Ольга Елисеева - Триумфатор [litres]

Авл закивал: да, да, да. Надо уметь заменять камни на дерево, а ягнят на диких свиней. На чем бы ни писать, лишь бы писать!

– Нужен рейд, – настаивал Лепид.

– Согласен, – кивнул Руф.

– Согласен, – склонил голову Валерий Друз.

«Ну, в кои-то веки!»

– Согласен, – проконсул очень хотел бросить пару когорт на разведку. Не верил, что в старом лагере обошлось без драки.

Когорты двинулись. С ними Мартелл направил сразу и Лепида и Руфа. Один рвется в бой, другой удерживает опытом. Пусть объездят друг друга.

Юния вновь стала приходить к нему. Он сделал над собой усилие и демонстрировал ей радушие. Она скрывала за болтовней тревогу, отвечала на вопросы по своей рукописи. Между ними воцарилось хрупкое согласие, хотя неловкость не исчезла. Он делал вид, будто ничего нет. Она делала вид, будто ничего нет. Ничего и не было, пока хоть один из них не совершил бы роковой шаг навстречу другому.

Но никто не совершал. Он – из опасения показаться смешным. Она – из опасения обрушить небо им на головы. Юнии казалось, что пока она молчит, ничто не угрожает ее теплому домашнему миру. А Авл уже знал, что теплый мир – это то, что она сама создает вокруг себя, словно Персефона, вышедшая из Аида и рассыпавшая весенние цветы с подола платья, будившая деревья, заставлявшая травы расти.

– Вдруг они не вернутся?

– Вдруг их съедят, – передразнил Авл. – Они оба легаты. Должны быть в любую минуту готовы к смерти.

Юния начинала шмыгать носом.

– Ты же лацийка. Веди себя твердо, – негодовал командующий. – Выйдешь еще раз замуж.

Он не сказал: за меня. Но оба это почувствовали. Отчего стало очень неловко.

– Нет, – коротко отрезала женщина.

Мартелл даже обиделся. Почему это нет? Я так плох?

– У нас не принято.

Юния без малейшего смущения тыкала в нос командующему свою веру.

– Все мы только люди, – пожал плечами проконсул. Но видя, как ей несладко, смягчился: – Да вернется он.

Но и проконсула беспокоило отсутствие вестей.

Как вдруг прибрел гонец. Не прискакал с победным кличем, как положено. Не пришел пешком, мол, лошадь в этих гиблых местах сломала ногу, попала копытом в кротовью нору: простите, опоздал. А именно прибрел, израненный, в покореженных доспехах. Без шлема и с узлом из плаща за плечами.

За ним ковыляло полсотни побитых и насмерть испуганных легионеров. Все они были сильно ранены и не годились дикарям в пленные – никудышные рабы, еще надо лечить!

Гонец развязал плащ. Оттуда к ногам проконсула, как тыквы, покатились головы солдат. Авл только успел крикнуть:

– Юнию не зовите!

К счастью, ни Руфа, ни Лепида среди них не было. Мартелл перевел дух.

– Была пара стычек, – понуро сообщил гонец. – Они резали наших прямо на подступах к Скульду. Лагерь там давно сожжен. Гарнизон частью перебит, частью разбежался. Теперь блуждают по этим проклятым дебрям. – Солдат качался от усталости из стороны в сторону. – На нас напали ночью. Никто даже тревогу поднять не успел. Легатов захватили и уволокли. Нас отправили с этим подарком.

Видел Авл и не такие подарки! Некоторые дикари, например, у семиколонного храма в Гераше ослепляют пленных, выкалывают по одному глазу (совсем незрячий не годится работать), отрезают языки, скопят – и все это отправляют завоевателям в просмоленных мешках, откуда кровь не капает. Мартеллу казалось, что нет на свете такой вещи, которая бы его удивила.

Оказывается, есть.

Юния все же прорвалась. Увидела головы. Не закричала, не испугалась. Стала собирать обратно в плащ и понесла подальше от площадки со значками легионов перед палаткой командующего.

– Куда она пошла? – нервно потребовал Авл.

– Раздать останки женам, ну дикаркам, которые жили с этими легионерами. Оплакать надо.

– Ладно, – проконсул тяжело опустил руку на подлокотник кресла. – Что нам велели передать? При каких условиях эти вороньи дети отпустят пленных?

Мартелл уже понимал, что придется торговаться, и торговаться долго. А потом, ничего не выторговав, все-таки двинуть легионы и нанести невидимому врагу поражение. Участь Руфа и Лепида незавидна. Как и остальных. Скорее всего их убьют, но убьют медленно – у варваров принято издеваться над пленными, ублажая своих чумазых богов.

– Так чего они хотят?

Солдат помялся.

– Они хотят лацийку. Одну на всех. Тогда отпустят наших. И тех, что взяли сейчас, и старых, кто давно у них. Никогда не видели лацийских женщин…

Авл испытал мгновенный приступ ярости. Он сжал кулаки, глубоко впиваясь ногтями себе в ладони. Захотелось забить гонцу землей рот.

– Заткнись! – Надо было удержать себя от грубого слова. Жестом потребовать молчания. Но проконсул не справился. – С этим вы ко мне пришли? Мужчины! Солдаты! Вас пять десятков. Вы должны были попробовать освободить своих, а не ползти сюда побитыми собаками. Трусы!

Кажется, пришедшие понимали, что за приговор их ждет. Децимация. Каждого десятого руками товарищей. И все равно боялись оставаться снаружи лагеря, среди деревьев еще больше, чем кары от своих.

– Децима, – жестко обронил Авл.

Повздыхав, увечные начали строиться.

– Мой господин!

Ее тут только не хватало!

Юния раздала головы и вернулась к шатру командующего.

– Мой господин, пощадите их. – Она, никого не смущаясь, стала перед его креслом на колени. – Милосердия!

– Не в походе, – буркнул Авл. – Уходи, тебе тут не место.

Никуда она не ушла. Мелкий, невесомый дождь сеял и сеял. От него не было защиты. Волосы, лицо, одежда, казалось, пропитались им.

– Милосердия. Эти люди и так ранены. Некоторые не выживут. Зачем их убивать?

– Они побежали, – фыркнул Авл. – Я решил.

– Перемените приказ. Нас здесь мало. А станет еще меньше. Зачем убивать своих?

«Затем что они струсили! Какая может быть дисциплина, если виновный не наказан? Какая справедливость?»

– Наказание наказанию рознь, – не отставала Юния. – Нас очень мало.

Усилием воли Мартелл подавил собственное упрямство. Она говорит дело. Месяц скачи, ни одного лацийского поста. Помощи ждать неоткуда. Нужны все.

– Хорошо, – наконец, смягчился он. – Вы, трусы, возьмете в руки лопаты и будете поновлять ров. После того, как вас вылечат, конечно. И еще, – он помедлил, теша свою злопамятность, – по сорок ударов палкой на глазах всего лагеря.

Трусы тоже упали на колени, благодаря милость богов и мягкосердечие командующего.

«Хорошо хоть она не слышала требования варваров. А то бы за своего любимого Руфа…»

Не слышала. Но ей вскоре донесли. Паче чаяния, Юния не явилась к нему слабым голосом требовать, чтобы ее отпустили. Бесполезно. Он еще поставил охрану у ее землянки.

Довольный тем, что его больше не тревожат, Авл лег спать. Даже Карра не приходила. Возможно, в эту ночь тварь была в другом месте? Нашептывала черные безумные мысли у другого изголовья? Усыпляла часовых? Подводила лошадь? Бесшумно опускала подъемный мост? Она ведь тоже ревнива, не хуже Папеи. И тоже желала бы увидеть соперницу на погребальном костре.