Ее ясные темные глаза приобрели особую глубину.

Я только что признался, что следил за ней, а она улыбалась.

– А тебе никогда не приходило в голову, что, может, это пришел мой черед – в первый раз, когда меня чуть не переехал фургон, а ты помешал судьбе? – спросила она.

– Тот раз был не первый. – Я уставился на темно-бордовую скатерть, и мои плечи стыдливо поникли. Но барьеры были сломлены, истина продолжала выплескиваться беспрепятственно и безоглядно. – Впервые твой черед пришел, когда мы встретились.

Это была правда, и она злила меня. Самому себе я казался занесенным над ее жизнью ножом гильотины, словно это, как она и сказала, было предопределено судьбой. Как будто жестокая, несправедливая судьба нанесла на нее метку смерти, и поскольку я оказался упрямым орудием, продолжала попытки казнить ее. Эта судьба представилась мне в образе жуткой, завистливой карги, мстительной гарпии.

Мне требовалось возложить вину на кого-то или на что-то, чтобы у меня появился конкретный противник. То, что можно уничтожить, чтобы Белла была спасена.

Белла сидела притихшая. Только учащенно дышала.

Я смотрел на нее, понимая, что наконец увижу страх, которого ждал. Разве я не признался только что, как близок был к тому, чтобы убить ее? Ближе того фургона, которому не хватило считаных дюймов, чтобы вышибить жизнь из ее тела. А ее лицо по-прежнему было спокойным, и взгляд если и стал напряженным, то от заинтересованности.

– Помнишь?

– Да, – ровным и серьезным голосом ответила она. В глубоких глазах отражалось осознание.

Она поняла. Поняла, что я хотел убить ее. И где же вопли ужаса?

– И все-таки сейчас ты сидишь здесь, – указал я на противоречивость ситуации.

– Да, сижу… благодаря тебе. – Выражение ее лица изменилось, стало любопытным, и она, недолго думая, перевела разговор: – Но как ты узнал, где искать меня сегодня?

Не надеясь на удачу, я все же попробовал еще раз пробиться через барьер, ограждающий ее мысли, предпринял отчаянную попытку понять ее. Ее логика оставалась для меня непостижимой. Как может ее интересовать хоть что-нибудь, когда прямо перед ней – вопиющая истина?

Она ждала, выказывая одно только любопытство. Бледность ее кожи была для нее естественной, но все-таки беспокоила меня. Ужин на тарелке перед ней остался почти нетронутым. Если так пойдет и дальше, если я наговорю лишнего, ей понадобятся силы, чтобы пережить шок, когда он наконец обрушится на нее.

Я выдвинул условие:

– Ешь, тогда объясню.

Подумав с полсекунды, она забросила в рот вилку равиоли с быстротой, которая не вязалась с ее спокойствием. Моего ответа она ждала нетерпеливее, чем можно было предположить по ее виду.

– Не думал, что это настолько хлопотно – держать тебя под наблюдением, – объяснил я. – Обычно я без труда нахожу человека, стоит мне лишь один раз услышать его мысли.

При этом я не сводил глаз с ее лица. Угадать – одно дело, получить подтверждение догадки – совсем другое.

Она сидела неподвижно, с непроницаемыми глазами. Невольно стиснув зубы, я ждал, когда она запаникует.

Но она только моргнула разок, громко сглотнула и быстро забросила в рот еще вилку равиоли. С нетерпением ожидая новых откровений.

– Я продолжал наблюдать за Джессикой, – снова заговорил я, глядя, как до нее доходит смысл каждого слова. – Но не особенно пристально, потому что найти на свою голову приключения в таком городе, как Порт-Анджелес, способна только ты, – от этого упрека я не удержался. Известно ли ей, что жизнь других людей не так изобилует околосмертным опытом, или же она считает происходящее с ней нормальным явлением? – Поначалу я и не заметил, что ты ушла гулять одна. А когда сообразил, что рядом с Джессикой тебя уже нет, отправился искать тебя в книжный, о котором она думала. Сразу стало ясно, что туда ты не заходила и направилась на юг… и я понял, что вскоре ты повернешь обратно, поэтому просто ждал, заглядывая в мысли то одного, то другого прохожего, чтобы проверить, не видел ли тебя кто-нибудь из них, и понять, где ты находишься. Для беспокойства не было причин… но меня не покидала странная тревога. – Я задышал чаще, вспоминая собственное чувство паники. Ее запах обжег мне горло, чему я был только рад: эта боль означала, что она жива.

Пока меня обжигает пламя, она в безопасности.

– Тогда я начал ездить кругами и… прислушиваться. – Я надеялся, что это выражение она поймет. Оно могло ввести в заблуждение. – Солнце садилось, я уже собирался бросить машину и пойти по твоему следу пешком. А потом…

Едва воспоминания захватили меня – совершенно отчетливые, яркие, будто я перенесся в прошлое, – все та же убийственная ярость нахлынула, сковывая тело льдом.

Я желал ему смерти. Он должен умереть. Крепко стиснув зубы, я сосредоточился, чтобы остаться здесь, за столом. Я все еще нужен Белле. Вот что важно.

– Что же потом? – прошептала она. Ее темные глаза стали огромными.

– Я услышал, о чем они думают, – сквозь зубы выговорил я и не сдержал невольного рычания. – Я увидел твое лицо у него в мыслях.

Я все еще точно знал, где его найти. Его черные мысли уносились в ночное небо, тянули меня к себе.

Понимая, что сейчас на моем лице застыло выражение охотника, я прикрыл его ладонью. Сосредоточился на ее мысленном образе, чтобы взять себя в руки. Изящные очертания ее костей, тонкий слой бледной кожи – как шелк, натянутый поверх стекла, удивительно нежный и непрочный. Для этого мира она слишком уязвима. Ей необходим защитник. И благодаря причудливой оплошности судьбы я гожусь на эту роль больше, чем кто-либо другой.

Я попытался объяснить свою бурную реакцию, чтобы она поняла ее.

– Было очень… тяжело, ты даже не представляешь, как трудно мне было просто увезти тебя и оставить их… в живых, – прошептал я. – Я мог бы отпустить тебя с Джессикой и Анджелой, но боялся, что, едва оставшись один, брошусь на поиски.

Уже во второй раз за этот вечер я признался, что замышлял убийство. В этом случае у меня было хоть какое-то оправдание.

Пока я силился взять себя в руки, она сидела тихо. Я прислушивался к звуку ее сердца. Ритм был сбивчивый, но постепенно замедлялся, пока снова не стал ровным. Дыхание тоже успокоилось.

Я подступил к черте слишком близко. Надо отвезти ее домой, пока не…

Значит, я его убью? Снова стану убийцей – теперь, когда она мне доверилась? Есть ли какой-нибудь способ остановить самого себя?

Она пообещала посвятить меня в подробности своей очередной гипотезы, когда мы останемся вдвоем. Хочу ли я выслушать ее? Я ждал этого момента с нетерпением, но не окажется ли удовлетворенное любопытство хуже неведения?