Ольга Елисеева - Триумфатор [litres]

Жена легата даже не могла сказать Руфу. Тот почитает проконсула. Да и что сказать? На мне колдовство? Совсем баба рехнулась в проклятых болотах! Только засмеет. И будет в чем-то прав. Неразбериха в ее собственной голове и сердце.

Между тем, на Руфа глаза не глядели. Каждую минуту, едва отвлекаясь на работу, она думала о Мартелле. Исступленно, без перерыва. Только о нем. Все остальное таяло в необъяснимом тумане. Нужно было держать лицо. И дома, и в лагере. И перед мужем, и перед людьми, и перед проконсулом. Никому не показывать вида.

Странное дело, но такая веселая и мягкая, Юния справлялась. Она едва ходила, как будто на шею ей навязали мельничный жернов. Но ходила. Заковалась в доспехи, улыбалась, шутила, а в глубине души повторяла: «Господь мое горе знает».

Мартелл же испугался того, что наделал. Боялся даже приблизиться к ней. Беседы кончились. Ни она не шла на разговор: скрытничала, притворялась, будто все в порядке, да и не женщине показывать себя первой! Ни он – боялся уронить свое величие, будь оно проклято! Стыдился содеянного. Откровенно не знал, как поступить. Безумно надеялся, что Юния придет сама. Боялся этого. Желал до судорог. Даже Карру перестал замечать.

А та смеялась:

– Не идет? Делай еще. Или накажи за непокорность. Сломай волю. Накажи!

Только сознавая, что этого требует темная сторона его личности, проконсул мог устоять. А на Юнию смотрел как на сломанную куклу. Она шла к нему с дорогой душой, вся горела. А он в испуге старался отпугнуть презрением, холодностью, будто бы не замечает направленных на него горящих глаз.

В какой-то момент ей стало так тяжело, что, стоя посреди лагеря, под мелким сеявшим и сеявшим дождем, она вскинула лицо к небу и взмолилась: «Господи, будь судьей между мной и этим человеком!» И продолжала просить: «Верни меня домой, домой!»

– Это ужасное место, – сказал Авл легатам и трибунам вновь прибывших войск из временных лагерей. – Почему вы до сих пор не начали строить постоянные форты? – И уставился на Руфа холодными глазами прокуратора.

– Мы ждали, пока нас сменят, – отчеканил тот. – Без приказа из Сената я не осмеливался рубить форты.

– Рубить? – не понял командующий.

– Ну, рубить, – Руф развел руками: мол, чего неясного? – Камней мало. Кирпич-сырец непрочен. Даже если его обжечь… первая же катапульта… – Можно не договаривать. – Дерном и так обложены насыпи. Поэтому стены надо рубить. Из стволов. Хотя деревья, конечно, против. Не поддаются топорам. Сопротивляются.

Опять сел на любимого конька: все тут живое, и все враждебное! Но Авл оценил идею. Хоть ребята к этому и непривычны – научатся.

– Местные так делают, – пояснил Руф.

– Местные, – передразнил Валерий Друз. – Разве трудно послать людей и набрать камней?

– На болоте, – усмехнулся Руф. – Да и не позволю я солдатам попусту ходить по здешним лесам. – Парень весь встрепенулся, расправил плечи: стоит за своих.

«Все еще считает их своими, – отметил проконсул. – Как жену». Это откуда? Пришло на ум. Конечно, Юния для него – своя, собственная. Мало ли что Мартелл видит в ночных грезах! К счастью, ни один из них, ни Юния, ни Руф, этого не знают. Стыда не оберешься!

Правда состояла в том, что этой ночью, как и всеми предыдущими, Авл видел чужую жену рядом с собой, и до того это было естественно, до того обычно, что он даже удивился, когда очнулся, что в реальности все не так. Хотелось просто лечь с ней и лежать бок о бок, даже не иметь ее, а чувствовать рядом теплое дыхание – так он измучился.

«Эту женщину я должен был встретить, если бы остался без лара, таким, как есть, – сказал себе Авл. – Неплохая замена Папее». Той всего мало, и денег, и внимания. Минутами он начинал задыхаться на пороге собственного дома – такое отвращение охватывало. Не мог слышать ее вечно требующий голос, с визгливыми, срывающимися на крик интонациями. Почему она всегда кричит? Ругает его? Уж, верно, с Юнией они бы так не жили. Добрая.

Если бы без даймона он остался честен и прост, значит, шел бы обычным путем и, дослужившись потом и кровью до легата, решил бы жениться. Уже немолодым – лет десять назад. Непрожитая жизнь представилась ему такой хорошей, такой правильной. Ворюга Варрес выдал бы за него дочь. Еще, может, и не выдал бы!

Поехала бы она к нему, как поехала к Руфу в болотный край? Такая поехала бы. Он знал точно. Ночью просто мутило от ощущения неосязаемой близости. Видел ее в своем доме. Целые сцены – вот несет ему на стол в таблинум [33] таблинум – кабинет. блюдо с фруктами, присаживается на ручку куриального кресла, начинает ничего не значащий разговор, отвлекает от бумаг. Он полуобнимает ее, продолжает читать. Она недовольна, сметает рукой со стола свитки. Требует внимания. Он готов. Более чем готов.

Тут Авл обрывал себя. Не заканчивал видения. Обеими руками нажимал ниже живота, сгибался в крюк, подтянув ноги к подбородку. Выл, кричал, не выдерживал, даже слезы наворачивались.

Теперь этот Руф говорит умные и полезные вещи, и командующий не будет так мелочен, чтобы ненавидеть его за Юнию, и на этом основании не принимать его предложения.

– Рубить так рубить, – вслух согласился Мартелл. – Это на перспективу. Скажу прямо, я хочу построить здесь стену, Лимес, как в Галлоте, и оттеснить воинственные племена за нее. А в фортах разместить легионы, в нормальных, человеческих условиях. – Тут он тяжело глянул на Руфа: сколько можно топить землянки по черному и заставлять собственную жену задыхаться в едком дыму? – Хочу и построю. – Он был в себе уверен: всегда делал невозможное. – Но пока стягиваем силы.

Руф и Лепид разом подняли левые руки.

– Один из лагерей до сих пор не прибыл, – легат болотных жителей был явно смущен. – Он располагался у реки Скульд, на самом севере. Там живут очень дикие, ссорящиеся друг с другом племена. Если они поладили и напали вместе…

– Я думаю, нужен рейд в те места, – вторил Лепид. – Посмотреть, что с лагерем. А если племена прорвались, то где они сейчас? Что замышляют?

– Согласен, – кивнул Руф. – И нужно выбросить с нашей стороны за Скульд все бродячие банды.

Самая большая полноводная река, которая не хуже Лимеса отделяет мирные племена от воинственных дикарей. Потому по ее берегам и поставлены лагеря. Нет, Авл не назвал бы Руфа плохим стратегом. Все, что сделал парень, командующий сделал бы и сам. «Не без мозгов, нет, не без мозгов». Понятно, почему Юния пошла за ним. «Умен, надежен и любит ее, – должен был признать Мартелл. – Я-то здесь при чем? Она счастлива, а я дурак…» И тут же захлестнула обида.

Собравшиеся, между тем, бубнили над картой.

– Мы тут сами рисуем, – как бы оправдывался Руф. – Сначала абрисы, потом переносим их на кабанью шкуру, ягнят-то нет.