Робертсон Дэвис - Убивство и неупокоенные духи [litres]

Неужели все ушло – любовь и чуткость этих людей, которых больше нет? Я не надеюсь на что-то примитивное, устарелое. Я не хочу, чтобы на моей могиле зажигали свечи в День Всех Святых или рыдали обо мне в подушку в глухой ночи. Но включат ли они меня в круг своей любви? В свете того, что я сейчас вижу, это крайне маловероятно.

Что же я вижу? Свою жену. Она сидит у своего литературного агента, в его кабинете. Кабинет по идее должен иметь деловой вид, но он завален пыльными пачками машинописных листов, уродливыми фотографиями писателей (мужчины – неопрятные и всклокоченные, в водолазках и джинсах, женщины – многие некрасивы, в огромных очках, некоторые с кошками), в нем царит литературный беспорядок и слишком сильно пахнет хорошими, но резкими сигарами.

– Рейч, мне надо быть осторожной. Если мы ускорим выход книги, не будет ли это выглядеть чересчур расчетливо – как будто я на самом деле не пережила нечто страшное и лишь охочусь за деньгами?

– Эсме, ты должна понимать: именно поэтому твой агент – твой лучший друг. Он видит то, чего не видишь ты. Он видит достаточно далеко вперед, чтобы планировать второе издание в мягкой обложке, гастроли с чтением лекций, а может, если все правильно сделать, даже телесериал. Дополнить книгу, сделать ее еще более личной, привлечь миллионы зрителей. Это очень динамичная картина.

– И ты думаешь, я справлюсь?

– Эсме, ты сама прекрасно знаешь, что справишься, и ты в самом деле справишься. Погляди на себя объективно. Я знаю, это трудно, но ты умная женщина и у тебя получится. Что ты такое? Во-первых, как ты опять-таки сама знаешь, ты красива…

– Ох, Рейч, не говори глупостей…

– Детка, послушай меня, старика. Я знаю, что такое красота в современном понимании. Ты – то, что надо. Эти картинки в модных журналах, эти фотомодели – мрачные девицы, кривятся как чокнутые, и кажется, что их укус ядовит. Но какие волосы! Господи, какие волосы! И костяк! Нынче в моде анорексичный вид, но с большими сиськами. Пара отменных маракасин – и у тебя они есть…

– Рейч, давай все же к делу.

– Знаю! Я совершенно объективен. У тебя есть все, что надо. Ты только предоставь мне действовать, и одному богу известно, чего мы можем достичь.

– Ну, если ты так говоришь…

– Говорю. Я смотрю в совершенно иной перспективе, недоступной для тебя. Не думай, я помню, что ты овдовела, да еще при таких ужасных обстоятельствах. Господи Исусе… Гил лежит на полу, весь в крови, ты сжимаешься от ужаса в постели, вдавливаясь спиной в подушку, а убийца тем временем убегает! Думаешь, я об этом забыл? Может быть, в телесериале даже воспроизведут момент убийства, – конечно, вместо тебя играть будет актриса, иначе получится дурновкусица и отпугнет зрителей старше тридцати… Но инсценировки будет достаточно, чтобы до зрителей дошло, какую чудовищную трагедию ты пережила.

– Да, сцена выйдет мощная. Но произносить текст я, конечно, буду сама. Так? В темном костюме. Не черном. А то для современных зрителей это будет слишком сильно напирать на вдовство.

– И волосы распустишь. Начни-ка ты их отращивать прямо сейчас. Чем длиннее, тем лучше.

– Они и сейчас не короткие.

– Отпусти еще длиннее. Время есть, если у тебя волосы растут быстро. Но первым делом надо выпустить книгу. Я прозондировал почву…

– Так скоро?

– Отнюдь не скоро. Ты забыла, сколько времени нужно в наши дни, чтобы книга вышла. Даже если очень торопиться, это несколько месяцев. Так что начинай работать над текстом, не теряя ни минуты. Надо ковать железо, пока горячо, а то вся эта история остынет. Общий план, который ты мне прислала, – он ничего, но недостает изюминки. Мне нужно дня два-три, чтобы понять какой, но я выясню и сразу дам тебе знать. Не пиши длинно. Это не «Война и мир», знаешь ли. Сто двадцать пять страниц с хорошим интервалом, сногсшибательной обложкой, сзади – отличное фото тебя. А сейчас иди домой, Эсме. Сделай глубокий вдох и садись за машинку. Времени терять не приходится.

– Ну, Рейч, если ты знаешь, что делаешь…

– Знаю. И не думай, что я черствый. У меня сердце кровью обливается. Но когда ты начнешь писать, это тебя утешит, как ничто другое. Писательство – лучшее лекарство от разбитого сердца.

– У меня все в порядке с сердцем. Желудок пошаливает.

– Ну конечно. Шок. Тяжелая утрата бьет по всему организму. Так что пиши! Это лучшая терапия.

– Наверно, на самом деле… возможно, очень самонадеянно так говорить… я это делаю ради других людей.

– Ради других разбитых сердец. Ради других понесших тяжелую утрату. Так и надо на это смотреть. Я с тобой свяжусь в начале следующей недели.

– Можете назвать это причудой, если угодно. Но я уверен, вы понимаете, как сильна может быть причуда. Иначе я, возможно, не выдержу. – Нюхач принял чрезвычайно серьезный вид.

– Ты хочешь сказать, что отказываешься от должности Гила, если, чтобы ее занять, тебе придется переехать в кабинет Гила?

– Не отказываюсь. Нет-нет, шеф, я ничего такого не имел в виду. Это замечательная возможность навести порядок в отделе культуры, придать ему связность. Гил, бедняга, мало что понимал в связности.

– Я бы на твоем месте не заходил так далеко. Отдел и сейчас в прекрасном состоянии.

– О, конечно, конечно. У Гила был подход; я этого не отрицаю. Но кое-что можно улучшить. Значит, вы видите…

– Я вижу, Ал, что ты хочешь занять место Гила, но с условием, что тебе не придется занимать его кабинет.

– Он забит его вещами. Гил тащил в гнездо что попало.

– Сказать заведующему хозяйством, и он все вывезет за полдня.

– Да, конечно. Но атмосфера останется.

– Не понимаю. Какая еще атмосфера?

– Ну вы знаете… его присутствие, его флюиды, которые впитались в стены, в занавески…

– Сказать заведующему хозяйством, и стены покрасят, а занавески отнесут в химчистку.

– Похоже, я недостаточно ясно выражаюсь.

– Нет, Ал, если честно, то нет. Скажи мне, какого черта ты на самом деле хочешь?

– Я не хочу сидеть там, где обитает дух мертвеца.

– Это что-то новенькое. Тебя послушать, у нас тут какой-то замок Дракулы. Господи, Ал, нашему зданию от силы семь лет. Все личные кабинеты руководящих сотрудников – одинаковые. Но я вижу, тебя что-то беспокоит, и готов пойти навстречу в разумных пределах. Если ты не хочешь переезжать в кабинет Гила, то куда ты хочешь переехать?

– Я думал про кабинет Макуэри.

– Если тебя волнует атмосфера, то кабинет Макуэри практически и есть замок Дракулы. Я в жизни не видел столько причудливого хлама. Чего стоит один череп на книжном шкафу! Но Макуэри отличный работник. Его серия статей о женском священстве получила премию за журналистику. Зачем сгонять его с места?