Робертсон Дэвис - Убивство и неупокоенные духи [litres]

– Джон, ты, возможно, слышал, что вся страна в рецессии. Настали тяжелые времена. И еще мне пришлось улаживать дела папы после его смерти, а это дорого обошлось. Чуть-чуть тут, чуть-чуть там, но если сложить все вместе, получится удивительно большая сумма.

– Ага, Уолтер, но разве ты не видишь… нет, конечно, не видишь, ибо ты позволил мелкому городишке, в котором живешь, запорошить тебе глаза. Все эти так называемые рецессии – лишь временные явления. Но для человека, обладающего Видением, они открывают возможности. Когда железо горячо, ковать может любой. Но лишь человек, обладающий Видением, кует за миг до того, как оно остынет, и удивляет всех, кого напугало мимолетное затишье в экономике. Так ты говоришь, что не сможешь собрать заемный капитал?

– Ни пенса.

– Это ты так думаешь. Но ты ошибаешься, Уолтер, ты ошибаешься. У тебя в распоряжении огромный капитал. У тебя есть доброе имя, кредит, репутация кристально честного человека. Ты можешь взять заем. Когда ты передашь своему банкиру то, что я тебе сейчас открою, он тебя завалит предложениями. Банкиры не глупы, знаешь ли.

– Вероятно, не более глупы, чем люди в среднем.

– А теперь слушай. И прошу тебя, рассматривай этот наш разговор как sub rosa . Это значит «большой секрет», чтоб ты знал.

– Джон, меня учили латыни.

– Ах да, конечно. Это еще один аспект твоего Капитала, который ты не используешь. А теперь слушай меня очень внимательно. У меня есть бизнес-партнер. Я не так давно его знаю, но он один из самых впечатляющих, дальновидных людей среди моих знакомых. Он только что вернулся из Канады. Это золотой край. Возможности там открываются потрясающие, и люди из самых разных стран спешат в Канаду, чтобы их реализовать. Большие шансы расхватывают быстро, но еще можно успеть и совершить великие дела. Слушай, Уолтер, ответь мне: в чем мир сейчас нуждается больше всего?

– Хотел бы я знать.

– Ты знаешь. Подумай. Уголь! Вот что нужнее всего! Уголь! Черный алмаз! Угля не хватает – и промышленность работает с перебоями. Канада же просто-напросто набита углем, но до сих пор по этому поводу почти ничего не предпринимали. Ну вот, а этот мой знакомый – к сожалению, я не могу тебе сказать, как его зовут, поскольку он настаивает на строжайшей конфиденциальности – выступает как агент крупной компании, у которой есть контора в Ливерпуле. Он предлагает огромные залежи угля на севере Манитобы, по смешной цене за акр. Он готов отдать мне пятьсот акров невероятно богатых месторождений в северной части провинции – просто потрясающе, уголь залегает совсем близко к поверхности, хоть руками подбирай. Не нужны никакие дорогие шахты. А накопанный уголь – накопанный, понимаешь, а не добытый с трудом где-то в глубинах – можно транспортировать на юг по реке Нельсон в процветающее селение Виннипег, а оттуда уже развозить по всему миру. Не только в Британию, понимаешь? По всему миру, потому что в угле нуждается весь мир. Это как раз то изумительное стечение обстоятельств, когда сошлись Возможность и Видение и ждут лишь живительного прикосновения Капитала, чтобы создать огромные состояния. Просто ошеломительно! Ну, что скажешь?

– Я знаю по опыту, что предприниматель из меня никакой.

– Но ты можешь им стать! Ты передумаешь. Ты осторожен, но не глуп. А я пока разведаю, кого из жителей графства можно уговорить войти со мной в долю. Я хочу встретиться с крупными местными либералами, для начала. Людьми, умеющими видеть перспективу. Полагаю, я могу сослаться на тебя?

– Лучше не надо, Джон. Для тебя же лучше. После папиных неприятностей имя Гилмартинов звучит уже не так гордо. Но я желаю тебе удачи. Ты же знаешь.

– Это очень большая возможность, Уолтер. Просто огромная. Скажу больше – сногсшибательная. Я просто благоговею от мысли о том, что принесет нам Канада.

Джон будет жить «лагерем» у родичей, пока ему, Полли и детям не придет пора уехать в Канаду – в Новый Свет, – чтобы навеки освободиться от британской мелочности и тесных оков социальных условностей. Вся семья согласна, что Джон Джетро – человек удивительного, непобедимого духа. Это тем более похвально, что у него легкие, как говорят, «задеты». Лишь намек на туберкулез, бич Уэльса, такой же опасный в девятнадцатом веке, как в мое время СПИД. Один из частых спутников туберкулеза – чрезмерное оживление, лихорадочная работа ума. Я вижу Джона Джетро в тесной гостиной – он с подлинно валлийским красноречием разливается о богатствах, ожидающих всю семью в Канаде. Уолтер слушает с печальной сдержанностью человека, не знающего, чем завтра заплатить по счетам. А его должники не торопятся платить ему самому. Мод и Элейн зевают, прикрывая рот рукой и мечтая наконец разложить раскладушку и лечь спать. Лишь Полли и Дженет слушают как зачарованные, веря каждому слову – в девочках девятнадцатого века взращивали беспрекословную веру в их замечательных братьев и мужей.

Даже я, плохо знающий географию, понимаю: если тамошний уголь на что-нибудь и годится (на самом деле нет), река Нельсон бурная и полна порогов и совершенно непроходима для тяжелых барж. И вообще она течет в другую сторону – и как перетаскивать угольные баржи через пороги на реке, где нет шлюзов? Такие сцены часты в истории Канады: надежды взлетают на крыльях невежества, а дух авантюризма ведет к погибели.

Разумеется, Джон Джетро делит кровать с Полли, живот которой быстро растет – гораздо быстрее, чем у большинства беременных. Раздувающийся живот словно символизирует ее податливость и плодовитость. Малютка Олвен ночует в корзинке на полу. То есть когда не воет оттого, что у нее как раз сейчас режутся зубки. Но Джон Джетро и Полли спят в лучшей спальне – сном уверенных в себе и доверчивых людей.

Мальчики – Альберт, Томас, Гарри и Ллойди – не уместились в квартире над портняжной мастерской. Их поселяют на той же улице у некой миссис Джо Дэвис, четвероюродной сестры. Несколько шиллингов за съем чердака у миссис Дэвис платит Уолтер, так как Джон Джетро, коммерсант, временно находится в стесненных обстоятельствах и не может пойти на такой расход. Но конечно, все семеро Дженкинсов столуются у Гилмартинов трижды в день, а у растущих мальчиков изумительный аппетит. Дженет смеется над их прожорливостью, а сама изворачивается как может, чтобы растянуть скудный бюджет и поставить на стол, окруженный толпой едоков, хоть какую-нибудь еду.

Милая Дженет! Наблюдая эти семейные сцены, я обнаруживаю, что влюбляюсь в нее. Да, в свою собственную прабабку! Лишь ее мужество и кротость держат на плаву это хозяйство – бредящего оптимиста-брата, павшего духом мужа – бывшего математика, а ныне портного, золовку Полли – мягкую машину для воспроизводства населения, не годную ни для чего другого, и девять детей, шумных и эгоистичных, как и положено детям. Они и должны быть такими, если хотят выжить во взрослом мире. Дженет не слишком умна, не слишком крепка физически, из нее не вышло бы Жанны д’Арк, но благодаря ее твердой вере и простой доброте – качеству явно дефицитному в мире на момент, когда я так внезапно покинул его несколько дней назад, – все семейство держится на плаву и даже нередко смеется.